створки сходились, успела заметить, как губы второго сидящего шевельнулись
- в углу рта у него была приклеена таблетка микрофона. Значит, незримо
надзирать все-таки будут.
кабина не минует внутреннюю сеть и не окажется на магистрали. Сработала
инерция поведения, все продолжилось, как и должно было: мгновенное
расслабление, приступ настоящего страха, с дрожью рук, с нахлынувшим
отчаянием... Внутренне Мин Алика улыбнулась этой точности игры, в которой
больше не было никакой нужды. Теперь надо было обезопаситься. Она закрыла
глаза, мысленно прислушиваясь ко всему, что, явно или неявно, звучало в
кабинке, потом безошибочно подняла руку к воротничку, под ним нащупала
тоненькую булавку, вколотую ими, наверное, пока она еще лежала. Булавку
Мин Алика воткнула в сиденье снизу. Теперь пусть сигналит, пока не
иссякнет ресурс.
место на линии и поехала вместе со множеством других, меняя, когда надо,
ряды и когда надо - направления. Чуть поодаль и намного выше, над всеми
ярусами эстакад, не опережая и не отставая, как собачонка на привязи,
скользила маленькая, на двоих, лодка, и внутри ее, на небольшом экране,
яркая точка держалась в центре, а следовательно - все было в порядке.
у Форамы такое ощущение, когда они снова очутились на воле, в городе,
словно он из какого-то абстрактного пространства, чисто математического,
снова родился на свет и, ошеломленный всеми его шумами, красками и
запахами, с кружащейся головой, пытается разобраться в открывшемся ему
великолепном многообразии, подсознательно стараясь при этом выделить из
множества линий, красок и ароматов - очертания, цвета и запах одного
человека, одной женщины. Форама даже замедлил было шаг, но его вежливо
поторопили; ясно было к тому же, что Мики здесь нет и не могло быть: вряд
ли она успела узнать что-то определенное о его судьбе; да не только она -
он и сам ничего не знал, строил только предположения, которые не
оправдывались.
должны были доставить вроде бы туда, откуда увезли: в то, что осталось от
вчера еще могущественного института, цитадели физики, на который даже
стратеги поглядывали с уважением, - а они, как известно, не любят уважать
что бы то ни было, кроме самих себя. В институт, пусть даже искореженный;
даже камни его были, казалось, до такой степени проникнуты физическими
мыслями, что думать там о чем-то другом бывало просто невозможно, зато о
работе мыслилось быстро и хорошо; а значит, где же, как не там, следовало
продолжить разговор на начатую утром научную тему? Однако лодка, в которую
их вежливо, но решительно усадили (они и не собирались, впрочем,
возражать) взяла курс в другом направлении. Фораме не часто приходилось
разглядывать город с высоты, но Цоцонго был человеком куда более
искушенным и уже через несколько минут полета, оторвавшись на миг от
окошка, сообщил Фораме, что направляются они, насколько он мог судить, в
самую область слабых взаимодействий. На языке физики это означало, что
летят они в атомное ядро, но именно так на их полушутливом жаргоне давно
уже назывался тот район необъятного города, где помещалось все то, что в
обиходе общо и неопределенно называли одним словом - "правительство", или
порой, для разнообразия, - "администрация". Услыхав это, Форама
встрепенулся. Посетить резиденцию правительства было, пожалуй, лишь
немногим менее любопытно, чем и на самом деле оказаться в середине
подлинного атомного ядра. И там, и тут предполагалось, в общем, что
происходящие процессы известны, поскольку можно непосредственно наблюдать
их результаты; и в какой-то степени даже предугадывать их, - однако на
втором плане всегда присутствовала мысль, что знание это - рабочее,
временное, сегодняшнее, принятое потому, что оно не противоречило явлениям
- и тем не менее могло оказаться совершенно неверным, если говорить о
механизме осуществления этих явлений. Точно так же (думал Форама) видя
человека, минуту назад зашедшего в табачную лавку и теперь вышедшего
оттуда с пачкой сигарет в руке, мы с уверенностью предполагаем, что он
купил ее там - хотя на самом деле он мог, конечно, купить ее, но мог и
украсть, и отнять или просто вынуть из собственного кармана, вспомнив, что
пять минут назад уже купил сигареты на другом углу и сюда зашел лишь по
инерции, задумавшись о чем-то. Однако наше объяснение нас вполне
устраивает, поскольку сам по себе процесс, в результате которого в руке
прохожего оказались сигареты, интересует нас куда меньше конечного
результата - потому, может быть, что мы хотим попросить у него сигарету -
или, напротив, заговорить с ним о том, что курение вредно и аморально. Это
в определенной степени напоминало то, что Форама знал о процессах,
происходящих в атомном ядре; что же касается правительства, то о нем физик
имел еще более слабое представление.
