Шарлотта, - когда речь идет о наших удовольствиях? Если у нас есть право
заставить их резать глотки друг другу ради наших интересов, почему они не
могут делать то же самое ради нашего наслаждения?
- Итак, милые дамы, - обратился к нам король, - я жду ваших
распоряжений. В среднем во время праздника гибнет несколько сотен душ, и это
число зависит от степени возбуждения толпы и от сил полиции, охраняющих
порядок. Так какие у вас будут соображения на этот счет?
- Пусть их будет как можно больше, ваше величество, - не раздумывая,
сказала Клервиль, - чем больше вы прикончите этих тварей, тем больше
позабавите нас.
Фердинанд дал команду одному из офицеров. Грянула пушка, и мы перешли
на балкон. На площади уже собралась огромная шумная толпа, и с нашего
возвышения было прекрасно видно все, что творится внизу.
На громадном помосте было выставлено невообразимое количество пищи,
которая также составляла часть украшения. Самым бесчеловечным образом
распятые и подвешенные живьем гуси, куры, индейки, дергаясь и хлопая
крыльями, забавляли гогочущий люд в середине возвышались груды караваев
хлеба, мясных туш, сушеной трески на бутафорском пастбище картонные пастухи
пасли живых, привязанных к кольям овец по морю, сделанному из крашеной
ткани, плыл корабль, груженный съестными припасами и разной домашней
утварью. Это было грандиозное, выполненное с большим искусством и вкусом
искушение для дикой нации, призванное увековечить и восславить ее
хищнические инстинкты и склонность к воровству. Посмотрев такое зрелище,
было трудно не признать, что оно представляет собой скорее упражнение в
грабеже, нежели настоящий праздник.
Не успели мы прийти в себя от всего увиденного, как раздался второй
выстрел. По этому сигналу неожиданно расступился кордон солдат, сдерживавший
толпу, люди ринулись вперед и в мгновение ока смели, растащили, разграбили
все с помоста, причем это было проделано с необыкновенной ловкостью и
лихорадочной быстротой. Эта жуткая сцена, напоминавшая грызню голодных
собак, всегда кончалась трагически, что совершенно естественно при таком
скоплении возбужденных бесплатным угощением людей, тем более в Неаполе, где
любая ссора сопровождается поножовщиной. Но в этот раз, в соответствии с
нашими пожеланиями и благодаря предусмотрительности Фердинанда, когда на
помосте кишел народ, когда в этой толпе то и дело вспыхивали потасовки,
огромное сооружение внезапно обрушилось и раздавило более четырех сотен
несчастных.
- Ах ты дьявольщина! - воскликнула Клервиль, откидываясь на софу. - Ах,
друзья, почему вы меня не предупредили? Я умираю... - И блудница позвала Ла
Риччу - Иди ко мне, мой ангел, ласкай меня скорее. Я уже кончаю ни одно
зрелище в мире не доставляло мне такой радости.
Мы вернулись в будуар, закрыли окна и двери, и в этой роскошной комнате
разыгралась самая восхитительная из всех сладострастных сцен можно сказать,
она происходила на костях несчастных плебеев, принесенных в жертву
изысканной порочности.
Нас уже ожидали четыре юные девушки, прекрасные как божий день, в
одеждах из черного траурного крепа, накинутых на голое тело. В другом конце
комнаты стояли еще четверо женщин от двадцати до тридцати лет - беременные,
совершенно нагие, со скорбным выражением на ангельских лицах. Неподалеку от
них на широкой кушетке возлежали четверо юношей, которые держали в руках
свои возбужденные члены, и члены эти, друзья мои, были чудовищных размеров
сантиметров двадцати пяти в окружности - никак не меньше - и более тридцати
в длину. Мало кому доводилось видеть такие необыкновенные предметы, и мы
вчетвером содрогнулись от внезапного оргазма при одном виде этих атрибутов.
- Эти женщины и эти девицы, - объяснил нам Фердинанд, - вдовы и дочери
людей, которые только что погибли на наших глазах. Я абсолютно уверен в их
смерти, которая была неизбежна. Этих женщин привели сюда еще до того, как
начался праздник, и они через окно видели гибель своих близких. Я отдаю их
вам - это будет ваш праздник. - Король открыл дверь в небольшой сад и
добавил: - Там уже выкопана яма для их останков, где они будут покоиться в
мире после того, как вы ими насладитесь.
Жестокосердный повелитель заставил несчастных посмотреть на их будущую
могилу, спуститься туда и примерить по росту, затем, удовлетворенный тем,
что яма пришлась им впору, обратил наше внимание на четверых юношей.
- Я уверен, сударыни, - сказал он, - что вам не часто приходилось
встречать подобные предметы. - С этими словами он взял в руки ужасающие
члены, будто отлитые из железа, и предложил нам потрогать и поцеловать их. -
Сила этих мальчиков, - продолжал король, - под стать величине их органов
каждый из них способен на пятнадцать или шестнадцать извержений, и при
каждой эякуляции выбрасывается не менее двенадцати унций семени словом, это
элита моего королевства. Все четверо - калабрийцы, а в Европе нет провинции,
которая взращивала бы мужские атрибуты таких размеров.
