набережной, на большие старые деревья острова Сен-Луи, отделенного от нас
узким протоком, и листва платанов шумит и трепещет перед окном, так
близко, что протяни руку - и коснешься этих прохладных, гладких, узорчатых
листьев.
рокочет буксир, по набережной с сухим шорохом проносятся машины, такие
неуклюжие и громоздкие с моей теперешней точки зрения, такие нарядные и
стильные для нас с Валери. Я перегибаюсь через стол и целую Валери, она
тихо смеется, и на ее лицо ложится мелкая светлая зыбь от чашки с кофе,
которую она держит в руке. Быстрая тень скользит по нашим лицам, по столу,
накрытому пестрой скатертью, - это перед окном пролетел голубь. Я,
сегодняшний, все больше удивляюсь своей тогдашней безмятежности. Что,
собственно, делалось в мире? Ведь уже был фашизм и в Италии и в Германии,
готовилась война... Или мы ничего не видели?
пиджака, висящего на стуле, нахожу мелочь, сую в потную лапу долговязого
худосочного паренька с копной рыжих волос - я знаю, что его зовут Клод,
так же, как меня, - и бодро говорю:
произносил пустые, ничего не значащие слова, мой мир был здесь, около
Валери, вокруг Валери, а все остальное, даже работа, не очень-то занимало
меня.
юношеский, нелепый, трагически-наивный оптимизм и через теперешнюю горькую
мудрость обреченного... Я читаю газеты и все больше ужасаюсь - как я мог
быть таким кретином? Ну ладно, молодость, беспечность, первая любовь, все
понятно, - однако есть ведь какие-то пределы всему! Видеть - и не видеть;
читать, даже раздумывать о прочитанном - и ни черта не понимать; слышать
глухие раскаты грозы, надвигающейся на мир, - и принимать их с легким
сердцем, смеясь и бессмысленно надеясь на то, что все уладится
превосходнейшим образом! Да, таков мир, таковы люди, и нечего удивляться
тому, что случилось и в четырнадцатом, и в тридцать девятом, и в этом
году...
балансирует на грани войны, как Лаваль, изображенный на карикатуре в виде
большого полосатого кота, балансирует между Муссолини и Черчиллем,
осторожно шествуя по забору с надписью "Женева". Над этим безмятежным
солнечным миром уже звучат все громче сигналы тревоги, часовой механизм
безжалостно и поспешно отсчитывает последние минуты до взрыва, а люди
затыкают уши и весело смеются.
так принято, хотя конец дождей означает начало войны; Муссолини уже
готовит свои войска, и абиссинские пехотинцы, темнокожие, босоногие, в
узких белых штанах и живописно развевающихся накидках, тоже маршируют,
готовясь к бою. "Что будет с Европой, - пишет "Матэн", - если абиссинские
события и их последствия создадут для Адольфа Гитлера неотразимое
искушение? А последствия такого искушения можно уже сейчас предвидеть".
Мой юный двойник беспечно переворачивает газетный лист. Война на пороге, а
он ничего не видит.
флажком со свастикой в Мемель. Мемель должен вернуться к Германии.
Немецкие военные корабли в бухте Клайпеды. Лаваль заигрывает с Муссолини.
Упражнения отрядов противогазовой обороны в Лондоне. В Германии 15
сентября принят закон о защите германской крови и германской чести. Члены
общества "Французская солидарность", вооруженные дубинками и револьверами,
нападают на евреев. Еще карикатура - Гитлер салютует у могилы Неизвестного
немецкого солдата, а Геринг шепчет ему: "Осторожнее, Адольф! А вдруг он
был еврей?"
"Дейли геральд": "Каждый сторонник мира надеется, что не понадобится
прибегать к силе для защиты мира и права. Но если мы хотим сохранить право
и мир, то все страны должны показать, что для этого они готовы в случае
надобности применить силу. Допускать какие-либо послабления в этом пункте
- значит отдать человечество в руки безумцев и поджигателей войны".
торговались-торговались да и отдали Муссолини Абиссинию, а потом погубили
Испанию, потом вздыхали, глядя, как Гитлер глотает Австрию, потом отдали
ему в добычу Чехословакию, а когда спохватились, было уже поздно.
