друг друга плечами, вздернув костлявые подбородки. Они шли и шли
бесконечной шатающейся колонной.
тоже поднес дрожащую руку к фуражке.
организациях старшинами.
команде "смирно". Но вся эта линия людей пошатывалась. Было тихо,
слышалось только их сиплое дыхание.
морщаясь, задыхаясь, он сказал:
- Подбежал, обнял первого, кто оказался ближе.
носилки и уже вянущим голосом успел отдать распоряжение накормить и
разместить освобожденных людей.
оказался немецкий госпиталь, не успевший полностью эвакуироваться. В нем
разместили раненых, в том числе Колосова и Белова. Госпиталь передали
санбату вступившей в этот район советской моторизованной части.
недвижно распростертого на койке, она вынуждена была оставить его. Бои шли
на подступах к Берлину. Девушка тревожилась за отца, да и, кроме того,
советская армейская разведка нуждалась в ней.
армейский госпиталь. Начальнику госпиталя Колосов сумел только
пролепетать, что контуженный Иоганн Вайс - очень большой человек и надо о
нем особо заботиться.
нетранспортабелен.
офицера СД с особыми полномочиями, подписанный Гиммлером, Мюллером,
Кейтелем, Кальтенбруннером. Замполит сообщил об этом начальнику Особого
отдела. Тот сказал:
Поправится - допросим. - И предупредил: - Но чтобы культурненько. Полный
уход, все как полагается.
лечащему врачу, что больному необходим абсолютный покой, никаких
раздражителей, в том числе зрительных.
немецкий язык. Было сделано все для того, чтобы оградить раненого офицера
СД от всяких "раздражителей". Он лежал в отдельной палате.
Где он? Может, его ранили во время бомбежки аэродрома и Дитрих выдал его?
И сейчас врач-немцы стараются сохранить ему жизнь, чтобы потом гестаповцы
могли медленно выжимать ее, капля за каплей... Все дальнейшее выпало из
памяти Вайса. Все, кроме засевшего у него в мозгу признания Дитриха. И оно
жгло его мозг. Значит, он, Вайс, допустил где-то роковую ошибку, допустил
накануне того, как ему предстояло завершить работу над заданием, от
которого зависела жизнь многих тысяч людей. Эта навязчивая мысль, душевные
страдания, вызванные этой мыслью, отягощали и без того тяжелое состояние
Вайса.
что донес на него, потому что пало подозрение на Зубова, а Вайса видели с
Зубовым. Быть может, это произошло в день смерти Бригитты, когда он
дожидался Вайса на Бисмаркштрассе, возле секретного расположения особой
группы заграничной разведки СД. Вайс помнил, как Зубова потрясла смерть
Бригитты, а ведь сам он никогда не боялся смерти и не думал о ней.
Зубова в момент, когда он выбросил из самолета свой парашют. Иоганн видел
это лицо, эту смущенную улыбку. Зубов словно извинялся за то, что вынужден
теперь умереть.
Что, если он нашел выход и спасся? Вернулся в Берлин, и там его взяли по
доносу Дитриха. И палачи гестапо терпеливо, усердно пытают его - могучего,
сильного, способного выдержать самые ужасные пытки, от которых другой,
менее стойкий человек мог бы быстро умереть. А Зубов не может, и потому
муки его длятся бесконечно долго.
удивленное лицо Иоганна. И он поспешно захлопнул люк самолета, чтобы
быстрее отсечь себя от Иоганна, не подвергать его ненужной опасности, -
слишком уж ясно читалось волнение на его лице.
уполномоченных СС, пролез в хвостовой отсек и присел у крупнокалиберного
пулемета, пахнущего машинным маслом. Сквозь пластиковый колпак он видел
кусок неба. В хвостом отсеке было узко и тесно. "Уютненько, как в гробу",
- с усмешкой подумал Зубов.
пятнадцать минут с момента, когда будет сломана ампула кислотного
взрывателя. Плоскую мину Зубов вынул из планшета и подвесил на специально
приспособленной лямке себе под китель, под левую подмышку. На его мощном
торсе эта выпуклость была почти незаметна.
ничего не придумал.
шевелилась от потоков влаги. Было темно, как в яме.
рамкой.
попробовать, но это едва ли разумно. С пассажирами он, пожалуй, справился
бы. Но кабина замкнута металлической дверью. Бить сначала по пилотам - не
будет точности попаданий. Начнет с пассажиров - пилоты успеют выскочить и
уничтожат его самого, прежде чем он расправится со всеми гестаповцами, а
ведь каждый из тех, кто уцелеет, везет приказ об истреблении десятков
тысяч людей. Даже если только двое останутся, все равно многие тысячи
людей будут обречены. Значит, остается мина. Она-то ведь сработает
наверняка.
вдруг техника подведет. Тогда за оставшиеся пятнадцать минут он успеет
порядком сократить количество уполномоченных, пока его самого не сократят.
Пожалуй, так все логично, правильно. Пожалуй, так бы поступил и Вайс.
нельзя. Машинально спрятал сигарету. Да, пожалуй, так лучше - не надо
этого поединка с пассажирами. Если мина не сработает, начать бить по
бакам. Патроны в кассетах у него уложены чередуясь - бронебойные с
зажигательными. Значит, будет полный порядок.
тогда, в гетто, когда он лежал в земляной норе и нечем было дышать. Потом
он вспомнил парня, подававшего ему ленту, когда он вель огонь с крыши
подожженного фашистами дома, из окон которого люди выбрасывались на
мостовую, где их добивали.
постесняетесь взять у меня потом, у мертвого... А вам же надо курить, вы
же курящий.
светлее. Однажды в сумерки Бригитта почему-то попросила не зажигать огня.
Она сказала Зубову, приподнимаясь на пальцах, кладя ему руки на плечи и
прижимаясь к нему уже заметным животом:
захочешь. - Закрыла глаза и спросила шепотом: - Как порусски - мама?
ночью, включив приемник, слушал Москву? Он это скрыл от Вайса. Если б Вайс
знал... Зубов поежился.
транспортника. Зубов увидел узкий силуэт аэрокобры и пунктирные нити
пулеметного огня.
силуэта истребителя. Потом нажал гашетку. И длинная, бесконечная очередь
до конца расходуемой ленты раскаляла конец ствола, как раскаляется лом
сталевара во время шуровки мартеновской печи.