области) (до 50-х годов).
европейский русский Север и Сибирь.
половина Архипелага. Убедимся с первых же наименований: лагеря по р. Коин;
по р. Уфтюге Двинской; по р. Нем, притоке Вычегды (высланные немцы); на
Вычегде близ Рябова; на Сев. Двине близ Черевкова; на Малой Северной Двине
близ Аристова...
памяти сохранились эти тысячи временных лесных лагучастков, разбитых на год,
на два, на три, пока не вырубили ближнего лесу, а потом снятых начисто? Да
почему только лесозаготовки? А полный список всех островков Архипелага,
когда-либо бывших над поверхностью -- знаменитых устойчивых по десяткам лет
лагерей и кочующих точек вдоль строительства трасс, и могучих отсидочных
централов и лагерных палаточно-жердевых пересылок? И разве взялся бы
кто-нибудь нанести на такую карту еще и КПЗ? еще и тюрьмы каждого города (а
их там по несколько)? еще и сельхозколонии с их покосными и
животноводческими подкомандировками? еще и мелкие промколонии, как семячки
засыпавшие города? А Москву да Ленинград пришлось бы отдельно крупно
вычерчивать. (Не забыть лагучасток в полукилометре от Кремля -- начало
строительства Дворца Советов). Да в 20-е годы Архипелаг был один, а в 50-е
-- совсем другой, совсем на других местах. Как представить движение во
времени? Сколько надо карт? А Ныроблаг, или Устьвымьлаг, или Соликамские или
Потьминские лагеря должны быть целой областью заштрихованной -- но кто из
нас те границы обошел?
английской печати не принимать леса, груженного заключёнными, -- зэков
спешно сняли с этих работ и убрали вглубь Карелии);
обмундирования);
исправтруддомов -- чем занимались, что изготовляли [четверть столетия]
(1929-1953) [сотни промколоний], без которых нет приличного города в
стране?
колбасы и кондитерских изделий.
на дне.
говорить монголам, что они -- комсомольцы и добровольцы. Выслушав, монголы
отвечали: заберите вашу дорогу, отдайте наших баранов!
протяжная осень, нескончаемая зима, неохотливая весна, и только лето
короткое. На Архипелаге -- короткое лето.
времени тебе оставлено думать? Уж триста тридцать-то раз в году ты
потолчешься на разводе и в моросящий слякотный дождичек, и в острую вьюгу и
в ядрёный неподвижный мороз. Уж триста тридцать-то дней ты поворочаешь
постылую чужую работу с незанятой головой. И триста тридцать вечеров
пожмёшься мокрый, озябший на съёме, ожидая пока конвой соберётся с дальних
вышек. Да проходка туда. Да проходка назад. Да склонясь над семьюстами
тридцатью мисками баланды, над семьюстами тридцатью кашами. Да на вагонке
твоей, просыпаясь и засыпая. Ни радио, ни книги не отвлекут тебя, их нет, и
слава Богу.
-- [подумать].
Они издали в массе похожи на копошащихся вшей, но ведь они -- венец
творения, а? Ведь когда-то и в них вдохнута была слабенькая искра Божья? Так
что теперь стало с ней?
он думал над своим преступлением, терзался, раскаивался и постепенно бы
исправлялся.
пятеро блатных, их преступления для них не укор, а доблесть, они мечтают
впредь совершать их еще ловчей и нахальней. Раскаиваться им -- не в чем. Еще
пятеро -- [брали] крупно, но не у людей: в наше время крупно взять можно
только у государства, которое само-то мотает народные деньги без жалости и
без разумения -- так в чём такому типу раскаиваться? Разве в том, что возьми
больше и поделись -- и остался бы на свободе? А еще у восьмидесяти пяти
туземцев -- и вовсе никакого преступления не было. В чём раскаиваться? В
том, что думал то', что думал? (Впрочем, так задолбят и задурят иного, что
раскаивается -- какой он испорченный... Вспомним отчаяние Нины Перегуд, что
она недостойна Зои Космодемьянской.) Или в безвыходном положении сдался в
плен? В том, что при немцах поступил на работу вместо того, чтобы подохнуть
от голода? (Впрочем, так перепутают дозволенное и запрещенное, что иные
терзаются: лучше б я умер, чем зарабатывал этот хлеб.) В том, что, бесплатно
работая в колхозе, взял с поля накормить детей? Или с завода вынес для того
же?
светит из твоих глаз. (И глаза твои, очищенные страданием, безошибочно видят
всякую муть в других глазах, например -- безошибочно различают стукачей.
Этого ви'дения глазами правды за нами не знает ЧКГБ -- это наше "секретное
оружие" против неё -- в этом плошает перед нами ГБ.)
-- от каторжников Достоевского, от каторжников П. Якубовича. Там -- сознание
заклятого отщепенства, у нас -- уверенное понимание, что любого вольного вот
так же могут загрести, как и меня; что колючая проволока разделила нас
условно. Там у большинства -- безусловное сознание личной вины, у нас --
сознание какой-то многомиллионной напасти.
редкости, хотя каждый отсидевший, вероятно, вспомнит случай самоубийства. Но
еще больше он вспомнит побегов. Побегов-то было наверняка больше, чем
самоубийств! (Ревнители социалистического реализма могут меня похвалить:
провожу оптимистическую линию.) И членоповреждений было гораздо больше, чем
самоубийств! -- но это тоже действие жизнелюбивое, простой расчёт --
пожертвовать частью для спасения целого. Мне даже представляется, что
самоубийств в лагере было статистически, на тысячу населения, меньше, чем на
воле. Проверить этого я не могу, конечно.
уборной повесился мужчина лет тридцати -- и повесился-то в день
освобождения! -- так может, из отвращения к тогдашней [воле?] (За два года
перед тем его бросила жена, но он тогда не повесился.) -- Ну вот в клубе
центральной усадьбы Буреполома повесился конструктор Воронов. -- Коммунист и
партработник Арамович, пересидчик, повесился в 1947-м на чердаке мехзавода в
Княж-Погосте. -- В Краслаге в годы войны литовцы, доведённые до полного
отчаяния, а главное -- всей жизнью своей не подготовленные к нашей
жестокости, шли на стрелков, чтобы те их застрелили. -- В 1949-м в
следственной камере во Владимире Волынском молодой парень, сотрясённый
следствием, уже было повесился, да Боронюк его вынул. -- На Калужской
заставе бывший латышский офицер, лежавший в стационаре санчасти, крадучись
стал подниматься по лестнице -- она вела в еще недостроенные пустые этажи.
Медсестра-зэчка хватилась его и бросилась вдогонку. Она настигла его в