плечах Перрина, пребольно укусила его за ухо и рассмеялась.
все это время от нее исходил запах ревности и гнева.
пламя в кузнечном горне, но так же быстро сходила на нет, как только
выяснялось, что для подозрений нет никакой причины. Однако на следующее утро
он заметил в коридоре Фэйли, разговаривавшую с Берелейн, - и та и другая
нехорошо улыбались. Берелейн уже уходила, но Перрин успел уловить ее
последние слова:
почему-то исходил
забывала, какой у него слух, - и пробормотала невразумительную отговорку. А
на его спине появились новые кровоточащие бороздки. И это в начале дня!С той
поры Берелейн принялась его выслеживать. Перрин понял это не сразу: она
флиртовала с ним еще в Тире, но не столь навязчиво. И тогда он не был женат.
Сперва он воспринимал постоянные встречи в коридорах и мимолетные разговоры
как нечто случайное и лишь через некоторое время сообразил, что происходят
они слишком уж часто. Сам Перрин решил, что это влияние таверена или что
Берелейн нарочно так устраивает, сколь бы маловероятным последнее ни
казалось. Перрин пытался убедить себя, что это нелепо, смехотворно. Для
этого он должен возомнить себя красавчиком вроде Вила ал'Сина. Вот за кем
обычно увивались женщины, и уж вряд ли они стали бы бегать за Перрином
Айбарой. Нет, все-таки слишком много этих "случайных" встреч.
незаметно касалась пальцами руки или плеча. Поначалу Перрин не придавал
этому значения, и лишь на третий день его посетила мысль, от. которой волосы
встали дыбом. Именно с таких невинных прикосновений начинается укрощение
необъезженного коня. Затем, когда животное привыкнет и не будет их пугаться,
приходит черед попоны, седла, а в конечном итоге и узды.
всякий раз, когда чуял знакомый запах духов Берелейн, но не мог же он все
время быть начеку. Тем более что ему то и дело приходилось отвлекаться.
Дворец был полон молодых кайриэнцев и каириэнок - женщин с мечами! - которые
невесть почему порывались затеять ссору. Не раз и не два Перрин вынужден был
обходить тех, кто нарочно вставал у него на пути. Дважды ему пришлось
оттолкнуть забияку, когда тот не просто не захотел его пропустить, а
вдобавок принялся перед ним чуть ли не пританцовывать. Перрин понимал, что
поступил плохо: кайриэнцы намного уступали ему ростом, но какая тут
учтивость, коли эти оболтусы уже за рукоять меча держались. А у одной из
таких задиристых девиц Перрину пришлось отобрать меч, после чего она, явно
потрясенная этим, расшумелась не на шутку, и он вернул ей оружие. А потом
она долго кричала Перрину вслед, что у него нет чести, пока какая-то Дева не
увела ее прочь, яростно что-то втолковывая.
друг Ранда, а слухи везде найдут лазейку. Разодетые в шелка и парчу лорды и
леди, которых он в жизни не видывал, представлялись ему в коридоре и
приставали с бесконечными расспросами о Лорде Драконе. Отделаться от них
было еще труднее, чем от забияк с мечами. Особенно от Благородных Лордов, в
Тире воротивших от него нос, а тут чуть ли не набивавшихся в друзья. От них
исходили запахи страха и еще чего-то, чему он не мог дать названия. Однако,
как понял Перрин, всем им хотелось знать одно.
вежливо отвечал Перрин холодноглазой женщине по имени Колавир. - А если
какими тайнами и делится, то разве, по-вашему, стал бы я о них говорить?
не содрать ли с него шкуру себе на коврик. Пахло от Колавир очень странно:
сурово, льстиво и как-то густо.
Мейлану. Тот, хоть и расточал улыбки почти как Колавир, опять вздумал
посматривать на него с пренебрежением. И запах от Мейлана исходил такой же
сильный. - Может, вам лучше у него самого спросить.
Перрин беловолосому проныре, демонстрирующему слишком много зубов в улыбке.
Этого скользкого типа звали Марингил. К этому времени Перрину уже порядком
надоели попытки вытянуть из него какой-нибудь конкретный ответ. Пахло от
Марингила так же густо, как от Колавир или от Мейлана. И от всех троих запах
держался долго. Перрин был совершенно уверен, что ничего хорошего это не
сулит - так пахнет на сухой горной вершине за мгновение до схода лавины.
нос, были столь сильны, что забивали запах духов. Потому-то он и проглядел
появление Берелейн, которая подобралась к нему чуть ли не вплотную. Ну,
сказать по правде, по коридору она не шла, а скользила, точно лебедь по
глади пруда, но Перрину показалось, будто она накинулась на него.
