профессор снова берется за листы. - Надо полежать спокойно.
рукой за ширму, и глядел на профессора Лорана с любопытством.
разглядывая профессора Лорана. - Я записывал все подряд, - сказал он с
каким-то странным выражением в глазах.
голову и тоже посмотрел на Мишеля. - Почему ты об этом опять напомнил?
опыты, профессор Лоран тихо сказал:
действительно записывал все подряд. Я не понимаю, почему он это опять
подчеркивает. Если б это был не Мишель, с его удивительной сухостью и
отсутствием эмоций, я бы подумал, что он либо ехидничает, либо, напротив,
таким образом выражает мне сочувствие...
сказал Альбер не очень дружелюбным тоном. - И не так уж он резко
отличается от человека, вернее, от некоторых людей, как вам это кажется.
думаю, что вы преувеличиваете... Но я сейчас о другом... Мне трудно читать
эти записи, Дюкло. Вовсе не потому, что я болен. Просто - такие вещи
нельзя спокойно вспоминать никогда. А прошло всего три-четыре года... Вы
не удивляйтесь, что я говорю об этом с вами... Ведь мне так долго не с кем
было говорить... Мишель в этом ничего не понимает. А для меня это - память
о счастье, о чудесной дружбе, об удивительных, сказочных тогда для нас
самих открытиях. Вы понимаете - мы, когда начинали, не думали, что дело
пойдет так далеко. Мы просто начали выращивать в искусственной питательной
среде различные ткани и органы человеческого тела - для замены
поврежденных частей организма. Это нужно было для клиники, где работала...
ну, для профессора Демаре, главного хирурга клиники. Вы, наверное, помните
по университетским лекциям, что было основной преградой на этом пути.
Скажем, привозят в клинику людей, пострадавших при железнодорожной
катастрофе. У одного совершенно размозжена голова; тут уж, конечно, ничем
не поможешь. Но у него цела печень, а у другого именно печень и повреждена
- множественные разрывы при сотрясении. А пересадить ему неповрежденную
печень нельзя, хоть это его спасло бы.
перелить человеку, если она подходит по группе и по резус-фактору, а если
повреждены обе почки, то человек погибает, потому что другую почку ему
нельзя пересадить ни от матери, ни от брата, даже от близнеца - если
только они с братом не однояйцевые близнецы. Мы начали выращивать ткани и
органы в лаборатории, пытаясь разгадать, в чем секрет этой трагедии
несовместимости. Мы были еще молоды - да, и я был почти молод, Дюкло, в
те, не такие уж далекие годы... - Он помолчал, перевел дыхание. - Мы были
полны энергии и, казалось, очень хорошо сработались, превосходно дополняли
друг друга. Мы сняли художественную студию в четырнадцатом округе,
просторную, светлую - тоже поблизости от площади Данфер-Рошеро, на улице
Данвилль, - оборудовали превосходную лабораторию... А потом... потом мы с
Сент-Ивом постепенно начали все дальше отходить от группы... - Профессор
Лоран закрыл глаза, лицо его стало мертвенным.
любопытство все же взяло верх.
вы с Сент-Ивом отошли от группы... то есть я хочу сказать: с чего это
началось? Почему именно вы и Сент-Ив?..
- В том-то и дело! Они все были против меня, а если б это получилось у
любого из них... ну, может быть, я и неправ, не знаю... Представьте себе,
Дюкло... нет, я попробую начать с этого случая... - Лицо его оживилось, на
скулах проступили бледно-розовые пятна. - Так вот: привезли в клинику
одного юношу - он в тумане разбил свой мотоцикл о телеграфный столб и сам
погиб. Нет, понимаете, в клинике он еще прожил часов шесть, но ясно было,
что он безнадежен. Красавец, силач... И как будто легко отделался -
царапины, ушибы... его выбросило из седла. Но он ударился виском о камень
- и вот... Я до сих пор помню его лицо, безжизненно белое и классически
правильное, как у статуи... Впрочем, дело не в этом... - Профессор Лоран
оборвал рассказ и надолго задумался. - Словом, я решил рискнуть... а
другие сразу сказали, что это пустая затея... Я поместил нервные клетки в
питательную среду, начал экспериментировать с ферментами, стимуляторами и
так далее. Через несколько недель я подумал, что мои коллеги правы: ничего
у меня не получалось. У Демаре прекрасно шли опыты с тканями печени,
почек... Я тоже участвовал в этих опытах, конечно... Мы штурмовали этот
проклятый барьер биологической несовместимости... А я все-таки сидел по
вечерам в лаборатории, смотрел на умирающие в растворе нервные клетки и
задыхался от досады. Тут меня познакомили с Сент-Ивом, и он сразу очень
заинтересовался моими бесплодными поисками: он ведь был нейрокибернетик,
как и Шамфор, только гораздо больше интересовался биологией и
нейрофизиологией. Из-за меня он и примкнул к нашей группе. Сент-Ив
сконструировал массу интереснейших устройств, очень многим помог
лаборатории, все наши были от него в восторге. Но больше всего он сидел со
мной. И вот, вдруг... - Профессор Лоран внезапно замолчал.
