Чтение 23–й страницы книги ~Черный свет~

Оор выслушал решение. Его обвиняли в превышении власти, в отступлении
от правил полетов.

Он выслушал и засмеялся:

- Послушайте, ребята, а что я, собственно, Могу знать? Разве кто-нибудь
когда-нибудь попадал в такую же переделку? Вы об этом слышали?

Об этом никто не слышал.

- Все расчеты делаю не я, а вы. Все работы и решающие машины, вся
информация не в моих, а в ваших руках. Что же я могу зна такого, что не
проходило бы через ваши руки?

Совет молчал. Все было правильно. Решение повисло в воздухе.

И тогда Оор сказал:

- Вы правы в одном - вас смущают некоторые мои распоряжения. Вам
кажется, что я слишком перестраховываюсь. Но именно кажется. Хотя по
временам мне кажется совсем иное - что я недостраховываюсь. Поймите меня -
ни я, ни вы, ни кто другой из нашей Галактики не знает, что нужно делать в
нашем положении. Поэтому я только фантазирую, составляю прогнозы. Кто или
что мне подсказывает решения, помогает фантазировать? Не знаю... Интуиция,
сумма знаний и наблюдений плюс умение оторваться от изученной
действительности и мыслить в отрыве от нее, по иным законам. Каким? Об этом
вам лучше расскажут наши психологи...

Оор говорил долго, объяснял, почему он принимает то или иное решение,
на каждый случай приводя несколько вариантов пока что не существующих
причин, требующих этого решения. В конце концов Совет опять был вынужден
согласиться с ним.

Биологи и врачи приступили к делу. Они подсоединяли к телам космонавтов
разделительно-физиологические насосы и медленно выкачивали из космонавтов
все, что можно было бы выжать из каждой клетки организма. Одновременно с
этим они вводили жидкий азот и охлаждали тела извне.

Два часа работы - и человек превращался в обезвоженную и промороженную
мумию. Если не сделать этого, то кровь, лимфа, желудочные соки - все жидкое,
что есть в теле человека, - при неудачном замораживании может расшириться,
прорасти кристаллами льда и тогда организм возвратится к жизни с большим
трудом. Обезвоженное тело сохраняется безукоризненно. В нужный час автоматы
включат приборы, и человек постепенно вновь возвратится к жизни.

Один за другим космонавты погружались в анабиоз. Последнего - главного
врача - вводил в это состояние сам Оор.

- Ну вот мы и остались одни, малыш, - печально улыбнулся он. - Теперь я
скажу тебе, почему я поступил так, а не иначе. Мы не вырвемся отсюда, если
не разовьем по крайней мере световую скорость: слишком велики силы
гравитации. Теоретически это возможно, практически для нашего корабля - нет.
Но я придумал одну штуку и надеюсь, что мы сделаем это. Однако это породит
такие перегрузки, которые не испытывало еще ни одно живое тело. Так вот, я -
самый старший. Если я погибну, потеря не так уж велика. Ты самый молодой и с
самым меньшим запасом знаний, но зато и самый здоровый; если погибну я,
выживешь ты. Выживешь и расскажешь, что с тобой произошло. Если корабль
вырвется даже ценой наших с тобой жизней, останутся живы они. Тогда они
найдут или нашу Галактику, или что-либо более подходящее. Ну а если корабль
не вырвется? Тогда мы еще поживем немного, чтобы встретиться со смертью
лицом к лицу. У нас нет теперь Совета. Говори прямо, что думаешь. Мы должны
верить друг другу во всем.

Я долго молчал, обдумывая положение, и пришел к выводу, что Оор прав.
Во всем.

Я так и сказал ему. Он взял меня за плечи, встряхнул и долго смотрел
мне в глаза.

- Значит, одобряешь?

- Да?

- Значит, не боишься ни смерти, ни забвения?

- Нет!

- Тогда к делу. Готовь сразу три фотонных бомбы, а я разверну корабль.

Он сел на место главного навигатора, соединил его пульты с пультами
всех остальных главных специалистов и некоторое время изучал показания
приборов, словно привыкая к ним.

В это время я возился с подачей фотонных бомб в запасные люки.
Манипуляторы слушались плохо, работали с натугой, люки также еле
открывались, и я доложил об этом командиру. Он довольно улыбнулся:

- Так, малыш, и должно быть. Мы давно уже на пределе. Мы где-то рядом с
барьером.

Я не спросил его, с каким именно барьером, потому что наконец справился
с поставленной задачей и ждал команды взорвать фотонные бомбы-ускорители.

Командир крикнул:

- Держись, малыш! Выключаю внутреннюю гравитационную систему и даю
последний разворот.