прекратить. Однако Первенствующая лишь посмеивалась и поглаживала его по
щеке, делая вид, будто не понимает, о чем идет речь. Всякий раз, когда рука
Берелейн тянулась к нему, Перрин отдергивался, но как назло в последний раз
он не успел отдернуться именно в тот миг, когда из-за угла появилась Фэйли.
Которая, разумеется, вообразила, будто отдернулся он исключительно из-за ее
появления. Без малейшего замешательства Фэйли повернулась на каблуках и, не
ускорив и не замедлив шага, двинулась в обратном направлении.
были люди. С лица Фэйли не сходила приятная улыбка, но колючий, очень
колючий запах предвещал недоброе.
закрылась дверь. Фэйли не сказала ни слова, лишь приподняла брови в немом
вопросе. - Ну, Берелейн... она погладила меня по щеке... - Попрежнему
улыбаясь, Фэйли сдвинула брови, колючий запах стал еще резче, среди колючек
проглянул гнев. - Она сама, Фэйли. Подошла и погладила... Я тут ни при
чем... - Фэйли смотрела на него молча. Наверное, ждала - но чего? Горло у
Перрина перехватило, словно на шее петлю затягивали, а похожее в разговоре с
Фэйли происходило частенько. - Фэйли, мне жаль, что так вышло, - пробормотал
он, не придумав ничего лучшего.
извинялся, хотя извиняться было вовсе не за что.
Фэйли поколотить его. Ничего себе! Непонятно, Фэйли такое придумала или нет,
- она была в ярости, но неужели настолько? Однако у Перрина закралось
подозрение, что Байн с Чиад нарочно говорили так, чтобы он услышал, и это
рассердило его. Стало быть, Фэйли обсуждает с этой парочкой семейные дела,
касающиеся только их двоих! Возможно, она откровенничает с ними не только
насчет своих глупых подозрений. В довершение ко всему, на ночь, несмотря на
жару, Фэйли натянула толстенную сорочку, а когда Перрин потянулся поцеловать
ее в щеку, пробормотала, что устала за день, и повернулась к нему спиной.
Запах ярости был острее бритвы.
темноте в потолок, тем больше сердился сам. Почему она так поступает? Разве
она не видит, что он любит ее и только ее? Разве он виноват в том, что
какая-то глупая женщина сдуру захотела с ним пофлиртовать? Он даже подумывал
о том, чтобы отшлепать Фэйли, - глядишь, блажь и улетучится, - но не
решился. Как-то раз он задал ей трепку, однако повторять это не хотел: сама
мысль о том, чтобы причинить Фэйли боль, была ему неприятна. Он хотел жить с
ней в любви и согласии. Только с ней одной.
пребывания в Кайриэне, он решил на время исчезнуть с глаз Берелейн. В
Твердыне она флиртовала с доброй дюжиной мужчин, и если сейчас почему-то
остановила свой выбор на нем, это еще не значит, что ее увлечение продлится
долго. Не видя его, Первенствующая быстро найдет себе новую жертву, и тогда
Фэйли успокоится. Всего-то и, дел.
в библиотеку, где уже сидела стройная Айз Седай, - Лойал говорил, что она
проводит здесь целые дни. Там Перрин учуял Гаула и предложил айильцу
поохотиться. Засуха сделала свое дело, и дичи за городом попадалось не
много, но Перрин с его чутьем мог отыскать добычу где угодно. Он так и не
натянул ни разу тетивы, но не хотел возвращаться в город до тех пор, пока
Гаул не поинтересовался, уж не намерены ли они при лунном свете охотиться на
летучих мышей. Порой Перрин забывал, что не каждый способен видеть в
темноте. На следующий день он снова задержался на охоте до сумерек. И так
каждый день.
начала все пошло не так. В первый же вечер, когда с луком на плече и
приятной усталостью во всем теле он возвращался во дворец, лишь случайный
порыв ветерка, донесший запах духов от главного входа, уберег его от встречи
с Берелейн. Ему пришлось пробираться через заднюю дверь, предназначенную для
прислуги, - еле достучался, чтобы открыли. На следующий вечер Берелейн
караулила в коридоре перед его комнатами - в результате полночи он прятался
за углом. Каждый вечер она поджидала его, хотя никто бы не поверил в
случайность подобной встречи, когда во дворце спят почти все, кроме
считанных слуг. Нет, это настоящее безумие! Что она к нему-то прицепилась? И
всякий раз, когда он с сапогами в руках прокрадывался наконец в спальню,
Фэйли уже спала. В этой проклятой толстой ночной рубашке. На седьмую
бессонную ночь Перрин готов был признать, что ошибся, хотя и не понимал в
чем. Все казалось так просто - ему и надо-то было услышать от Фэйли хоть
словечко. Намек на то, чего она, собственно, добивается. Но слышал он лишь
скрежет собственных зубов в темноте.
Флинт Эрик
Прозоров Александр
Володихин Дмитрий
Акунин Борис
Жюль Верн
Роллинс Джеймс