Чтение 23–й страницы книги ~Теневая линия~

тут же скривился, будто надавил на больной зуб. Хоксблад не мог знать о
подобных планах. И вычислить их не мог бы.

- Кто ты? Ты говоришь не так, как Ричард. В твоих словах столько
холода... Он не мог бы... Шторм. Мой отец. Это ты. Только он мог
подозревать...

Она была слишком ошеломлена, чтобы поднять тревогу, а может быть - не
захотела. Может быть, она отчасти его простила.

- Прости меня, Валери. Я поступил как дурак. Слова застревали в горле.
Шторм не привык признавать ошибки.

Теперь он должен был действовать быстро. Наверняка Хельга позаботилась,
чтобы у Валери не было от нее секретов.

- Рыжик.., прости. - Он должен был это сделать. Узнав о том, что Валери в
плену, они с Ричардом согласились, что это необходимо.

Был только один способ освободить Валери Шторм. И никакого другого.

Его плоть от плоти, кровь от крови... Перед глазами все расплывалось. Они
были влажны.

Дрожащей рукой он потянулся к большому красному рубильнику в центре
терминала. Червь, копошившийся внутри него, превратился в злобного дракона с
когтистыми лапами.

А он-то думал, что слишком состарился и загрубел, что такой боли ему уже
никогда не испытать.

Всего лишь на какой-то миг он заколебался. А потом снял ручку с
предохранителя и резко дернул на себя.

И тут же шлем его наполнился стоном - словно кто-то умирал от удушья.
Рука дернулась к переговорному устройству, он заставил ее остановиться. Он
должен слушать и запоминать. Потому что этого страшного момента никогда бы
не было, не будь он таким идиотом.

Человек должен до конца распробовать горечь собственной глупости, как и
сладость собственной мудрости, поскольку мудрость рождается из хорошо
запомненной глупости.

Валери умирала.

- Какой покой... - еле слышно пролепетала она. - Папа, скажи Ричарду...
Пожалуйста, скажи Ричарду, что я.., что я...

- Скажу, Валери. Рыжик. Обещаю тебе.

- Папа.., сыграй мне что-нибудь.., как раньше. Одна слеза скатилась у
него по щеке - он вспомнил мелодию, которой убаюкивал ее в детстве. Шторм
снял рюкзак, моля Бога лишь об одном - чтобы инструмент его остался целым
после стужи и схватки с часовым Хельги. Он смочил слюной мундштук, потом
закрыл глаза и заиграл. Кларнет чуть сипел, но послушно вытягивал мелодию ее
детства.

- Вот эту, рыжик?

Безмолвие. Жуткое, кричащее безмолвие смерти.

Он дал волю ярости, заглушающей другое, более глубокое и пронзительное
чувство. На одну бесконечную минуту скорбь захлестнула его без остатка. И
мелодия оборвалась, уступив место надрывному вою.

Валери была не первой из тех, в чьих жилах текла его кровь и кого он
убил. И, быть может, не последней. Но привычность не унимала боль. И плакать
бессонными ночами ему придется всегда.

Такого Шторма, Шторма слез, скорби и ярости, не видел никто и никогда,
кроме Фриды. Это она обнимала Шторма в моменты, когда он сотрясался от
рыданий.

Он взял себя в руки. Есть еще работа. Кое-что он узнал, но нужно
торопиться.

Безжизненное лицо Хельги маячило перед ним, пока он выбирался из недр
Фестунг Тодесангст. И он шел прямо на него с целеустремленностью
убийцы-фанатика.

Раньше он думал, что ненавидит Ричарда Хоксблада. Однако ненависть эта
была мимолетной ребяческой обидой по сравнению с тем, что он испытывал
сейчас. Эти чувства станут факелом, до конца дней освещающим ему дорогу в
кромешной тьме.

Он не спрашивал себя, что привело его в Мир Хельги. Но в том, что он
узнал, неявно содержался ответ.

Игра, затеянная Майклом, подходит к концу. Ди шел ва-банк, ставя на карту
все, что имеет, чтобы получить то, что хочет. Легион и Хоксблада толкали в
Черный Мир, как бойцовых петухов в яму, - на бой и на смерть без
воскрешения.

Чем бы ни был одержим Майкл, его мечта вот-вот станет явью. Скоро он
получит свое Эльдорадо. Будет война, и война, замешенная на чувствах.
Взаимная ненависть постоянно кем-то подпитывается, и Армагеддон неотвратим.

Сумерки Легиона уже близко. Это может означать конец для всех армий
наемников.

И Шторм дал обет. Пусть будет война с Ричардом, пусть они оба погибнут.
Но они уйдут во тьму, унося с собой победу, которая осветит им путь в
Преисподнюю.

Ди спустятся туда вместе с ними. Все до последнего.

Глава 26

2845 год н.э.

