Чтение 23–й страницы книги ~С тех пор, как уснула моя красавица~

благодарим тебя, Боже, за то, что ты подарил нам хорошую дружбу, за то, что
ты послал нам прекрасную еду, за очаровательную молодую женщину, которая ее
приготовила; и мы просим тебя, Боже, благослови память Ренаты, которую мы
все любили."

"Спасибо тебе, Дэв." Майлс дотронулся до руки епископа. Потом он
засмеялся: "Если бы сейчас с нами была Рената, она бы заставила тебя, Сал,
вымыть кухню и убрать весь беспорядок, который ты там наделал."

Гости ушли, а Майлс с Нив загрузили посудомоечную машину и вымыли
кухонную посуду в дружеском молчании. Нив собрала части от пресловутой
кофеварки. "Это все лучше выбросить, пока еще кто-нибудь не обварился," -
сказала она.

"Не надо, оставь, - ответил Майлс. - По-моему, это дорогая штука, я
попытаюсь ее починить как-нибудь, пока смотрю свой сериал "Опасность".

Опасность. Нив показалось, что это слово повисло в воздухе. Покачав
головой в ответ на собственные мысли, она погасила свет на кухне и
поцеловала Майлса перед тем, как отправиться спать. Заходя в спальню, она
еще раз огляделась, чтобы убедиться, что все в порядке. Свет из прихожей
едва освещал часть гостиной, и Нив вздрогнула, увидев в этом свете уже
высохшие и покоробленные страницы кулинарной книги, которую Майлс переложил
к себе на письменный стол.

"8"

В пятницу утром, пока Симус брился, Рут Ламбстон ушла из дома, ничего
не сказав мужу. До сих пор у нее перед глазами стояло перекошенное от гнева
лицо Симуса, когда он увидел стодолларовую бумажку, вытащенную из кармана
его же пиджака. За последние годы все эти лишения из-за алиментов убили в
ней какие-либо эмоции по отношению к мужу, кроме одной - постоянной обиды.
Сейчас добавилась еще одна - страх. Чего она боялась - его? за него? - она и
сама не знала.

Работая секретарем, Рут зарабатывала 26 тысяч в год. После вычета
налогов, страховок, расходов на машину, одежду и завтраки на работе ее
чистый заработок составлял приблизительно как раз ту сумму, которая уходила
к Этель. "Я просто рабыня у этой старой ведьмы, " - эту фразу она
периодически бросала в лицо Симусу.

Обычно Симусу удавалось ублажить жену. Но этой ночью он был в такой
ярости, что, когда поднял руку, Рут отступила назад, боясь, что он может
ударить. Но он только выхватил купюру и разорвал ее пополам. "Тебе интересно
знать, откуда она у меня? - орал он. - Мне дала ее эта сука! Когда я
попросил ее об освобождении, она сказала, что будет очень рада мне помочь. И
что она была так занята весь месяц, что у нее не было времени шляться по
ресторанам. Вот это то, что у нее осталось."

"Так она не отказалась от денег?" - зарыдала Рут.

Ярость на его лице сменилась ненавистью. "Возможно, мне удалось убедить
ее, что человеку не надо так много. Но, может, и тебе тоже стоит об этом
поразмыслить."

Его ответ вызвал у Рут такой приступ возмущения, что она задохнулась.
"Не смей так разговаривать со мной," - заорала она и в ту же минуту с ужасом
увидела, как из глаз Симуса брызнули слезы. То и дело всхлипывая, он
рассказал ей, как бросил в ящик письмо вместе с чеком и как девчонка,
которая живет этажом выше Этель, отозвалась о нем и о его деньгах. "Весь дом
считает меня кретином."

Всю ночь Рут пролежала без сна в спальне одной из дочерей, она
настолько была переполнена презрением к Симусу, что даже не могла себя
заставить лечь рядом с ним. К утру она пришла к выводу, что презирает заодно
и себя тоже. "Этой женщине удалось превратить меня в настоящую мегеру, -
думала она. - Я дошла до точки."

Сжав губы, Рут, вместо того, чтобы повернуть к станции метро на
Бродвее, шла прямо по Вест-Енд Авеню. Резкий утренний ветер подгонял ее, и
она все ускоряла шаг в своих туфлях на низком каблуке.

Она была полна решимости начать борьбу с Этель. Это давно следовало бы
сделать. Рут достаточно начиталась ее статей, в которых та постоянно
становилась в позу ярой феминистки. Но сейчас контракт на книгу, который
подписала эта баба, стал поистине ее Ахиллесовой пятой. Как будет интересно,
когда на Шестой Странице в "Пост" напечатают, что она ежемесячно сдирает
тысячу долларов у человека, имеющего трех дочерей - студенток! Лицо Рут
исказилось мстительной ухмылкой. Если Этель не отменит притязания на
алименты, она вцепится ей в глотку. Сначала - "Пост", потом - суд.

Начальница отдела кадров, где Рут просила ссуду для того, чтобы
заплатить за учебу дочери, была в шоке, услышав эту историю про алименты.
"Моя подруга - прекрасный адвокат по бракоразводным делам, - сказала она. -
Она может себе позволить время от времени общественную работу, ей бы
понравилось заняться таким дельцем. Если я правильно понимаю, вы никак не
можете изменить решение об алиментах, но, может, это станет поводом
пересмотреть закон. Если все будет предано огласке, вполне возможно, что вы
выиграете."

