Чтение 23–й страницы книги ~Д`Артаньян

- Да что вы!

- Ну что же. Ваша жизнь и свобода исключительно в ваших руках, так что не взыщите, если придется...

- Что я должен делать?

- Вы сейчас вернетесь в монастырь с бочкой, - терпеливо, словно маленькому ребенку, разъяснил Рошфор.

- Но я её не наполнил...

Граф усмехнулся:

- Думаю, об этом в ближайшее время вряд ли кто-то вспомнит... Вы вернетесь к воротам, словно уже побывали на ручье. Как ни в чем не бывало окликнете привратника...

- Там привратница...

- Это несущественно. Проедете во двор как ни в чем не бывало - ну, а следом войдем мы. После этого можете прыгать с бочки и прятаться в любом укромном уголке, потому что мне вы больше не будете нужны - а в монастыре, подозреваю, станет чересчур уж шумно, и человеку стороннему в этой сумятице делать нечего... Ну как, вы согласны?

- Что же делать... Скажите, чтобы этот верзила меня отпустил, и пойдемте побыстрее все окончить...

- Не спешите, - сказал Рошфор. - Сначала расскажите кратенько, но подробно о внутренних помещениях и их расположении. А ещё лучше - рисуйте прутиком на земле. Д'Артаньян, сломайте ему подходящую веточку...

Гасконец, сгорая от нетерпения, быстренько срубил кинжалом подходящий прут и заострил его, словно перо очинил. Незадачливый печатник присел на корточки и, временами опасливо косясь через плечо на Каюзака, возвышавшегося над ним бдительно, словно башня Шатле, принялся чертить прутом по песку, приговаривая:

- Вот тут у них трапезная, тут сестринские кельи... Тут, на втором этаже, держат взаперти девушку... Только имейте в виду, господа: я далеко не во всех помещениях бывал, сами понимаете, так что полного описания дать не могу... И, скажу вам по совести, монастырь построен давным-давно, ещё во времена Жанны д'Арк, он весь пронизан потайными ходами, словно порченое яблоко - ходами червей... Там можно прятаться неизвестно сколько...

- Против этого есть хорошее, надежное средство, - без улыбки сказал Рошфор. - Запалить монастырь с четырех концов, тогда все обитатели потайных ходов и комнат выскочат наружу, как ошпаренные, и очень быстро...

- Боже мой, вы способны поджечь монастырь?!

- Отрадно видеть, мэтр Бриссон, что в вас наконец-то пробуждается подлинно христианское чувство... - скупо усмехнулся Рошфор. - Я говорю о крайнем средстве - а монастырь этот, кстати, вовсе не напоминает мирную обитель служительниц божьих, достаточно вспомнить и о вас, и о других гостях...

- Вы обещали...

- Я всегда держу свои обещания, - заверил Рошфор. - Ну, вы готовы, господа? Видимо, все-таки придется разделиться: д'Артаньян с Каюзаком пойдут во двор, а мы с графом будем патрулировать стены снаружи - коли уж тут есть потайные ходы, какие-то из них неминуемо ведут наружу. Слуги могут не справиться в одиночку, хоть они и надежные парни... Вперед!

Мэтр Бриссон как ни в чем не бывало восседал на облучке, когда бочка подкатила к наглухо закрытым воротам. Д'Артаньян с Каюзаком шли за ней, пригибаясь. Сердце гасконца отчаянно колотилось, а рука стискивала эфес.

Печатник заколотил в калитку, и изнутри очень быстро послышался сварливый старушечий голос:

- Кого там черт несет, прости, господи?

- Да кому там быть, кроме меня, сестра Жюстина, - откликнулся Бриссон самым естественным голосом. - Открывайте скорее!

- Что-то быстро вы обернулись...

- А зачем тянуть? Пора завтракать, вот и спешу...

- Все бы вам жрать да жрать, любезный... - и по ту сторону ворот скрипнул засов.

Едва лошадь - тоже, несомненно, ожидавшая своего лошадиного завтрака - сделала пару шагов в ворота, гораздо проворнее, чем выходила из них, гвардейцы пробежали мимо бочки и ворвались в ворота. Сморщенная старуха в одном платье, без апостольника, увидев их, отчаянно взвизгнула и шарахнулась, но они кинулись во двор, уже не обращая никакого внимания на старую ведьму, при которой не было никакого оружия...

Зато оно имелось у двух верзил в синих плащах королевских мушкетеров, ринувшихся навстречу столь яростно и незамедлительно, что не вызывало никаких сомнений: оба привычны к стычкам и несомненно пребывали тут в карауле. Надо полагать, осторожная Констанция приняла все мыслимые меры предосторожности...

