для этих людей единственное содержание их жизни. Я не думаю, чтобы их
когда бы то ни было охватывало уныние. Но, может быть, я несправедлив в
данном случае. Во всяком случае, Анну Андреевну они обожали. Приходили
и другие люди: Кома Иванов, гениальный Симон Маркиш, редакторши,
театроведы, инженеры, переводчики, критики, вдовы -- всех не назвать. В
семь или восемь часов вечера на столе появлялись бутылки.
[Волков:]
[Бродский:]
причине, по которой я его уже не особенно пью: виноградные смолы сужают
кровеносные сосуды. В то время как водка их расширяет и улучшает
циркуляцию крови. Анна Андреевна была сердечница. К тому времени у нее
уже было два инфаркта. Потом -- третий. Анна Андреевна пила совершенно
замечательно. Если кто умел пить -- так это она и Оден. Я помню зиму,
которую я провел в Комарове. Каждый вечер она отряжала то ли меня, то
ли кого-нибудь еще за бутылкой водки. Конечно, были в ее окружении
люди, которые этого не переносили. Например, Лидия Корнеевна Чуковская.
При первых признаках ее появления водка пряталась и на лицах воцарялось
партикулярное выражение. Вечер продолжался чрезвычайно приличным и
интеллигентным образом. После ухода такого непьющего человека водка
снова извлекалась из-под стола. Бутылка, как правило, стояла рядом с
батареей. И Анна Андреевна произносила более или менее неизменную
фразу: "Она согрелась". Помню наши бесконечные дискуссии по поводу
бутылок, которые кончаются и не кончаются. Временами в наших разговорах
возникали такие мучительные паузы: вы сидите перед великим человеком и
не знаете, что сказать. Понимаете, что тратите его время. И тогда
спрашиваете нечто просто для того, чтобы такую паузу заполнить. Я помню
очень отчетливо, как я спросил ее нечто, касающееся Сологуба: в каком
году произошло такое-то событие? Ахматова в это время уже поднесла
рюмку с водкой ко рту и отпила. Услышав мой вопрос, она сделала глоток
и ответила: "Семнадцатого августа тысяча девятьсот двадцать первого
года". Или что-то в этом роде. И допила оставшееся.
[Волков:]
Ахматова рукой показывала, что, дескать, хватит. И поскольку жест был
-- как все, что Анна Андреевна делала,-- медленный и величественный, то
рюмка успевала наполниться до краев. Против чего Ахматова не
возражала... Вы говорили, что к Ахматовой приходили самые разные люди.
Вероятно, многие -- по русскому обычаю -- искали не только поэтических
советов, но и чисто житейских?
[Бродский:]
сижу у Анны Андреевны в Комарове. Выпиваем, разговариваем. Появляется
одна поэтесса, с этим замечательным дамским речением: "Ой, я не при
волосах!". И моментально Анна Андреевна уводит ее в такой закут,
который там существовал. И слышны какие-то всхлипывания. То есть явно
эта поэтесса не стихи читать пришла. Проходит полчаса. Анна Андреевна и
дама появляются из-за шторы. Когда дама эта удалилась, я спрашиваю:
"Анна Андреевна, в чем дело?" Ахматова говорит: "Нормальная ситуация,
Иосиф. Я оказываю первую помощь". То есть множество людей к Ахматовой
приходило со своими горестями. Особенно дамы. И Анна Андреевна их
утешала, успокаивала. Давала им практические советы. Я уж не знаю,
каковы эти советы были. Но одно то, что эти люди были в состоянии
изложить ей все свои проблемы, служило им достаточной терапией.
[Волков:]
фотографии, на которой вы и Анна Андреевна были бы вместе.
[Бродский:]
одной своей приятельницей, женой довольно замечательного поэта. И
сказал ей: "Дай мне твою фотографию". А она мне отвечает: "У меня нет.
В этом браке -- я тот, кто фотографирует".
[Волков:]
и Найман в глубокой задумчивости; у вас, Иосиф, на коленях "Спидола"...
