read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



будут говорить, а Трепов со Столыпиным станут стрелять и вешать, нести
"успокоение". И Юлий Осипович и Плеханов - честные люди, но эта позиция, с
которой они никак не могут сдвинуться, приведет их к самому страшному: они
отстанут от времени, а это невосполнимо, это, горько сказать, преступно".
Дзержинский остановился, потому что услышал тугие удары и резкие слова
английского счета:
- Тэн - файв!
Сквозь листву увидал корт: неведомо для себя пришел к спортивному
заведению мистера Чарльза.
Разгоряченный, напористый Гучков гонял по площадке Родзянко. Тот
проигрывал, Гучков вел партию хитрее, то и дело переходил в наступление.
На скамейке сидел Столыпин, пощипывал струны ракетки. Мистер Чарльз в
белоснежном костюме стоял у сетки, вел счет, священнодействуя.
На газоне, за кортом, несколько мужчин занимались "ритмической
гимнастикой", один из них был Дзержинскому знаком - кажется, адвокат
Веженский, приезжал год назад в Варшаву, защищал типографа Грыбаса,
старался заменить казнь на каторгу, не смог.
Дзержинскому показалось смешным то старание, с которым взрослые люди
занимались гимнастикой. Лица их были сосредоточенны, они редко
перебрасывались словами; мистер Чарльз, наблюдая за ними краем глаза,
покрикивал про дыхание: "Уан, ту, фрн, фор - вдох! Файв, сикс, севен, эйт,
найн, тэн - видох!"
Дзержинский присел на траву, обнял острые колени руками, долго смотрел,
как пожилые люди з а н и м а л и с ь своим здоровьем, норовя сохранить
силу (им нужна сила, на долгие годы вперед нужна им сила), а потом
тихонько рассмеялся.
Разве это ф и з и ч е с к о е даст то, чего нет в д у ш е? Разве одними
мышцами жив человек? Неужели будущее за тем, у кого крепче мускулатура?
Тот жандарм, который избил его в дни первого заключения,
восемнадцатилетнего тогда еще арестанта, тяжелыми березовыми палками, а за
экзекуцией любопытствующе наблюдали ротмистр Шварц и Глеб Витальевич
Глазов, месяца два назад повесился, написал записку: "Боюся!" Только одно
слово, ничего больше: "Боюся!" А какой был силищи человек! Как здорово от
него пахло луком, жареным мясом и водкой!
Солнце скрылось, от воды поднялась прохлада, Дзержинский снова
почувствовал, как закипает кашель, быстро поднялся, пошел в город - более
всего он боялся сейчас закашляться, увидать кровь, почувствовать слабость.
Он не имеет права на слабость, поскольку впереди еще слишком много работы.
Осознание собственной нужности делу даст ему силу. Он живет не для себя, и
нужность его принадлежна миллионам униженных и оскорбленных. Эта нужность
дважды выручала его в тюрьме, когда он был при смерти, неужели не выручит
сейчас? Конечно, выручит, иначе и быть не может. В борьбе победит тот, кто
крепче духом, так было всегда, так и впредь будет. Только так и никак
иначе.
(по изданию Ю.Семенов. Горение: Роман, повесть. М.: "Советский
писатель".
1987.)
Вместо предисловия ...Бесспорных оценок и утверждений не существует;
слепая приверженность раз и навсегда заданной схеме свидетельствует о
малом интеллектуальном потенциале:
литое "подвергай все сомнению" как было, так и остается индикатором
революционной мысли.
Чаще всего бесспорность оценок проецируется на предмет истории; если
технические науки по природе своей не переносят схем и высочайше
утвержденных ограничений, да, в общем-то, и неподвластны им, поскольку
таят в себе некий феномен "опережаемости" среднего уровня знаний, то
история (и, увы, экономика)
вносит коррективы в самое себя раз в столетие, а то и реже.
В этом смысле крошечный отрезок развития человечества, период с
девятьсот седьмого по девятьсот двенадцатый год, проецируемый на одну
шестую часть земной суши, то есть на Россию, является беспрецедентным
исключением, ибо часть исследователей относится к этой поре как к вполне
благополучным годам нашего государства, отмеченным началом
демократического процесса, столь непривычного для традиций абсолютистского
строя, в то время как другая часть ученых видит в этих именно годах
окончательное созревание того накального чувства гнева, которое и привело