По соседству с этим будуаром есть еще четыре, в которых имеется все
необходимое для сладострастных утех сейчас мы разделимся, возьмем с собой
по парочке этих тварей и будем развлекаться до изнеможения, тем более что вы
видели такое грандиозное и возбуждающее зрелище.
Тотчас на пол полетели платья, нижние юбки, панталоны, и прежде чем
начать общие игрища, мы уединились в отдельных комнатах. Ла Ричча взял с
собой одну из девушек, одну беременную женщину и обладателя гигантского
фаллоса Гравинес предпочел Олимпию и одну будущую мать, а Фердинанд увел
Клервиль, копьеносца, несчастную вдову и двоих девочек Шарлотта выбрала
меня, и мы прихватили с собой парочку копьеносцев, одну девочку и оставшуюся
женщину.
Когда мы вошли в свой будуар, королева Неаполитанская взволнованно и
доверительно заговорила со мной:
- Знаете, Жюльетга, я больше не могу скрывать свои чувства к вам,
поэтому знайте, что я вас обожаю. У меня слишком распутный характер, чтобы я
могла поклясться вам в верности, к тому же это романтическое чувство не
имеет никакой ценности в глазах таких людей, как мы. Но я не сердце
предлагаю вам, а влагалище, влагалище, которое начинает истекать соком,
когда к нему прикасается ваша рука. Я вижу в вас родственную душу, мы с вами
даже мыслим одинаково, и уж конечно, я предпочитаю вас вашим сестрам.
Олимпия глуповата, хотя иногда обнаруживает вдохновение, но чаще всего она
остается робкой и нерешительной, а в глубине души она - отъявленная трусиха,
и достаточно удара грома в небе, чтобы обратить ее в добропорядочное
существо. Что касается до Клервиль, она великолепная и бесконечно мудрая
женщина - этого я не отрицаю, но у нас с ней разные вкусы: она упражняется в
жестокости только на мужчинах, я также не прочь принести в жертву
противоположный пол, но мне нравится проливать и женскую кровь. Кроме того,
она высокомерно относится ко всем нам, и это очень задевает мою гордость. А
вот у вас, Жюльетта, достоинств не меньше, а может быть и больше, чем у нее,
и в то же время вы нисколько не тщеславны, поэтому с вами очень легко я
подозреваю, что в сущности у вас мягкий характер, и хотя ваш ум порочен до
крайности, ваше сердце способно на верность по отношению к друзьям. Одним
словом, я вас люблю, и пусть залогом моей любви будет вот этот бриллиант,
который я прошу вас принять и который стоит не менее пятидесяти тысяч крон.
- Вы необыкновенная женщина, Шарлотта, - отвечала я, отказавшись
принять перстень, - и я глубоко тронута вашими чувствами ко мне будьте
уверены, что я отношусь к вам, точно так же. Но должна признаться вам,
дорогая, - и это можно назвать моей идиосинкразией, - что для меня имеет
ценность только то, что я беру сама, а подарки я презираю. И если вы хотите
угодить мне в этом смысле, это будет очень нетрудно сделать.
- Каким же образом?
- Прежде всего поклянитесь своей любовью, что никому и никогда не
расскажете о моем страстном неодолимом желании.
- Клянусь любовью и честью.
- Тогда слушайте: я хочу украсть сокровища вашего супруга, для чего мне
нужна ваша помощь.
- Говорите потише, - предупредила королева, - эти люди могут нас
услышать. Погодите, я отошлю их в соседнюю комнату.
- Теперь, - продолжала Шарлотта, когда мы остались вдвоем, - можно
побеседовать спокойно. У меня к вам есть одно щекотливое предложение, и
только приняв его, вы можете доказать мне искренность своих чувств ко мне.
Дело в том, радость моя, что я также замыслила преступление и хочу знать,
можете ли вы мне помочь.
- Даже если для этого мне понадобится тысячу раз рисковать своей
жизнью. Говорите и ничего не бойтесь.
- Если бы вы только знали, как мне надоел мой супруг!
- Несмотря на всю его снисходительность?
- Но разве он делает это для меня? Он проституирует мною из ревности
пытаясь утихомирить таким образом мои страсти, он надеется подавить во мне
всяческие желания и предпочитает, чтобы я предавалась разврату не по своей,
а по его воле и выбору.
- Довольно странная у него политика.
- Именно так он и поступает, и в этом вся его сущность
итальянизированного испанца: на земле нет хуже и противнее этой породы.
- И вы хотите...
- Отравить этого нудного субъекта и сделаться регент-' шей. Народ любит
меня больше, нежели его, и любит моих детей. Я буду править одна, вы станете
моей фавориткой и будете довольной и счастливой до конца жизни.
- Нет, Шарлотта, я не смогу жить с вами меня не привлекает роль,
которую вы мне предлагаете, я слишком люблю свою страну и мечтаю в скором
времени вернуться туда. Но вы можете рассчитывать на мою помощь, так как
Фердинанд, имеющий целый склад самых разных ядов, конечно, держит их
подальше от вас. А от меня вы получите все необходимое, но услуга за услугу,
Шарлотта - помните мое условие насчет сокровищ вашего супруга. Кстати,
насколько они велики?
- Приблизительно восемьдесят миллионов.
- В каких деньгах?
- В золотых слитках, а также в пиастрах, унциях и цехинах.