[Бродский:]
Рейн (потому что оба они приехали ко мне в Норенское). Либо я поставил
камеру на автоспуск. На той же странице -- портрет Ахматовой моей
работы. Я ее снимал несколько раз. И вот эта фотография ахматовского
рабочего стола в Комарове -- тоже моя.
[Волков:]
[Бродский:]
шестьдесят третий. Я снимал дачу покойного академика Берга, у которого
когда-то учился мой отец.
[Волков:]
ничем не примечательно, а стало знаменитым лишь благодаря Ахматовой?
[Бродский:]
Жирмунский Виктор Максимович, с которым мы виделись довольно часто.
Рядом с Анной Андреевной поселился довольно милый человек и, на мой
взгляд, довольно хороший переводчик, главным образом с восточных
языков, поэт Александр Гитович. Приезжала масса народу, и летом на даче
Анны Андреевны, в ее "будке", устраивались большие обеды. По хозяйству
помогала замечательная женщина, жившая, как правило, в летние периоды
при Ахматовой, Ханна Вульфовна Горенко. Многие годы она считалась
соломенной вдовой, если угодно, брата Анны Андреевны, который жил и
умер здесь, в Соединенных Штатах. Однажды Анна Андреевна показала мне
фотографию человека: широченные плечи, бабочка -- сенатор, да? И
говорит: "Хорош... -- после этого пауза,-- американец..." Совершенно
невероятное у него было сходство с Ахматовой: те же седые волосы, тот
же нос и лоб. Кстати, Лева Гумилев, сын ее, тоже больше на мать похож,
а не на отца.
[Волков:]
[Бродский:]
конце Гражданской войны он и Ханна Вульфовна, на которой он был тогда
женат, оказались на Дальнем Востоке. Его фамилия, как и Анны Андреевны
девичья, была Горенко. Он был такой Джозеф Конрад, но без литературных
амбиций. Когда он расстался с Ханной, то довольно долго странствовал по
Китаю и Японии -- эти места он потом называл "андизайрбл плейсис".
Плавал он там в торговом флоте, а когда после войны перебрался в Штаты,
то стал здесь "секьюрити гард". Отсюда первую весточку о себе он послал
Ахматовой не через кого иного, как через Шостаковича. Потому что так
получилось, что Горенко охранял Шостаковича во время приезда того в
Штаты. И таким образом Ахматова узнала о том, что ее брат жив. Потому
что прежде контактов между ними, по-моему, вообще никаких не было. Вы
можете себе представить, чем такие контакты могли бы обернуться. Только
к концу ее жизни, когда времена стали снова, как бы это сказать, более
или менее вегетарианскими, можно было опять думать о переписке, хотя бы
и чрезвычайно нерегулярной. Горенко посылал Ханне и Анне Андреевне
какие-то вещи -- шали, платья, которыми Ханна чрезвычайно гордилась.
Когда Анна Андреевна занедужила и с ней приключился третий инфаркт, ему
послали телеграмму. Ну что он мог сделать? Приехать? Он был женат на
американке, жил в Бруклине. Когда в свое время Ханна Вульфовна
вернулась с Дальнего Востока в Россию -- она была такая нормальная
КВЖДинка -- то, по-моему, села -- и крепко. А может быть, и нет. Вы
знаете, вот это не помнить -- грех. Мы с ней очень любили друг друга,
хорошо друг к другу относились; и я ей стихи какие-то посвятил. Но вот
что происходит с памятью... Или это не столько память, сколько
нагромождение событий?
[Волков:]
[Бродский:]
математику в Морском корпусе. Он, кстати, был знаком с Достоевским.
Этого никто не знал, между прочим. Но в 1964 году вышли два тома
воспоминаний о Достоевском. И там были напечатаны воспоминания дочки
Анны Павловны Философовой о том, как Горенко и Достоевский помогали ей
Корнев Павел
Посняков Андрей
Ильин Андрей
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Чернецов Андрей