к свержению династии Романовых и торжеству социалистической революции.
Эти исследователи (в противовес тем, которые в своих поисках
руководствуются более эмоциями, чем объективным анализом фактов, не чужды
мистике и былинному ладу) утверждают, что после разгрома первой русской
революции, несмотря на провозглашение ряда свобод - под скипетром
самодержавного государя и надзором тайной полиции, - сановная реакция
России начала массированное наступление на самое понятие прогресса,
всячески старалась оторвать страну от Европы, переживавшей экономический
бум, страшилась "диффузии республиканских идей"
и не хотела (а может быть, не могла) видеть реальные процессы,
происходившие в стране: "этого не может быть, потому что этого не может
быть никогда".
Именно эти годы не могут не привлекать к себе пристального внимания
историков, ибо глубинные сдвиги социальной структуры русского общества со
всей очевидностью подтверждали положение о затаенной сущности кануна
революции: "низы не хотят жить по-старому, верхи не умеют жить по-новому".
Надежды на программу, выдвинутую политическим лидером (таким в ту пору
считали Столыпина), были лишены основания, поскольку даже самый одаренный
политик обречен на провал, если он лишен поддержки масс, во-первых, и,
во-вторых, пытается провести нововведения самолично, без помощи штаба
убежденных единомышленников.
Действительно, несмотря на все потрясения первой русской революции,
государственный аппарат империи - не только охранка, армия и дипломатия,
но и министерства промышленности, торговли, связи, транспорта, финансов -
остался прежним по форме и духу; смена двух-трех министров не внесла
кардинальных коррективов в экономический организм страны, что совершенно
необходимо мировому прогрессу, который вне и без России просто-напросто
невозможен.
Законодательство, без которого прогресс немыслим (закон - это
абстракция, истина в последней инстанции, руководство к действию, а не
расплывчатое постановление), также не претерпело никаких изменений.
Буржуазные партии не могли, да и не очень-то умели скорректировать п р а в
о в угоду намечавшимся процессам капиталистического, то есть, в сравнении
с общинным, прогрессивного, развития; монархия ничего не хотела отдавать
капиталистическому конкуренту; с а м д е р ж у; я - абсолют; каждое
поползновение на м о е - суть антигосударственно, а потому подлежит
немедленному заключению в крепость.
Именно поэтому надежды слабой русской буржуазии на эволюционный путь
развития, на то, что с Царским Селом можно сговориться д о б р о м, были
иллюзией.
Именно поэтому - как реакция на державную н е п о з в о л и т е л ь н о
с т ь - Россию разъедали сановные интриги, подсиживания, бессильные
попытки сколачивания блоков, противостоявших не тупости власти, а друг
другу, схватки честолюбий и трусливых малосильных амбиций.
Именно поэтому Россия той поры - ежечасно и ежедневно - становилась
конденсатом революции, которая лишь и могла вывести страну из состояния
общинной отсталости на дорогу прогресса.
Тщательное исследование документов той эпохи подтверждает, что из
стодвадцатимиллионного населения империи всего лишь несколько тысяч
человек, объединенных Лениным в большевистскую партию, были теми искрами в
ночи, которые пунктирно освещали путь в будущее, порою являя собой
повторение подвига первых христиан, поднявших голос против
рабовладельческого Рима, казавшегося тогда вечным и могущественным.
...Одним из таких человеко-искр был Феликс Дзержинский.



Книга третья

1907-1910 гг.

"Знаменитый Л. Кассий, идеал справедливого и умного судьи в глазах
римского народа, в уголовных процессах всегда ставил вопрос: "Кому впрок?"
Характер людей, что и кто не решается сделаться злодеем без расчета и
пользы для себя".

Цицерон
"Охранка чтит тех, кто одет дорого"

"Вице-директору Департамента Полиции
Е. Высокоблагородию 3уеву Н. П.
Милостивый государь, Нил Петрович!
Памятуя о Вашем любезном разрешении обращаться прямо к Вам, минуя



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 [ 215 ] 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.