на один. Никто ей не поможет. "Меня зовут Веста. Веста. Пока только это.
Но будет и все остальное". Она медленно открыла крышку. В коробке лежали
открытки, написанные незнакомым почерком. Какой-то чужой человек обращался
к ней по имени, поздравлял с праздником, просил о встрече. Его имя ничего
не напомнило. Это было не то, совсем не то... Тогда она перевернула
коробку. На самом дне притаились старые, пожелтевшие фотографии. Она взяла
всю стопку и неторопливо, методично, словно раскладывала пасьянс, начала
класть их перед собой. Первое же фото маленькой девички с гимназическим
ранцем за плечами вызвало в ней болезненный толчок и такое ощущение,
словно невидимый киномеханик запустил наконец проектор. Она бежала в
гимназию первый раз в жизни. Было радостно и немного страшно. Дома ждала
мама. После уроков она вернется домой и обязательно все ей расскажет.
Сознание этого придавало уверенность, делало ее сильнее. Сегодня все было
иначе. Веста задумчиво потерла лоб. Образы прошлого, встававшие перед ее
глазами, казались неестественно четкими, словно она смотрела на экране
телевизора чью-то чужую жизнь. Похороны... Гроб отца, укрытый черной
материей. Ей не хватает воздуха, хочется выбежать, крикнуть, но она стоит
неподвижно, и ни одной слезинки в глазах.
она сдала вступительные экзамены на курсы переводчиков. Ей не хочется
продолжать. Прошлое, спрятанное в картонной коробке, словно бы и не
принадлежит ей. Кто и зачем проделал с ней эту страшную штуку... Ведь было
же... кому-то это понадобилось... Что именно? Если бы знать... Как они это
сделали - кололи наркотики? Зачем?
шагом. Только так она сможет разбудить память и вернуть ощущение
собственной личности. Пока ей оставили лишь имя... Только имя. "Меня зовут
Веста". Рука вновь тянется к коробке с фотографиями. Группа девушек у
здания общежития... Здесь она жила. Почему в общежитии, почему не дома?
Вот еще одно фото. Мама рядом с чужим человеком, властно держащим ее под
руку... Вот и ответ... Отчим. Как его звали? И почему она думает о нем в
прошедшем времени? Нет, не вспомнить... Вместо его лица перед глазами
пляшут какие-то светлячки, и очень хочется пить, по рту все пересохло.
неподвижно и смотрит, как струя коричневой жижи постепенно превращается в
воду. Стакан, второй, третий - ей все мало. Странная ненасытная
жадность... Вода притягивает ее. Ей хочется не только пить. Хочется
смочить пересохшую кожу, окунуть в воду лицо, волосы. В квартире есть
душ... Это было первое, что она вспомнила сама, без подсказки. И
почувствовала радость от своего небольшого открытия, вот только не
понимала, что ее больше радует - первый самостоятельный шаг или
возможность охладить горячую, словно натертую раскаленным песком кожу.
поразившую ее дрожь нетерпения. Кожа на ощупь показалась сухой и горячей.
Ощущение было такое, словно она провела рукой по чему-то чужому, не
имеющему, к ней ни малейшего отношения. Снова к ней вернулась мысль о
наркотиках, и тут же она подумала, что это можно проверить, на коже должны
были остаться следы. Но даже это важное соображение не могло сдвинуть ее с
места. Больше у нее не было сил сдерживаться, ее тянула к воде какая-то
неведомая сила.
оказалась холодной, ей так и не пришло в голову отвернуть другой кран. Она
стояла под ледяными струями совершенно неподвижно, закрыв глаза, и только
жадно хватала губами водяные брызги, словно все еще не могла напиться.