Рут растерялась. "Мне бы не хотелось ставить в неловкое положение своих
девочек. И это означает признать, что бар еле сводит концы с концами. Я
должна подумать."

Пересекая 73-улица, Рут подумала, что либо Этель отказывается от денег,
либо она, Рут, будет просить о встрече с этим адвокатом.

Молодая женщина катила коляску прямо на Рут. Та отступила в сторону,
чтобы дать женщине дорогу и налетела на худого мужчину в грязном пальто и
шапке, почти полностью съехавшей на лицо; от него за версту разило
перегаром. В отвращении сморщив нос, она покрепче вцепилась в свою сумочку и
отшатнулась к обочине. "Как много народу," - думала она. По прохожей части
бежали дети со школьными книжками; пенсионеры вышли на свои ежедневные
прогулки к газетным киоскам; опаздывающие на работу пытались поймать такси.

Рут так и не смогла забыть один дом, который они уже почти было купили
в Вестчестере двадцать лет назад. Тогда он стоил 35 тысяч, а сейчас,
наверное, раз в десять больше. Но когда в банке стало известно об алиментах,
им было отказано в ссуде.

Она повернула на восток 82 улицы - квартал, где жила Этель. Распрямив
плечи, поправив свои очки без оправы, она со стороны напоминала боксера,
готового к выходу на ринг. Помнится, Симус рассказывал ей, что Этель живет
на первом этаже и имеет свой собственный вход. Табличка с именем Э.Ламбстон
над звонком подтверждала это.

Слышно было, как внутри квартиры играло радио, но никто не откликнулся
на звонок. Она покрепче вдавила кнопку - никого. Рут совсем не настроена
была отступать и не отнимая руки жала на звонок.

Громкая трель длилась не менее минуты, пока Рут не услышала звук
отпираемого замка. Дверь распахнули одним рывком. Перед Рут возник молодой
человек с растрепанными волосами и в незастегнутой рубашке: "Какого черта?"
Но, рассмотрев, кто перед ним, он утих: "Простите, вы, наверное, подруга
тети Этель?"

"Да, и мне надо с ней поговорить." Рут подалась вперед, отталкивая
молодого человека, загородившего ей вход в квартиру. Тот отступил, и она
оказалась в гостиной. Рут быстро огляделась по сторонам. Симус всегда
твердил о том, какой кавардак в квартире у Этель, но эта комната сияла
чистотой. Вокруг, конечно, чересчур много бумаг, но все они сложены в
аккуратные стопки. Прекрасная старинная мебель, Симус рассказывал о том, как
он покупал для нее кое-какие вещи. "А я живу среди всякой рухляди," - с
тоской подумала Рут.

"Я Дуглас Браун." У Дуга появилось какое-то неприятное предчувствие.
Что-то в самой этой женщине и в том, как она появилась в квартире, заставило
его занервничать. "Я племянник Этель, - сказал он. - У вас было условлено о
встрече?"

"Нет. Но я настаиваю на немедленном разговоре с ней. - Рут решила
представиться. - Я жена Симуса Ламбстона и я пришла забрать последний чек,
который он ей выписал. Начиная с этого дня, твоя тетя больше не будет
получать алименты."

На столе лежала целая стопка почты. Почти на самом верху она заметила
белый конверт с темно-красными краями. Этот почтовый набор - подарок Симусу
от дочерей на день рождения. "Я забираю это, " - сказала она.

Прежде, чем Дуг успел остановить ее, конверт уже был в руке Рут. Она
раскрыла его, вытащила содержимое, внимательно рассмотрела бумаги и,
разорвав в клочки чек, снова вложила письмо в конверт.

Пока Дуг Браун остолбенело смотрел на все это, пораженный, она залезла
к себе в сумочку и извлекла оттуда две половинки разорванной Симусом
стодолларовой банкноты. "Ее, похоже, действительно, нет дома," - сказала
она.

"Какая потрясающая наглость! - встрепенулся наконец Дуг и выхватил из
ее рук деньги. - Я бы мог сейчас вызвать полицию."

"На твоем месте я бы не пыталась, - ответила Рут. - Дай сюда." Она
забрала разорванную купюру назад. "Скажешь этой паразитке, чтобы она ее
склеила и заказала роскошный обед по случаю прощания с моим мужем. И еще
скажешь ей, что больше она ни цента от нас не получит, а если попытается
протестовать, то ей придется об этом горько сожалеть до конца своих дней."

И не оставляя Дугу возможности что-либо ответить, Рут подошла к стене с
фотографиями Этель и начала их рассматривать. "Она создала себе прекрасный
имидж, занимаясь черт-те чем, что не имеет даже конкретного определения,
разъезжает, собирая эти проклятые награды; был единственный человек, котоый
пытался относится к ней, как к женщине, как к живому существу, а она сживает
этого человека со свету." Рут повернулась лицом к Дугу: "Лично у меня она
вызывает жалость. Я знаю, что она думает о тебе. Я, мой муж и мои дети
платим за то, что она водит тебя по роскошным ресторанам, так тебе мало - ты
еще и крадешь у этой женщины. Этель рассказывала моему мужу про твои
проделки. А я одно могу сказать - вы друг друга стоите."

С этими словами она ушла. С помертвевшими губами Дуг рухнул на диван.
Кому еще Этель разболтала о том, что он прикладывал руку к алиментам?