Держаться стало трудно. Меня швырнуло об стену, потом подняло в воздух
и бросило об пол. Корабль дрожал мелкой и противной Дрожью и, казалось,
останавливался, стараясь пробиться через какую-то невидимую стену. А она не
поддавалась, и наши двигатели, как говорят инженеры, могли пойти вразнос, цц
командир, по-видимому, все-таки совершал разворот, потому что крикнул
сдавленным голосом:

- Разовый взрыв!

Я нажал сразу на три кнопки, и корабль рванулся как бешеный: три
бомбы-ускорителя - это действительно страшно.

Впрочем, об этом я подумал, вероятно, позже. Через какое именно время,
я не знаю, но, наверное, много позже, потому что, когда корабль рванулся,
меня словно швырнуло на стену и я потерял сознание...

Ану выключил лингвистическую цепь, сказав:

- Нужно сделать перерыв. Невыносимо трудно слушать такое...

Глава четырнадцатая

ЧЕРНЫЙ СВЕТ

Вездеплав скользил по темной реке. Сверху, снизу и по бокам лучились и
переливались звезды.

Ни стен джунглей, ни черного неба, ни темной воды как не существовало -
были только вот эти разноцветные звезды и ощущение, будто машина летит не то
в космосе, не то под водой. На сердце было тревожно и грустно.

- Вот это приключение так приключение, - завистливо вздохнул Юрий, - не
то что наше.

- Как сказать, - возразил Ану. - Все, что рассказывает он о строении
вещества, несколько неточно. Он не учитывает преобразований частиц материи,
их способностей переходить из одного состояния в другое.

- А может, это и не важно? - задумчиво спросил Вася. - Может, он это
знает, но считает не важным?

- Да, но тогда события разворачивались бы иным образом, - авторитетно
заявил Ану. - В конце концов, достичь скоростей выше скорости света и
распространения магнитных волн - триста тысяч километров в секунду - можно
лишь экспериментальным путем, иначе... ни один корабль не выдержит.

- Почему?

- Понимаешь, Вася, существовал звуковой барьер. Первые реактивные
самолеты, достигая полета со скоростью звука, как бы разбивались об этот
барьер, натыкались на ими же созданный звук и разваливались. Потом стал
открываться так называемый тепловой барьер. Машина могла лететь со
скоростью, например, десять тысяч километров в час, а материал, из которого
она была сделана, разогревался в результате трения о воздух уже после
четырех тысяч километров. А на пяти тысячах - взрывался, как метеорит, как
космический корабль или спутник, когда они входят в атмосферу, не погасив
скорости. Наша цивилизация сумела создать такие материалы, которые
отодвинули тепловой барьер на десятки тысяч километров. А потом появился
световой барьер, когда скорость корабля приблизилась к скорости света. В
этом случае световые волны (а свет -это прежде всего волны, как и звук) как
бы спрессовываются и разуют непроходимый барьер.

Ану вдруг задумался и долго молчал, припоминая то многое, что он
когда-то знал или слышал и забыл. И то, что он жалел обо всем это было видно
по его грустному, усталому лицу.

- А вот фотонные бомбы-ускорители - это интересно. До этого у нас не
додумались. Но в целом история с Черным мешком кажется мне хоть и несколько
невероятной, но крайне интересной и важной.

- Давайте не будем решать заранее, - предложил Юрий, - дослушаем их
историю.

- Мы подходим к Андам. Вот перевалим хребет, выйдем к океану, и тогда
-- пожалуйста, - ответил Ану.

Машина и в самом деле, петляя между поблескивающими стенами джунглей,
начала подниматься все выше к встающим вдалеке белеющим снежным вершинам.
Было нечто тревожное и прекрасное в этой темной громаде, над которой горело
бело-розовое пламя снегов, еще освещенных уходящим солнцем.

Ану решительно взял управление машиной в свои руки. Прижимаясь к
вершинам деревьев, он повел ее прямо к этой мрачной стене, точно повторяя
все извивы предгорий, постепенно поднимаясь все выше и выше.

Потом машина влетела в ущелье, попетля-ла между скалами в полной
темноте и стремительно взмыла вверх, так что ребята не то что прижались, а
прямо-таки легли на спинки сидений, а дремавшие Шарик и крокодил обиженно
заворчали.

Когда машина взобралась к самому перевалу, укрытому выутюженными ветром
снегами в невообразимой, теряющейся в ночной дымке дали блеснул океан. Он
даже не блеснул, а как бы проступил сквозь эту дымку, величественный,
темный, загадочный - истинно Великий, или Тихий океан.

Машина юркнула отвесно вниз, так что всем пришлось ухватиться за
предохранительные ремни, и долго неслась вдоль скал и осыпей, а когда
выровнялась, то оказалось, что волны океана почти касаются ее днища. Ану
вздохнул посвободней, щелкнул тумблерами и кнопками, установил курс и режим