- Будто обещал не улетать, если при жизни нашей тебе возврата не будет.
Никита отрицательно покачал головой.
- Не совсем так, мама. Боюсь, Наде показалось, что я дал ей слово, я не мог
его дать. Это был бы не я.
- Это был бы не ты! - упавшим голосом подтвердила Елена Михайловна. - Я
ушам своим не поверила.
- Да, да! - снова вступила Надя. - Это я вынуждала его к этому, и мне
показалось, что он дал его. Наверное, я ошиблась. Но теперь все равно!
Потому что... потому что... я возвращаю ему слово, даже не данное мне.
Нельзя обрести собственное счастье такой ценой. - И она замолчала, потом
сквозь слезы добавила: - Ценой предательства... ценой жизни папы и его
спутника... ради себя. Мне не было бы места на Земле.
- А матери что скажешь? - спросила Елена Михайловна. - Ты ей слова не давал.
- Бережной просил тебя про войну вспомнить.
- Не могу я об этом вспоминать! Не могу!
- Почему, мама?
- О тебе думая, никогда о ней не забывала, матерью воина себя ощущала, хотя
идешь ты спасать человеческие жизни, а не отнимать их.
Никита тяжело опустился на стул, застыв в напряженной позе.
- Я хочу, чтобы вы меня поняли, - наконец сказал он. - Как мне благодарить
вас обеих за это? Я подозревал, что есть он, этот проклятый "парадокс
времени", но все теплилась где-то надежда на четыре года разлуки... только
на четыре года... Но радиограмма из другого времени, принятая в Гималаях,
все решила. - И он замолчал.
Слышнее стало тиканье старинных часов.
Елена Михайловна задумчиво произнесла:
- В Гималаях? Говорят, там в Шамбале живут по нескольку столетий. Я бы
нашла ее на любой высоте, лишь бы тебя дождаться...
- А я? - неожиданно вставила Надя. - Мне тоже пойти с вами? Ведь никого из
людей, замороженных сто лет назад в жидком азоте в надежде на достижения
грядущей медицины, так и не удалось оживить. А там в горах, в розовом
тумане...
Но захочет ли Никита смотреть еще на одну старушку?
- Боюсь, что космический масштаб времени перекроет даже возможности
сказочной Шамбалы! Увы, жизнь - не сказка. Прожитые дни не растянуть на
целое тысячелетие. А дать погибнуть в космосе людям, ждущим нашей помощи,
мы, спасатели, не можем, не имеем права, пусть даже ни у кого из нас не
останется надежды...
- И у тебя? - со скрытым смыслом спросила Надя.
- И у меня тоже, конечно, не останется никакой надежды, - хрипло произнес
Никита.
- А я? Разве я перестала быть Надеждой? - спросила девушка, заглядывая в
глаза Никите.
Елена Михайловна удивленно посмотрела на нее.
Никита через силу улыбнулся.
- Ты останешься надеждой своего замечательного деда и оправдаешь общие как
одаренный математик.
- Как? Как ты сказал? Математик?
- Ну да, математик!
- А разве математики не нужны в космическом рейсе?
Никита развел руками:
- Надя, милая моя! Наш экипаж давно укомплектован. И только что в полном
составе поклялся выполнить свой долг. Звездолет рассчитан только на
спасателей и спасенных и больше ни грамма не возьмет!
С болью в сердце видел Никита, как Надя изменилась в лице.
Бережной и Генри Гри, свесив ноги, сидели на обрыве. С тонкой березы,
растущей чуть ниже, свешивались листья и сережки. Генри Гри дотянулся до
ближней ветки, пригнул ее к себе и прикрыл листвой, как вуалью, лицо.
- Скажи, Бережной, - не без лукавства спросил он. - Как ты мог додуматься
до моей тайны?
Бережной прищурился:
- Э, дружище! Не такой уж труд! Детектива не треба. Чуть пристальнее надо
приглядываться к мелочам. Давно стали женщины брюки носить, да не так
носят, не по-мужицки! Хоть и в штанах, да не тот мах!
- Жаль, не было раньше разговора, не научил, как надо.
- Разговора не было, потому что тайну твою я не собирался разглашать.
Как-никак, третий член экипажа представляет целый континент. Уйму конкурсов
там прошел, коварные тесты преодолевал. Как никто другой! Каскадер к тому
же. И еще знаменитым математиком признан. Потому и оказался первым
американским претендентом на место в экипаже звездных спасателей.
- Да, это так, командир. Требовалось много труда, усилий, старательств.
- Стараний, - поправил Бережной.
- Конечно, старании. А потом любви, командир...
- Какой любви?
- Обыкновенной, когда говорят люблю... как это... по-русски... Любовь...
- Давай, вставай, грести будем! - послышался почти рядом мальчишеский голос.
- Подожди. Не слышишь, что ли, там влюбленные.
Бережной увидел внизу тихо плывущую по течению лодку, а в ней двух лежащих
на дне мальчуганов.
- Как они меня узнали? - прошептал американский звездонавт.
- Они не видели, только слышали мужской и женский голоса. Еще одна
неучтенная Генри Гри мелочь.
- Бывают, и у мужчин высокие голоса.
- Бывают, бывают. Правда, я угадал не только по голосу, но для надежности
помалкивал, хоть и не все понимал.
- Как тебе объяснить, командир? Это немножко иной мир - Америка. Другие
традиции. Чужой для вас уклад жизни. Там каждый сам по себе. И, несмотря на
процветание нации, у нас все еще, к несчастью, есть обездоленные. Они
нуждаются в сочувствии, сострадании, помощи. И за них надо было бороться в
самом Капитолии... Вот почему требовалось занять сенаторское кресло. У тебя
появляется понимание, командир?
- Как тебе сказать? Немного, пожалуй, не хватает. Одно только уяснил.
Нельзя тебя до старта выдавать. В полете все быстро бы выяснилось.
- Конечно! Еще как выяснилось бы!
- Чему радуешься? Воображаешь, какие у Никиты глаза выкатились бы?
- Очень хочу представить такое. Спасибо за сохранение такой тайны. Но это
только ее половина.
Контровский Владимир
Сертаков Виталий
Корнев Павел
Афанасьев Роман
Шилова Юлия
Ильин Андрей