Неестественное, никогда раньше не испытанное наслаждение пронзило каждую
клеточку ее тела и буквально парализовало ее. Постепенно и очень медленно
к ней возвращалось ощущение собственного тела. При этом она обнаружила
новую, неизвестную ей раньше возможность мысленно путешествовать внутри
себя. Сознание перемещалось от мышцы к мышце. Она ощутила упругость своих
легких, горячий узел солнечного сплетения. Чувствовала толчки теплой
крови, разносящей по телу заряд животворной энергии, и легкое покалывание
под правой коленкой, где у нее был широкий уродливый шрам, оставшийся от
гвоздя, на который она упала в детстве. Вот и еще одно собственное
воспоминание. Память начинает просыпаться.
замерла в неестественном, согнутом положении. Под пальцами она ощутила
гладкую поверхность неповрежденной кожи. Она бросилась из ванной к окну.
Шрама не было. Кожа отсвечивала матовой, ровной белизной. Чудовищная мысль
о том, что ее втиснули в чье-то чужое тело, потрясла ее. Но уже секундой
позже в голову пришло более правдоподобное объяснение.
эти картинки детства, умерший отец, гимназия и сам шрам - все это ей не
принадлежит. Воспоминание насильственно втиснуто в ее сознание чьей-то
чужой волей. Она прошла к столу и уверенным движением достала из ящика
коробку с лупой. Она знала, где должен был лежать нужный ей предмет.
воспаления. Вообще ничего. Такая кожа бывает, наверно, лишь у мраморных
статуй.
на просвет прозрачную шариковую ручку, словно проверял, много ли в ней еще
осталось пасты, поудобней устроился на жестком исцарапанном стуле и всем
своим видом изобразил готовность записать мой очередной ответ. Это
продолжалось второй час. Я чувствовал в голове пульсирующую тяжесть.
Обычную после бессонной ночи. Судя по жидкой полоске света, пробившейся
сквозь занавешенное окно, утро уже наступило. Часа четыре мы прождали у
обрыва, пока прибыла полиция. Потом они вызвали плавучий кран,
водолазов...
длинными белыми струями полилась вода.
темные лужи растекались под колесами, ослепительно сверкал никель бампера
и совершенно целые стекла салона.
внутреннее сопротивление, я наконец заглянул внутри салона. Он был пуст.
Совершенно пуст...
пытаясь вспомнить, о чем он меня только что спрашивал. Ах да,
столкновение...
Это можно проверить.
У нее смята левая часть багажника, сорван задний бампер.
закрытыми. Если ему удалось выбраться после падения, вряд ли он стал бы
закрывать за собой дверь.
его... - Он заглянул в протокол. - Пока Гвельтов ходил звонить, никуда не
отлучались, и вы продолжаете утверждать, что за это время никто, не
замеченный вами, не мог подняться на набережную?
может быть, водитель растворился?
расскажете, как все произошло на самом деле? Нет? Ну, тогда я вам
расскажу. Вы случайно в темноте задели стоявшую на набережной машину. От
удара она упала в море.
дьявольски устал от этой ночи. Если бы у меня так дико не болела голова, я
бы, возможно, нашел выход из этой дурацкой ситуации. Хотя капитана тоже
можно понять: все происшедшее выглядело чудовищно нелепо. Однако в
нагромождении нелепостей и странностей была какая-то своя логика,
ускользающая от меня мысль...
нас с Гвельтовым раздельно по второму разу. Все искал несоответствия и
логические провалы в наших показаниях. Их было сколько угодно.
отделение ответило на срочный запрос и сообщило, что Мишуран жив и здоров,
благополучно отдыхает в санатории и из Бурмы за последние два дня никуда
не отлучался...
наук, его машину и в хулиганском разгуле сбросили ее с обрыва в море... К
сожалению, все это было не так смешно, как могло показаться со стороны. И
то, что в лабораторию приходил не Мишуран, хоть и запутало все еще больше,
лично для меня кое-что и проясняло, потому что хорошо укладывалось в то
смутное подозрение, которое я упорно гнал от себя прочь.
надеялся, когда дверь вдруг бесшумно распахнулась. Веста стояла на пороге,
в спортивных джинсах и легкой голубой блузке. Казалось, одежда не имеет к