Чтение 215–й страницы книги ~Графиня Де Шарни~

перед ним устоять!

Когда до церкви оставалась сотня шагов, бедный аббат перестал
сопротивляться.

Он был окончательно сломлен.

Собравшиеся расступились, пропуская Бийо и аббата.

Аббат бросил испуганный взгляд на выломанную дверь, рассыпавшуюся в
щепки, словно она была из стекла, а не из дуба, и, видя, что все те, кому он
строго-настрого запретил появляться в церкви, заняли свои места - кто с
инструментом, кто с алебардой, кто С книгой в руках, - он покачал головой,
будто признавая, что неведомая грозная сила нависла если не над церковью, то
над его слугами.

Он вошел в ризницу и некоторое время спустя вышел оттуда в облачении со
святыми дарами в руках.

Но в ту самую минуту, как, поднявшись по ступеням алтаря и возложив
святые дары на престол, он повернулся, собираясь начать отпевание, Бийо
протянул руку со словами:

- Довольно, худой служитель Господа! Я желал сломить твою гордыню, и
только! Но я хочу, чтобы все знали, что святая женщина, каковой была и
остается моя супруга, может обойтись без твоих молитв, злобный фанатик!

Под сводами церкви поднялся ропот. Тогда он прибавил:

- Ежели в этом есть что-либо святотатственное, пусть наказание падет на
мою голову.

Поворотившись к огромной толпе, затопившей не только церковь, но площадь
перед мэрией и ту площадь, на которой находилась водонапорная башня, он
крикнул:

- Граждане! На кладбище! Собравшиеся подхватили:

- На кладбище!

Четверо солдат снова просунули под гроб ружейные стволы, подняли его, и,
как пришли, без священника, без церковных песнопений, без похоронных
почестей, которыми церковь обыкновенно сопровождает человеческие страдания,
шестьсот человек двинулись во главе с Бийо к кладбищу, расположенному, как
помнят читатели, в конце узкой улочки Пле, в двадцати пяти шагах от дома
тетушки Анжелики.

Ворота кладбища были заперты.

Удивительная вещь: это обстоятельство остановило Бийо.

Смерть чтила мертвых.

По знаку Бийо Питу бросился на поиски могильщика.

У могильщика был ключ от ворот; это не вызывало сомнений.

Пять минут спустя Питу вернулся, неся не только ключ, но и две лопаты.

Аббат Фортье отказал несчастной г-же Бийо и в церкви, и в освященной
земле: могильщик получил приказание не рыть могилу.

Когда стало известно об этой демонстрации ненависти священника по
отношению к фермеру, по рядам собравшихся пробежал ропот возмущения. Если бы
в душе Бийо было на четверть желчи, то есть столько же, сколько в душе
любого святоши, что, кажется, весьма удивляло Буало, фермеру довольно было
бы шепнуть словечко, и аббат Фортье был бы удовлетворен в своем желании
стать мучеником, о чем он кричал во все горло в тот день, когда отказывался
служить обедню на алтаре Отечества.

Однако Бийо умел ненавидеть, как дикий зверь: он мог разорвать,
растоптать, разметать в клочья походя, но никогда не возвращался назад.

Он жестом поблагодарил Питу, одобряя его намерения, взял у него ключ,
отпер ворота, пропустил вперед гроб, потом прошел сам, а за ним хлынула
похоронная процессия, в которой были все способные ходить.

Дома остались только роялисты и святоши.

Само собою разумеется, что тетушка Анжелика, принадлежавшая к числу
последних, в ужасе захлопнула свою дверь, вопя о мерзостях и призывая на
голову своего племянника громы небесные.

Но все, у кого были доброе сердце, здравый ум, сыновняя почтительность;
все, кого возмущала ненависть, вытеснившая сострадание, жажда мести,
заменившая любовь к ближнему, то есть три четверти всего города, были там,
выражая протест не против Бога, не против церкви, а против священников и
фанатизма.

Они пришли к тому месту, где их должна была ожидать вырытая могила и где
могильщик до приказа аббата успел лишь наметить ее контуры. Бийо взял у Питу
одну из лопат.

Обнажив головы, Бийо и Питу, окруженные толпой сограждан, также снявших
шляпы и подставивших головы обжигающим лучам июльского солнца, взялись
копать могилу для несчастной женщины, одной из самых набожных и смиренных
прихожанок аббата, которая очень удивилась бы, если бы при жизни ей сказали,
причиной какого неслыханного скандала она явится после смерти.

Эта работа заняла около часу, и ни тот, ни другой ни разу не подняли
головы, пока дело не было сделано.

Тем временем были принесены веревки.

Бийо и Питу опустили гроб в могилу.