Предоставив Каюзаку одного, гасконец ринулся на второго. Перед самым его лицом сверкнула вспышка пистолетного выстрела и взлетел клуб дыма - но д'Артаньян, которому яростное стремление освободить любимую девушку придало нечеловеческое проворство, успел уклониться, и тяжелая пуля звучно ударила в ворота за его спиной.

Он не медлил и не собирался никого щадить. Уже через несколько мгновений он, слыша слева ожесточенный звон клинков, сделал отчаянный выпад и пронзил горло противнику. Прохрипев какое-то английское ругательство, тот, корчась, рухнул на мощенный булыжником двор и испустил дух.

Д'Артаньян оглянулся. Каюзак теснил своего противника к крыльцу. На левом предплечье великана расплывалось кровавое пятно, но он уверенно действовал здоровой рукой, пренебрегая раной. Очень быстро его враг оказался прижат к стене, а там и насажен на рапиру, как бабочка на иглу...

- Нужно спешить, - переводя дух, сказал д'Артаньян. - Те двое где-то внутри...

- Мерзавцы! Еретики! Святотатцы!

Это вопила, наступая на них, монахиня-маританка в полном облачении, ещё нестарая женщина лет сорока, довольно миловидная, с сытым, отнюдь не аскетическим властным лицом.

- Убирайтесь отсюда немедленно! - выкрикнула она, вынужденная остановиться, когда д'Артаньян без церемоний преградил ей дорогу обнаженной шпагой. - Как вы посмели, безбожники, осквернять своими рожами женскую обитель?

- А вот эти, значит, её не оскверняли? - усмехнулся д'Артаньян, кивком указывая на два неподвижных тела несомненно мужского пола. - Наоборот, придавали святости? Интересные порядочки в вашем заведении, мать аббатиса!

- Как ты смеешь? Я вас обоих прокляну и отлучу от церкви...

- А ну-ка захлопни клюв, старая ворона! - крикнул гасконец уже без всякого почтения. - Не плети тут сказочки доброму католику! Нет у тебя права отлучать от церкви, а что до проклятия, то я знаю одно духовное лицо, чьи проклятия не в пример грознее. И зовут его - кардинал Ришелье. Уж если он тебя проклянет, святоша мнимая, для тебя наступят поистине унылые деньки! Ну что вытаращилась? Служба кардинала! Где девушка, которую вы тут держите взаперти? Ты хоть знаешь, святая стерва, что участвовала в похищении одной из вернейших сподвижниц кардинала? - Он взмахнул шпагой у неё перед носом. - Да я тебя насквозь проткну, интриганка! Или кардинал, лишив тебя сана, прикажет разорвать лошадьми на Гревской площади за такие выходки! Люди и познатнее тебя теряли головы!

Он был страшен в гневе, и аббатиса, помертвев, замолчала, лишь мелко-мелко крестилась, шепотом поминая царя Давида и всю кротость его.

- Мы с тобой не шутим, ханжа чертова! - загремел окровавленный Каюзак. - Я тебе самолично поджарю пятки на твоей же поварне! Где девушка? Отвечай живее, а то намотаю твои патлы на кулак и вертеть буду по всему двору!

И он протянул к ней ручищу, покрытую своей и чужой кровью, бесцеремонно сорвал с головы чепец, вцепился в аккуратную прическу.

- Помилуйте, господа! - вскрикнула аббатиса, не без оснований подозревавшая, что пришел её смертный час. - Что бы вам сразу сказать, от кого вы прибыли... Все мы тут верные слуги...

- Веди, стерва! - рявкнул Каюзак, прямо-таки забрасывая её в дверь.

Хныча и причитая, аббатиса резво трусила впереди, показывая им дорогу на второй этаж. По всему зданию послышались испуганные визги и охи, но гвардейцы, не обращая внимания на перепуганных монахинь, взбежали по лестнице, устремились по длинному коридору.

В самом конце его вдруг мелькнул, исчезая на поворотом, край синего плаща. Дверь, откуда выскочил скрывшийся у них на глазах человек в одежде королевского мушкетера, так и осталась распахнутой - и это была та самая дверь, которую описал, чье расположение прилежно указал беглый печатник...

Отшвырнув монахиню, как тряпку, д'Артаньян побежал. За его спиной грохотал сапожищами Каюзак. Они неслись посреди пропахшей ладаном солнечной тишины, нарушаемой лишь их собственными шагами и истошными воплями монахинь где-то в отдалении, и это было, как во сне, когда тело ничего не весит и можешь творить, что хочешь, и тяжелое предчувствие отчего-то сжало д'Артаньяну сердце...