Последний снег таял в лесных зарослях, когда Диф решился на повторный
побег. Он готовился к нему месяцами. Вначале мальчик положил все силы на то,
чтобы убедить Джексона: он окончательно смирился со своей участью. Он
старательно делал все, что ему говорили, и ублажал старика даже больше, чем
тот требовал. Он не пытался сбежать даже в самых подходящих для этого
ситуациях. Он не восставал против жестокого обращения и сексуальных
домогательств. Он сносил все молча и терпеливо ждал.

Надев на себя личину заботливости, Диф кропотливо подготавливал свою
месть. Осенью он устлал пол пещеры листьями. Когда настали холода и огонь в
очаге горел постоянно, он собирал хворост и складывал его в кучи. Запасаясь
дровами, он попутно подбирал небольшие камешки с острыми краями и рассовывал
их по укромным местам.

В заранее выбранную им ночь Диф начал перетирать веревку острым камнем,
изо всех сил стараясь не зашуршать листьями. На это ушло несколько часов.
Закончив, он сбежал не сразу.

Зажимая концы перетертой веревки, так чтобы она по-прежнему обвивала шею,
Диф поднялся и подбросил веток в огонь. Старик проснулся, как всегда, когда
Диф шевелился, и стал ругаться. Диф покорно склонил голову и продолжал
работать. Джексон снова захрапел.

Пламя взметалось все выше и выше. Вскоре оно загудело, всколыхнув воздух
в пещере.

Возле костра Диф заранее спрятал вещи, которые собирался взять с собой:
одеяло из шкур, стальное огниво, сверток с сушеными фруктами. Сейчас он
выбросил их наружу.

Джексон проснулся, подозрительный и раздраженный. Он дернул за веревку.
Она ударила его по лицу. Старик тупо уставился на обтрепанный конец.

Диф схватил рогатину и передвинул костер к сухим, рассыпающимся листьям.
Потом отпрыгнул и опрокинул здоровенную кучу хвороста, тщательно сложенную
для такого случая. Ветки полетели в огонь. В ту же секунду пламя охватило
их, взметнулось вверх и громко загудело.

Диф опрокинул остальные кучи.

Испуганный и разозленный старик соскочил с кресла и хотел было броситься
к выходу, пока огненная завеса не стала непроницаемой.

Диф сбил его наземь брошенным камнем.

Его рукой двигала сила ненависти. Камень ударил Джексону в грудь с такой
силой, что послышался хруст ребер.

Джексон поднялся и снова бросился к нему. Но ловушка уже захлопнулась -
ему пришлось отступить.

Диф с наслаждением наблюдал, как Джексон вопит и приплясывает в огне. В
конце концов, обезумев от боли, старик снова ринулся через завесу огня и,
выскочив с другой стороны, пополз, извиваясь всем телом, к своему мучителю.

Отступая каждый раз, когда Джексон подползал ближе, Диф собрал вещи, но
не уходил, пока Джексон не умер.

Впоследствии, вспоминая об этом эпизоде, он не испытывал никаких чувств.
Это была даже не казнь - просто избавление от мерзости.

А потом он направился в деревню.

В пещере Дифу словно отсекли часть души, оставив на ней глубокий рубец.
Он потерял способность испытывать подлинные чувства, присущие простым
смертным, и превратился в ужасного монстра, прагматичного, начисто лишенного
совести и сострадания. Отныне он будет лишь по необходимости симулировать
эти свойства характера, словно принимая защитную окраску, уверенный, что
точно так же поступают и остальные. Только собственные прихоти, фантазии и
ненависть будут иметь для него значение. А окружающих он будет рассматривать
лишь как объекты для своих манипуляций.

Диф решил действовать именно в эту ночь, потому что вождь приговорил
Эмили к заточению в яме еще на одну неделю, дав возможность вызволить
девочку, не забираясь к нему в дом.

Вход в деревню сторожил часовой - жители опасались ночных набегов
соседних племен. Диф застал часового спящим, осторожно прополз мимо и
направился к хижине вождя, выбирая самую непроглядную тень.

Яму, где сидела Эмили, прикрывала крышка из шкур, натянутых на деревянную
раму. Диф убрал камни, придавливающие крышку, и сдвинул ее в сторону, а
потом лег на живот и прошептал:

- Эмили! Пора! - В яме была непроглядная темень, но по испуганному
дыханию, доносившемуся из глубины, Диф понял - девочка не спит.

Рядом храпело какое-то животное из тех, что жители деревни обратили в
своих рабов. Оно чуяло Дифа, но шума поднимать не стало. Похоже, оно не
собирается выдавать мальчика.

- Эмили! Пойдем! Это я - Диф. Из ямы опять никто не отозвался.

- Пойдем! - Время уходило, и тратить его на испуганную рабыню было