граждан или в отсутствии информации. Было и то и другое, но - до
определенного предела. Правительственные учреждения все были известны, в
них можно было, если угодно, зайти, походить по этажам и коридорам,
поглазеть на людей, осуществляющих руководство: клерков, начиная с низшей,
двенадцатой степени, и до шестой, даже до пятой; людей четвертого уровня и
выше было на свете вообще не так уж много, а в каждом департаменте -
единицы, и увидеть их можно было только при определенном везении или
настойчивости, подкрепленной конкретным и достаточно убедительным поводом.
Возглавлялись эти департаменты обычно советниками третьей и второй
ступени, но вообще-то второй уровень занимали уже Гласные, и видеть их
приходилось разве что на экранах. Что же касается первого уровня,
наивысшего, то даже из Гласных его имели лишь немногие, и то уже в
почтенном возрасте, когда большая часть жизни была за плечами. Но пусть на
экране, пусть раз-другой в году, все же видеть можно было и их; и, однако,
не было безоговорочной уверенности в том, что именно они, Гласные, и
являлись правительством. Тут начиналась область неопределенностей и
предположений. Как и когда они впервые возникли - сказать трудно, но, во
всяком случае, достаточно давно, когда Форама еще и на свет не рождался.
Слухи эти официально никогда не опровергались, потому что официально их и
не существовало, законным правительством были Гласные. На чем основывались
слухи, сказать было трудно, сейчас они были уже традицией, в момент же из
возникновения - существовала, надо полагать, какая-то причина, информация,
какой-то огонек, к дыму от которого принюхивались и до сих пор.
правительством были вовсе не Гласные. Они, по этой теории, представляли
собой лишь промежуточное звено - своего рода преобразователи, наподобие
радиоприемников, преобразующих неуловимые для чувств электромагнитные
колебания в уловимые звуки или изображения. За смысл и содержание передач
аппарат, однако же, не отвечает... Отсюда, кстати, выводили и название -
Гласные, поскольку они, следовательно, были голосами, артикуляционным
аппаратом, которым управлял кто-то другой.
определенными, однако по существу крайне неконкретными. Говорили, что те,
кто представлял собой подлинное правительство, не были группой людей,
уединившихся в каких-то неприступных убежищах, наподобие тех, в которых
располагались планетарные электронные устройства - Политик, Полководец и
прочие, - уединившихся, чтобы, отрешившись от всего мирского, мыслить,
провидеть и решать; напротив, по традиции считалось (хотя официально и не
признавалось), что люди эти жили в самой гуще жизни, среди всех прочих
людей, занимались какими-то повседневными делами, как и все смертные, и
вовсе не на командных постах, а иногда и в самом низу пирамиды уровней:
так, уверяли, что один из подлинных правителей служил швейцаром в самом
фешенебельном ресторане города - "Аро Си Гона"; однако в этом
суперресторане было двенадцать подъездов, на каждый - по три смены
швейцаров, по два человека в смене, и кто именно из семидесяти двух увитых
шнурами и осыпанных золотом персон являлся живым воплощением могущества,
сказать никто не мог; сами же швейцары, когда с ними заговаривали на эту
тему, - кто хохотал, кто надувался, в зависимости от характера и
темперамента. Смысл такой анонимности (согласно той же системе слухов)
заключался в том, что, находясь всегда кто в самом низу, кто - где-то в
середине, правители были в курсе всего, что происходило на Планете, не
получали информацию из чужих рук, а собирали ее сами и поэтому имели
возможность реагировать на все должным образом и своевременно. Известно,
что причиной заката многих могучих некогда правительств было именно
отсутствие объективной информации или же нежелание к ней прислушаться.
Если верить слухам, правительству Планеты такое не грозило. Как эти
неизвестные попали в правительство или, вернее, стали им, за счет каких
людей пополняли свои ряды, - объяснялось следующим образом: то ли сами эти
люди, но скорее какие-то их предшественники, может быть, даже прямые
предки некогда стали таким вот анонимным руководством вследствие того, что
в их руках сосредоточилась - тут мнения делились: кто говорил, что
экономика, и следовательно - деньги, дающие реальную власть; кто - что это
была военная сила, тоже позволяющая властвовать реально; третьи полагали,
что в руках первых властителей была секретная информация обо всем, в
первую очередь о людях, в том числе и о тех, кто составлял тогдашнее
официальное правительство. При помощи одного, другого, третьего или же
всего вместе неизвестные властители подчинили себе то официальное
правительство, обратив его лишь в провозвестников своей воли, своего рода
глашатаев; название "Гласные" пришло не сразу и официально должно было
означать, что правительство все делает и обсуждает вслух, на глазах у
общества, у всей Планеты, и что секретов у него нет. Так оно и шло -
годами, десятилетиями, а может, и столетиями.
куда-нибудь еще, а именно в резиденцию правительства, он сразу же подумал:
Конан-Дойль Артур
Никитин Юрий
Посняков Андрей
Куликов Роман
Шилова Юлия
Корнев Павел