Чтение 23–й страницы книги ~И всяческая суета~

Ж.: Но почему именно вы? Считаете себя лучше, выше, справедливее
других?

З.: Таких иллюзий не питаю. Но тут действует простая арифметика.
Скажем, вы создали комиссию по отбору кандидатур - из десяти, допустим,
человек. У каждого из этих десяти будет, самое малое, один свой личный
заказ. И еще один - не свой, но, так сказать, лежащий близко к сердцу. А
кроме того - у каждого будет право на свою ошибку. Вот вам десять
спецзаказов, плюс еще десять и плюс десять ошибок. И это при условии, что
в прочем комиссия будет единогласна. Но ведь так не бывает. Далее, сам
состав комиссии станет предметом споров, дискуссий, торгов, компрометации,
шантажа, интриг - и так далее, и тому подобное. Всего этого я хочу
избежать. У меня был один личный заказ - его я уже реализовал; один,
возможно, близкий к сердцу - его я реализую в ближайшем будущем. И,
допустим, одна ошибка - ее, думаю, я уже сделал. Вот и все издержки. А
споров о составе не будет: только я мог решить этот вопрос, и я его решил.

Ж.: Дорогой Вадим Робертович! Отдаю должное вашей убежденности, но ведь
нельзя же так! Ведь не ребенок вы, а взрослый вроде бы человек, газеты
читаете... Читаете?

З.: Не вполне регулярно... но вообще, конечно. И за съездами наблюдал,
и за сессиями частично... Но у меня мама все читает и смотрит, она меня
информирует о важнейшем.

Ж.: Значит, вы должны хоть в общих чертах представлять, что делается в
стране!

З.: Естественно. Я вот ваши статьи с удовольствием читаю...

Ж.: Дефицит, инфляция, межнациональные конфликты, забастовки... Товарищ
дорогой, мало ведь что-то изобрести, надо еще и подумать: ко времени ли?
Чего сейчас от этого будет больше: пользы для страны, или вреда?

З.: Да какой же от этого может быть вред?

Ж.: Самый натуральный. Даже при беглом взгляде видно. Вот вы
воскресили, допустим, свою маму...

З.: Восстановил. Да вы поймите правильно: тут дело не в том, что она -
моя мама... Нет, и в этом тоже, конечно, но главное - есть ведь такая
медицина, трагическая, когда врач новое средство испытывает на себе на
первом. А я себя реставрировать, понятно, не мог, я жив пока, а два
одинаковых Землянина - кому они нужны? Еще перессорились бы... Хотя,
конечно, если бы мы сейчас работали вдвоем... Но это мне тогда просто не
пришло в голову. А если не на себе, то испытываешь новое так, чтобы если и
причинить кому-то боль, то лишь себе: а вдруг окажется что-то не так? Вот
почему я, а не потому...

Ж.: Да не об этом речь! Но вот воскресили вы свою маму, да? Пенсия
сейчас ей требуется? Несомненно. А вы следили за продвижением
законопроекта о пенсиях? Видимо, нет - иначе подумали бы. Пить, кушать
вашей маме надо? И всем другим таким же? Безусловно. А у государства нет
денег, и в стране не хватает продуктов, и здравоохранение разваливается -
да мало ли...

З.: В конце концов, моя мама может на худой конец обойтись и без
пенсии, я ведь работаю, и это для нее скорее моральный фактор. И при
каждом заказе мы уточняем: берут ли на себя те, кто просит о
восстановлении, обязательство содержать... Еда - ну, сколько она там
съест, старый человек... Да и сам я мяса, например, практически не
употребляю, так что пресловутая колбасная проблема... С другой стороны,
государству вся моя работа не стоит ни копейки, я ведь не прошу никаких
средств, даже материалов, хотя с ними приходится страшно крутиться,
покупаем втридорога все, кроме воды, даже хлористый натрий сейчас исчез из
магазинов... Единственное, что нужно этим людям - это их гражданские
права!

Ж.: Да не в матушке вашей дело, я искренне желаю ей всяческих благ! Но
поймите же: возникает прецедент! И очень опасный. Потому что стоит вам
поставить дело, на промышленные рельсы - к чему мы придем? Ведь основная
масса вашей, так сказать, клиентуры - люди потребляющие, но не
производящие...

З.: Не скажите, не только. Детская смертность у нас велика.

Ж.: Да, и детская смертность тоже. А вывод? Мы еще с вами жилищного
вопроса не касались, а если говорить о детях, возникают другие
специфические проблемы: дошкольных учреждений, школ, педиатрии,
послеродовых отпусков... Представляете, какая новая и неожиданная нагрузка
ложится на экономику страны - на экономику, которой, если говорить
серьезно, сегодня вообще не существует? Вот если бы вместо воскрешения
людей вы придумали методику безболезненного и быстрого воскрешения
экономики... Да, я понимаю: это не ваш профиль. Но поймите же и вы,
насколько вы с вашими, безусловно, значительными открытиями сейчас не ко
времени! Обождите, вот наладится хозяйство, справимся с инфляцией, сделаем
рубль конвертируемым... Конечно, если бы вы могли наладить конвейерное
производство рабочей силы, хотя бы крестьян... Впрочем, сейчас, когда у
нас ожидается безработица миллионов этак в двенадцать, и этот вопрос,
пожалуй, теряет актуальность...

