займемся жестокостями.
Мы путешествовали со своим поваром, поэтому нам в любое время был
гарантирован вкусный обед. После обильной трапезы, за которой прислуживали
дочери хозяйки, нам указали дорогу к храмам. Эти три великолепных сооружения
настолько хорошо сохранились, что им ни за что не дашь три или четыре сотни
лет. Мы их внимательно осмотрели и, пожалев о том, что по всему миру
тратятся огромные средства и усилия на божеств, существующих лишь в
воображении глупцов, возвратились в поместье, где нас ожидали дела не менее
интересные.
Клервиль объяснила хозяйке, что мы боимся спать одни в таком уединенном
месте, и попросила позволения разделить ложе с ее, дочерьми.
- Ну, конечно, сударыня, - засуетилась добрая женщина, - мои девочки
будут только польщены такой честью.
Каждая из нас выбрала себе наперсницу по вкусу, и мы разошлись по своим
комнатам.
Мне досталась пятнадцатилетняя, самая младшая - очаровательнейшее и
грациознейшее создание. Едва мы накрылись одной простыней, я начала нежно
ласкать ее, бедняжка ответила мне нежностью, и ее безыскусность и наивность
обезоружили бы кого угодно, только не меня. Я подступила к ней с
расспросами, но, увы, невинная девочка не поняла ни слова: несмотря на
жаркий климат Природа еще не вразумила ее, и бесхитростные ответы этого
ангела диктовались только самой потрясающей простотой. Когда же мои
шаловливые пальчики коснулись лепестков розы, она вздрогнула всем телом я
поцеловала ее, она вернула мне поцелуй, но такой простодушный, какой можно
встретить лишь в обители скромности и целомудрия.
Когда утром мои спутницы пришли ко мне узнать, как я провела ночь, уже
не оставалось сладострастных утех, которые я не испробовала в объятиях этого
прелестного существа.
- Ну что могу вам сказать? Наверное, мои удовольствия ничем не
отличались от ваших, - улыбнулась я подругам.
- Клянусь своим влагалищем, - проговорила Клервиль, - по-моему никогда
я так много не кончала. А теперь, Жюльетта, прошу тебя отослать этого
ребенка - нам надо кое-что обсудить.
- Ах, стерва, - не удержалась я, заметив металлический блеск в ее
глазах, - вот теперь я вижу всю твою душу, в которой кипит злодейство.
- Действительно, я намерена совершить одно из самых ужасных, самых
чудовищных... Ты знаешь, после такого сердечного приема, после такого
удовольствия, которое доставили нам эти девочки...
- Ну и что дальше? Продолжай.
- В общем, я хочу изрубить их всех на куски, ограбить, сжечь дотла их
дом и мастурбировать на пепелище, под которым мы закопаем их трупы.
- Идея мне очень нравится, но прежде давайте проведем приятный вечер со
всем семейством. Они живут совершенно одни, на помощь из Неаполя
рассчитывать им не приходится. Поэтому предлагаю вначале насладиться, а
потом займемся убийствами.
- Выходит, тебе надоела твоя девочка? - спросила меня Клервиль.
- Смертельно.
- Что до меня, моя мне осточертела, - добавила Боргезе.
- Никогда не следует слишком долго тешиться с одним предметом, как бы
хорош он ни был, - заявила Клервиль, - если только в кармане у вас нет
смертоносного порошка.
- Вот злодейка! Но давайте сначала спокойно позавтракаем.
Нас сопровождал эскорт из четырех рослых лакеев с членами не меньше,
чем у мула, которые сношали нас, когда у нас возникала потребность
сношаться, и которые, получая очень большие деньги, никогда не подвергали
сомнению наши распоряжения поэтому, как только наступил вечер, все поместье
было захвачено нами. Но прежде я нарисую вам портреты действующих лиц. Вы
уже знакомы с матерью, которая, несмотря на возраст, отличалась удивительной
свежестью и красотой остается сказать несколько слов о ее детях. Самой
младшей была Изабелла, с ней я провела предыдущую ночь вторую,
шестнадцатилетнюю, звали Матильда - с приятными чертами лица, с томностью во
взоре она напоминала мадонну Рафаэля имя старшей было Эрнезилла: и осанкой,
и лицом, и телом она не уступала Венере, словом, она была самой красивой в
семье, и с ней предавалась непристойным утехам наша Клервиль. Лакеев наших
звали Роже, Виктор, Агостино и Ванини. Первый принадлежал мне лично, он был
парижанин, двадцати двух лет, оснащенный великолепным органом Виктор, тоже
француз, восемнадцати лет, принадлежал Клервиль, и его оккультные качества
были ничуть не хуже, чем у Роже. Агостино и Ванини, оба из Флоренции, были
камердинерами Боргезе - оба молодые, красивые и прекрасно оснащенные.
Нежная мать трех Граций, несколько удивленная нашими приготовлениями и
хлопотами, спросила, что они означают.
- Скоро сама увидишь, стерва, - сказал Агостино, приказывая ей,
направив пистолет в грудь, снимать одежды. Тем временем остальные лакеи
обратились с таким же предложением к трем дочерям. Через несколько минут и
мать и дочери, обнаженные, с завязанными за спиной руками, предстали перед
нами в виде беспомощных наших жертв. Клервиль шагнула к Розальбе.