что поделаешь... Именно вдруг, я не знаю почему, в одном из термостатов
нервные клетки начали развиваться. Мы ломали себе голову: почему именно в
этом, а не в соседнем? Но все, на что нас хватило, - это точно записать
состав питательной среды, температуру, освещение и так далее. Отличия от
других термостатов были слишком незначительны, чтоб на этом основании о
чем-то судить, но факт оставался фактом: у нас в термостате начал
развиваться человеческий мозг!
человеческой клетки. И тут я тоже не все знаю... как и почему это
удалось... и почему удалось не вполне... Ведь вот и у Петруччи в Италии -
вы читали о его опытах? - нормальное развитие человеческого зародыша в
искусственной среде обрывается пока очень быстро. Правда, у него задачи -
те же, что у Демаре, он и не собирается выращивать плод до конца... А с
Пьером и Франсуа... - Профессор Лоран долго молчал. - Словом, я сделал,
что мог... я с Сент-Ивом... Если б они все поверили, дело другое. Но наши
опыты казались им нелепой фантазией.
робко спросил Альбер. - Ведь это чудеса, настоящие чудеса... Ну пускай
вначале они не верили, это я могу понять. Но потом... когда удалось, ведь
это же могло иметь еще более поразительные практические результаты.
звучит неуверенно. - Впрочем, мы с Сент-Ивом тогда, признаться, не думали
о практических результатах... Видите ли, мозг настолько сложнее, чем
печень или почки, что заменить поврежденный мозг искусственно
выращенным... это... даже если б это и удалось, то человек должен был бы
фактически заново родиться... И, вдобавок, родиться, может быть, совсем
другим... Это не так просто... взамен погибшего близкого человека принять
к себе совсем другого в его облике - да еще поначалу большое дитя,
неполноценного человека, заново обучающегося жить... Понимаете?
человека к жизни. Но вот каково близким? Да и ему самому? Даже если
искусственно выращенный мозг будет функционировать безупречно, даже если
хорошо пройдет мучительно трудный первый период после пересадки и мозг
окончательно "сживется" с организмом - что будет дальше? На всю жизнь -
странные смутные воспоминания о лаборатории, о растворе, в котором он
плавал, о шагах лаборантов... Или все это можно будет научиться гасить? И
пересаженный мозг будет tabula rasa, чистая доска, на которой что хочешь,
то и пиши? Тоже страшновато... Нет, Демаре и других можно понять...
опыты? - робко спросил Альбер. - То есть для чего они делаются, если не
для клиники?
профессор Лоран. - Я ведь говорю: мы тогда были молоды. Мы думали о
познании истины, мы ходили ощупью по краю темной бездны... ведь мы были
впереди всех, дальше была тайна и тьма... Я читал о том, что переживали
американские физики, когда присутствовали при испытании первой атомной
бомбы. Когда засияло над миром их страшное создание, они почувствовали,
что равны богам. Мы с Сент-Ивом чувствовали примерно то же. Вот он ходит,
этот человек, возникший на наших глазах, этот мозг, созданный нами, и он
мыслит, он равен людям, а мы... мы бросили вызов богу! Мы были потрясены
до глубины души - нам ли было думать тогда о практических результатах! Да,
да, я понимаю: вы тоже меня осуждаете... как все! Что ж, вы легко найдете
подтверждение своим выводам. Спросите хотя бы Шамфора, а тем более
Демаре... Они вам скажут, что я всегда был честолюбцем, карьеристом,
который думает больше о своей славе, чем о науке... что только Сент-Ив мог
хоть на время покорить меня своим бескорыстным энтузиазмом... - Он
Андреев Николай
Прозоров Александр
Свержин Владимир
Маркеев Олег
Контровский Владимир
Шилова Юлия