... когда рыцарь в смятении выбежал из замка...

Охваченный тревогой, он бежал сломя голову, пересекая полосы солнечного света, падавшие из высоких стрельчатых окон по правую сторону коридора.

... с ночного неба снегопадом сыпались...

Он сгоряча налетел на распахнутую дверь, пребольно ушиб плечо, но не ощутил удара. Влетел внутрь.

... белоснежные лепестки лилий...

- Боже милостивый... - прошептал за его спиной Каюзак.

Д'Артаньян упал на колени рядом с Анной, распростертой на щербатом каменном полу, давно не метенном как следует. Ее золотистые волосы разметались по треснутым плитам, неподвижный взгляд синих глаз был устремлен в неизвестные дали, а прекрасное лицо было белоснежным, как мрамор, покрытым крохотными алыми точками...

Гасконец издал звериный вопль. Он понимал все, но принять случившегося не мог, казалось, стоит зажмуриться, потрясти головой - и наваждение спадет, все переменится...

Но текли минуты, а все оставалось, как прежде. Совсем близко, за стеной, стучали копыта, вразнобой хлопали выстрелы и кричали люди, а он стоял на коленях, не в силах шелохнуться, с залитым слезами лицом...

Его вырвал из беспамятства голос Каюзака:

- Д'Артаньян, будьте мужчиной! Там идет бой!

Только тогда гасконец вскочил на ноги, одержимый жаждой убийства и разрушения.

- Да-да! - воскликнул он горячечно. - Конечно же, бой! И месть... Это женщины рыдают над мертвыми, а мужчины за них мстят! Как вы, Каюзак?

- Да пустяки, - проговорил слегка побледневший от потери крови великан. - Больновато, конечно, и голова кружится, но бывало и похуже. Нужно только отдышаться, а то голова чужая...

- Оставайтесь здесь, мы справимся без вас, - быстро сказал д'Артаньян. - Увезите её отсюда, я не хочу, чтобы она оставалась в этом поганом месте... Тот городок поблизости, как его, Можерон... Увезите её туда, пусть эти мошенницы и клятый печатник вам помогут, иначе я запалю это гнездо, а их, клянусь богом, перебью...

Как безумный, он бросился вниз, пробежал по двору, выскочил в ворота и обогнул монастырь с запада, несясь вдоль стены.

Головой в кустах лежал покойник в синем плаще, а неподалеку сидел на траве де Вард, прижимая ладонь к левому виску. Меж его пальцами обильно текла кровь, и Рошфор стоял над ним с носовым платком. Здесь же стояли слуги с испуганно-бравыми физиономиями, сжимая мушкеты, от которых остро тянуло тухлой пороховой гарью.

- Этого Планше достал, - сказал Рошфор, кивнув в сторону трупа. - Всадники галопом выскочили из незаметной дверцы... Она ускользнула. Черт побери, ускользнула! Хорошо еще, что за все эти годы так и не научилась метко стрелять из пистолета, де Варду повезло, ему, как мне когда-то, лишь сорвало кожу, и череп не задет... - Он спохватился: - Д'Артаньян, что с...

Взглянув в лицо гасконцу, он замолчал и, медленно подняв руку, перекрестился, шепча:

- Господи, на все твоя воля... но почему должно было случиться именно так?

Планше всхлипнул.

В приливе яростной решимости д'Артаньян вскричал, чувствуя, как высыхают на лице обильные слезы:

- На коней, Рошфор, на коней! Пока мы ещё можем что-то сделать!

Глава шестнадцатая

Суд божий

Всадники уже давным-давно не скакали во весь опор - загнанные кони могли идти лишь рысью, да и то время от времени переходя на шаг. Давным-давно отстали Планше и слуга Рошфора, чьи лошади не выдержали гонки. Позади остались с полдюжины маленьких городков на ведущей в Кале дороге - Мортевиль и Жассе, Вольвер и Нольбье...

Даже теперь д'Артаньян опережал Рошфора на два-три корпуса. Несмотря на многочасовую скачку, он не чувствовал ни тени усталости - сила, гнавшая его вперед и вперед, превозмогла все...

Увы, Констанция их опережала. Лошади д'Артаньяна и Рошфора тоже отдохнули за ночь - но они провели эту ночь в лесу, подкрепившись лишь травой, а вороной клейменой простоял в уютной конюшне, и утром ему успели задать овса...