З.: Тут есть частность, которой вы, по-моему, не заметили. Мне ведь не
обязательно реставрировать человека в том возрасте, в каком он почил. Если
я смогу снять его запись в сорокалетнем или даже более молодом возрасте,
то он таким и возродится, и о пенсии вообще речи не будет: он сразу с
великой охотой включится, так сказать, в перестройку... Вы сомневаетесь?

Ж.: Да как сказать... Вот вы представьте, что этому человеку сорок лет
было, предположим, году в сорок пятом - пятидесятом. И он, естественно,
будет мыслить в ключе тех лет. А тут вы ему - про сталинщину и все прочее.
Да он вас без тени сомнения по стенке размажет и будет считать, что
совершил благое дело. Это если он один. А если они начнут сотнями
появляться?

З.: Ну, таких и не умиравших много. Я сам, например, многих вещей
понять не могу, хотя и стараюсь. Но тут, однако, получается, что вы
отказываете человеку в восстановлении потому, что его политические взгляды
могут оказаться иными - а это, по-моему, никак с демократией не
соотносится. Я считаю, что право на восстановление является естественным
правом каждого человека, разве не так?

Ж.: Бесспорно, тут возникает целый пакет проблем. Наследование,
жилищный вопрос, восстановление на работе... Тем хуже. Как будто мало у
нас реальных проблем - вы хотите нам еще подбросить... Боюсь, Вадим
Робертович, что хотя все преклонятся перед вашей, может быть даже,
гениальностью и перед душой вашей, но вряд ли законодательная и
исполнительная власть вас поддержит.

З.: Ну хорошо, это все касается будущего. Но некоторое, небольшое
количество людей уже восстановлено - им-то документы оформить можно?
Ей-богу, не изменят эти люди общей картины, ничего не пошатнут и не
нарушат. А для них это очень важно: люди-то живые!

Ж.: Не уверен, что газета захочет поддержать вас в этом. На каком
законном основании? Сделать так - значит, признать наше производство хотя
бы де-факто. А уж потом вам просто не дадут его закрыть - такие массовые
волнения начнутся, что твои Карабах и Молдавия!

З.: Но вот вы говорили тут о гражданской морали. Не говорит ли она вам,
что всегда есть в государстве люди, которым надо бы еще жить и жить для
блага сограждан и всего мира, но судьба такова, что они уходят. И вот
представьте, что мы можем такого человека вернуть в наши ряды: как
прекрасно было бы, не правда ли?

Ж.: Безусловно. Я полагаю, что ваши и мои представления о том, кого
надо и кого не надо возвращать, в основном совпадают. Но представьте, что
дело ушло из ваших рук, его перехватили какие-то другие люди, с иными
взглядами...

З.: Зачем мне представлять это? Дело в моих руках.

Ж.: Но вот кооператив вам пришлось ведь создать!

З.: Это был единственный способ начать восстановление. Прекрасно, что
возникла такая возможность. Собственно, создал его не я, вернее - не я
один, но возник он, безусловно, для реализации моих идей.

Ж.: Значит, уже не вы один решаете, но кооператив?

З.: Могу предложить такую аналогию. Предположим, вы написали книгу. И
для издания и распространения ее создали кооператив. Во главе его стоят
деловые люди. Они будут решать вопросы: где печатать, где взять бумагу,
какую именно, как, где и почем продавать, и так далее. Но какой будет
книга - решать не им, а только вам. Если вы уверены в себе как в авторе,
никто не сможет диктовать вам, что писать и чего не писать. Тут автор
хозяин.

Ж.: Кооператив, если возникнут разногласия, может обратиться к другим
авторам.

З.: Конечно. Но... предположим, что в обществе существует большой и
устойчивый спрос на книги на определенном языке, но существует только один
человек, умеющий писать на этом языке книги: вы. Кооператив может делать
что угодно, но эту потребность, этот спрос он может удовлетворить только
при вашем участии. В данном случае вы - монополист.

Ж.: Ну, овладение языком - лишь вопрос времени.

З.: Разумеется. Но вот вы, владеющий русским языком, почему-то до сих
пор не написали ни "Войну и мир", ни "Архипелаг"...

Ж.: Одного языка тут мало.

З.: Вот именно. Мало знать слова и правила их сочетания и изменения -
нужно еще какое-то свойство, способность, дар, талант, то, что позволяет
вам сочетать известные слова каким-то иным образом. Или цвета, линии,
звуки...

Ж.: Но это уже целиком из сферы искусства. А у вас - наука и техника.

З.: Хирургия - тоже наука и тоже техника. Тем не менее, есть великие
хирурги, есть хорошие и есть никуда не годные. Значит, что-то зависит и от
чего-то сугубо индивидуального? Вот и у меня то же самое. И здесь есть
секреты, которых, пожалуй, и не передашь словами, и есть вещи, которые
передаются от учителя ученику как-то подсознательно, телепатически, если