- У меня текут слюнки, когда я смотрю на эту сучку, - заявила она,
ощупывая ягодицы и груди Розальбы. - А таких ангелочков, - повернулась она к
девочкам, - я не видела за всю свою жизнь. Вот стерва! - взглянула она на
меня, поглаживая Изабеллу. - Ты выбрала самую лучшую представляю, как ты
насладилась ночью! Ну что, милые подруги, вы доверяете мне руководить
церемонией?
- Конечно, разве можно поручить это ответственное дело кому-нибудь
другому?
- Тогда я предлагаю следующее: одна за другой мы будем удаляться со
всем этим семейством и готовить материал для предстоящих утех.
- Может быть, возьмем с собой кого-нибудь из мужчин? - спросила
Боргезе.
- Для начала не надо никаких мужчин, мы привлечем их на следующем
этапе.
Я не знаю, что творили мои подруги, и расскажу только о своих
развлечениях с четверкой несчастных. Я выпорола мать, которую держали
дочери, потом то же самое проделала с одной из девочек, заставив других
лобзать свою родительницу я исколола иглами все груди, покусала всем
клиторы, пощекотала их язычком и в довершение сломала маленький палец на
правой руке у каждой. Когда же они вернулись после бесед с моими подругами,
я их не узнала: они были все в крови. Предварительные упражнения
закончились, и мы поставили перед собой рыдающих жертв.
- Вот как вы платите за нашу доброту, - всхлипывали они, - за все, что
мы для вас сделали.
Мать, безутешная мать, прижала к себе дочерей они прильнули к ней,
орошая слезами ее грудь, и все четверо составляли трогательную, хватающую за
сердце картину безмерной печали. Но, как вам известно, невозможно растопить
мое сердце, равно как и сердца моих подруг, чужое горе еще сильнее разжигает
мою ярость, и по нашим бедрам поползли струйки липкого нектара.
- Пора переходить к совокуплению, - скомандовала Клервиль, - поэтому
развяжите им руки.
С этими словами она швырнула Розальбу на кровать и приказала младшей
дочери готовить лакейские члены. Побуждаемая розгами, бедняжка начала
массировать, целовать, сосать органы наших помощников и скоро привела их в
прекрасное состояние. После матери все четверо совокупились с дочерьми, и
несмотря на строгий запрет Агостино пролил свое семя во влагалище Изабеллы.
- Не огорчайся, мальчик, - сказала Клервиль, завладев поникшим членом,
- через три минуты ты будешь бодренький как и прежде.
Вслед за тем пришел черед задниц содомия началась с матери, а ючери
один за другим вводили фаллосы в ее анус потом ту же услугу она оказывала
своим девочкам. Роже, как обладателю самого внушительного атрибута из
четверых, доверили лишить невинности юную Изабеллу, и он едва не разорвал ее
пополам тем временем мы извергались все трое, предоставив вагины для
поцелуев девочек, а задницы - для мужских органов. Следующим потерял над
собой контроль Ванини, покоренный восхитительным задом Эрнезиллы, и при
помощи Клервиль, непревзойденной в искусстве поднимать опавшие члены, юноша
быстро обрел такую твердость, словно постился не менее шести недель.
Наконец начались настоящие развлечения. Клервиль пришла в голову мысль
привязать девочек к нашим телам и заставить несчастную мать пытать их. Я
потребовала себе Эрнезиллу, Матильду соединили с Клервиль, Изабеллу - с
Боргезе. Однако лакеям пришлось довольно долго повозиться, чтобы добиться
повиновения Розальбы. Попробуйте сами изнасиловать Природу и вынудить мать
бить, терзать, рвать на куски тело, жечь, кусать собственных детей. Как бы
то ни было, в конечном счете мы насладились жестоким удовольствием, лаская и
целуя злосчастных девочек, привязанных к нам, которых истязала их мать.
Затем мы перешли к более серьезным играм: привязав синьору Розальбу к
столбу, мы под дулом пистолета заставили каждую дочь колоть иглой
материнскую грудь, и, представьте, они кололи - отчаянно и исступленно.
Когда они утомились, настал черед матери - ей предстояло втыкать кинжал в
раскрытые вагины дочерей, для чего пришлось пощекотать ей ягодицы острыми
стилетами. Все четверо приближались к тому состоянию, когда из каждой поры
сочится сладостный, захватывающий дух ужас, который порождается
преступлениями похоти и который могут оценить только богатые натуры. И мы,
изнемогая от усталости и от наслаждения, неистово совокуплялись и любовались
жутким состоянием наших жертв, а Роже, которому не досталось женщины, чтобы
насадить ее на вертел, яростно обхаживал несчастных, сплетенных в один
клубок страданий и боли, плетью с тяжелыми железными наконечниками.
- Вот так, вот так, черт меня побери, разрази гром мои потроха! -
приговаривала Клервиль, и глаза ее источали безумие, вожделение и страсть к
убийству. - Давайте убивать, истреблять, давайте допьяна напьемся их
слезами! Как долго я ждала этой минуты, как хочу я услышать их предсмертные
крики, хочу пить и пить их проклятую кровь. Я хочу сожрать их плоть,
наполнить свои потроха их паршивой плотью...
Так ликовала блудница, одной рукой вонзая кинжал в тела жертв, другой
Круз Андрей
Корнев Павел
Мурич Виктор
Володихин Дмитрий
Суворов Виктор
Шилова Юлия