Они так просто и естественно воздавали последний долг той, которая этого
от них и ожидала, что никому из присутствовавших не пришло в голову
предлагать им помощь.

Напротив, казалось святотатством мешать им исполнить все до конца.

После того, как о крышку дубового гроба стукнули первые комья земли, Бийо
провел по лицу рукой, а Питу вытер глаза рукавом.

И они опять замахали лопатами.

Когда все было кончено, Бийо отшвырнул лопату и протянул Питу руки.

Питу бросился фермеру на грудь.

- Бог мне свидетель, - молвил Бийо, - что я обнимаю в твоем лице все то,
что составляет простые и великие земные добродетели: милосердие,
преданность, самоотверженность, верность, - и что я готов посвятить всю свою
жизнь торжеству этих добродетелей!

Простерев руку над могилой, он продолжал:

- Бог мне свидетель в том, что я объявляю беспощадную войну королю,
приказавшему меня убить дворянству, обесчестившему мою дочь; духовенству,
отказавшему в погребении моей жене!

Повернувшись лицом к слушателям, с одобрением внимавшим его клятве, он
обратился к ним с такими словами:

- Братья! Скоро будет созвано новое Собрание вместо кучки предателей,
заседающих в этот час в Клубе фельянов: выберите меня своим представителем в
это Собрание, и вы увидите, умею ли я исполнять свои клятвы!

В ответ на предложение Бийо послышались дружные крики всеобщего
одобрения; и в эту минуту на могиле жены, мрачном алтаре, достойном страшной
клятвы фермера. Бийо был избран в Законодательное собрание. Бийо
поблагодарил сограждан за поддержку, только что оказанную ему и в его любви
и в его ненависти, после чего все жители разошлись по домам, и каждый из них
унес в своем сердце самый дух Революции, против которой выставляли в слепой
злобе свое самое страшное оружие короли, знать и духовенство, - те самые,
кого она неизбежно должна была поглотить!

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

Глава 1

БИЙО-ДЕПУТАТ

События, о которых мы только что рассказали, произвели глубокое
впечатление не только на жителей Виллер-Котре, но и на фермеров окрестных
деревень.

А фермеры - большая сила на выборах: каждый из них нанимает десять,
двадцать, тридцать поденщиков, и хотя выборы в те времена были
двухступенчатыми, исход их зависел исключительно от деревни.

Прощаясь с Бийо и пожимая ему руку, каждый из них сказал всего два слова:

- Будь спокоен!

И Бийо возвратился на ферму, в самом деле успокоившись, потому что
впервые за последнее время он наконец понял, что сможет воздать знати и
королевской власти за причиненное ему зло.

Бийо чувствовал, он не рассуждал, и его жажда мести была столь же слепа,
как полученные им удары.

Он вернулся на ферму, ни словом не обмолвившись о Катрин; никто так и не
понял, догадался ли он о ее недолгом пребывании на ферме. Вот уже год он не
упоминал ее имени; для него дочь словно перестала существовать Не то Питу -
золотое сердце! Он в глубине души сокрушался, что Катрин не может его
полюбить; однако сравнивая себя с Изидором, молодым галантным дворянином, он
прекрасно понимал чувства Катрин Он завидовал Изидору, но ничуть не сердился
на Катрин; напротив, он любил ее преданно, любил До самозабвения.

Было бы ложью утверждать, что его преданность была совершенно лишена
тревоги; но даже эта тревога, заставлявшая сердце Питу сжиматься всякий раз,
как Катрин проявляла любовь к Изидору, свидетельствовала о невыразимой
доброте его души.

Когда до Питу дошла весть о гибели Изидора в Варенне, он почувствовал к
Катрин искреннюю жалость; воздавая молодому дворянину должное, он, в
противоположность Бийо, вспомнил, какой тот был красивый, добрый, щедрый,
словно позабыв, что Изидор был его соперником.

Это привело к тому, что мы уже видели: Питу не только полюбил Катрин в
печали и трауре еще больше, чем в те времена, когда она была беззаботной и
кокетливой девушкой, но и, что может показаться вовсе невероятным, он почти
так же горячо полюбил ее бедного малютку.

Неудивительно поэтому, что, распрощавшись с Бийо, Питу, вместо того чтобы
пойти в сторону фермы, зашагал в Арамон.

Все так привыкли к неожиданным исчезновениям и столь же неожиданным
появлениям Питу, что, несмотря на высокое общественное положение капитана
Национальной гвардии, его исчезновения ни у кого не вызывали больше
беспокойства; когда Питу уходил, жители друг другу сообщали по секрету:

- Анжа Питу вызвал генерал Лафайет!