королев красоты! Будут избирать мисс Universum.
и темноволосых, большеглазых, длинноногих, загадочно и беспечно
улыбающихся; мы находим, что некоторые из них попросту дурнушки. Потом мы
советуемся, когда пойти в Театр де Пари на новую пьесу Саша Гитри "Когда
мы играем комедию", хохочем над рекламой мыла "Пальмолив": "Купите сегодня
же три куска мыла "Пальмолив"... Я всегда буду верна "Пальмоливу".
ухо. - Смотри-ка, до чего симпатичный пляж в Сен-Жан де Люс! Хочу вот в
такую полосатую палатку. И чтобы плавать до одурения! На волнах! Мы туда
поедем будущим летом, да?
тридцать шестого года мы славно побродили по Пиренеям, на другое лето
отправились в Бретань... Так я и не был в Сен-Жан де Люс, а жаль... даже
сейчас жаль.
Какая она прохладная, легкая, гибкая, какое счастье сидеть вот так, держа
ее на коленях, и говорить о чем угодно! О том, что Жюля Лядумега зря
исключили из Федерации атлетизма - подумаешь, получил плату за
выступления, так это называется "торговать своими достоинствами"! - о том,
что хорошо бы пойти на гастроли Жозефины Бэкер, но билеты нам не по
карману, а впрочем, бог с ней, с Жозефиной Бэкер, и почему бы нам не
купить загадочный артсель - живой камень, обладающий физико-химическими и
магнетическими свойствами? "Каждый может иметь талисман всего за 1 франк
50 сантимов марками!" Вот и мы будем иметь талисман, почему бы и нет?
Потом мы сходимся на том, что Морис Шевалье великолепен, и что хорошо бы
поехать еще в Виши, и что это, конечно, жуть, когда целая куча голых
женщин на сцене, как в "Альказаре". Мы вместе читаем газеты, и нам хорошо.
Нам всегда хорошо вместе. В Париже сегодня днем будет 22 градуса, ночью -
15; превосходно! Ирен Жолио-Кюри в интервью с нашим корреспондентом
сказала об атоме и о четвертом измерении: "Я уверена, что через тысячу лет
дети в школах будут проглатывать это, как молоко. Я верю в будущность
человеческого разума", - здорово сказано. А вот это, смотри-ка, до чего
смешно, вот чудаки!
молодыми кретинами, которым я все же отчаянно завидую, - смотрю, и мне
грустно, потому что эта спиритическая белиберда начинается со слова
"война", и это тоже одна из попыток спасти мир, хоть и жутко нелепая...
прошлой войны взывает к вам о мире.
создания мира и благожелательства на земле. Аминь".
мире будут каждый вечер, ровно в девять часов, произносить эту фразу,
обращаясь к богу, то они добьются мира. Что ж, вера не хуже всякой другой.
Если б люди во всем мире могли хоть в девять часов вечера делать что-либо
абсолютно дружно, они многого добились бы. Спириты это поняли, молодцы,
спириты, браво, спириты!
смуглом лбу и поворачивается ко мне.
у тебя вот тут волосок торчит совсем отдельно и поперек. И не хочет
приглаживаться. А что, если я его выдерну?
приносит маленький пинцет и уже нацеливается на непослушный волосок, но
вдруг останавливается и спрашивает:
откладывает пинцет, опять садится ко мне на колени и говорит:
Действительно - зачем? Ты умница, Ри!
Норинага? Великий Мотори Норинага?
наверно?
на восходе солнца". Что такое Ямато, я тогда тоже не знал и лишь
впоследствии выяснил: так называлась Япония в древности. Дух Ямато - это
нечто вроде понятия "галльский дух". А вот если б спросить меня, читал ли
я стихи Мотори Норинага, я готов был бы поклясться, что никогда не читал и
имени такого не слышал. Да, странная штука эти мои воспоминания...
предсмертные, немыслимо яркие воспоминания...
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Володихин Дмитрий
Маккэфри Энн
Шилова Юлия
Андреев Николай