И все же дела их были не безнадежны. Вороной не мог промчаться без остановки до Ла-Манша - а со следа они не сбились. Где бы они ни проезжали, везде им сообщали о всаднике в мушкетерском плаще, очертя голову пронесшемся не так давно... совсем недавно... вот-вот... за четверть часика до ваших милостей... и не пронесшемся уже, а прошедшем рысью... отдохнувшем у этого самого дерева самую чуточку... всадник спрашивал, можно ли купить тут коня... сказать по правде, сударь, он больше походил на переодетую женщину... да, голосок определенно женский... вот только что проехал здесь, сударь, вороной весь в мыле, не на шутку притомился... шатался вороной, вот-вот с ног грянется...

- Стойте! - воскликнул д'Артаньян, натянув поводья, и его конь шарахнулся, храпя.

На обочине лежал вороной - вытянув шею, оскалив зубы, уже бездыханный.

- Похоже, ей пришлось идти дальше пешком... - ощерясь по-звериному, продолжил гасконец. - Вон там виднеются дома...

- Это Грамартен, - сказал Рошфор, выплевывая пыль. - Городок совсем маленький, лошадей на продажу там вряд ли сыщешь... а вот гостиница, мне помнится, есть... Вперед, д'Артаньян, вперед! Черт, мой конь решительно отказывается сделать хоть шаг...

- Мой тоже.

- Привяжите к дереву! - Подавая пример, Рошфор спрыгнул с седла и торопливо обмотал поводья своего коня вокруг ветки. - Пусть отдохнут, можно добежать и пешком!

Они кинулись к Грамартену, до которого было не более четверти лье. Первого же встречного, попавшегося им на пути, Рошфор беззастенчиво сграбастал за воротник и проговорил, запыхавшись:

- Не проходил ли тут королевский мушкетер?

Прохожий, судя по виду, обыкновенный горожанин, к тому же не отмеченный печатью особого ума, пожал плечами:

- Это вы про кого, милсдарь? Проходили тут всякие, но ни одного с мушкетом... Чего не было, так это мушкета...

С превеликим терпением Рошфор продолжал:

- На нем должен быть синий плащ с крестом и лилиями... Короткий такой, спереди и сзади - кресты с лилиями...

- Чего-то было похожее, - сказал провинциал, старательно почесывая в затылке. - Только плащ на нем был почти что и не синий, пропылился насквозь. А шитье, верно вы говорите, вроде креста с лилиями... Если вы его имеете в виду, так он проходил. Дал мне монету и спросил насчет продажных лошадей. Юнец совсем, голосок звонкий, чисто женский. Ну, я ему сказал чистую правду: продажных девок у нас с полдюжины сыщется, потому что живем поблизости от большой дороги и в них частенько бывает нужда у господ проезжающих, а вот продажных лошадей на данный момент не имеется... Тогда юнец порасспрошал, как ему пройти к гостинице, я подробно объяснил - за пистоль-то как не услужить со всем прилежанием? Он и пошел прямиком в "Корону Франции"...

- Где это?

Горожанин замялся, явно рассчитывая заработать и на этих путниках, но Рошфор яростно встряхнул его, крикнув:

- Служба кардинала!

- Так бы и сказали, милсдарь... - Местный житель мгновенно стал прикидывать, куда бы ему скрыться от сложностей большого мира, столь неожиданно обрушившихся и на эту глушь. - Пойдете вон туда, где свиньи в пыли валяются, повернете налево мимо вывески бочара - вон там бочка на ней нарисована - и через сотню шагов упретесь прямехонько в "Корону Франции"... Милсдарь, у нас тут не предвидится никакой войны? Чтоб успеть убежать чтоб...

Не ответив, они пустились в указанном направлении. Оказалось, местный тугодум не соврал и направил их прямехонько в гостиницу.

Имея дело с одним-единственным противником, опасным главным образом не оружием, а тем, что подсыпает в питье, не следовало тратить время на долгий осмотр и разведку. Они вошли в гостиницу, не отряхнувшись от пыли, и, едва хозяин заспешил навстречу с приторной профессиональной улыбкой, Рошфор, ухватив его за горло, загнал в угол, сказал тихо, но внушительно:

- Ни единого звука, иначе прикончу. Служба кардинала. Где мушкетер? Где мушкетер в синем плаще, я тебя спрашиваю? Отвечать коротко и без путаницы, иначе гостиницу спалим, а самого именем кардинала вздернем на воротах...

- Помилосердствуйте, господа... - прохрипел хозяин тихонько. - Я добрый католик, к чему такие приступы?

- Где мушкетер?

- Никакой это не мушкетер, а переодетая девица... Но коли она платит полновесными пистолями, какая мне разница?

- Где она, спрашиваю?

- На втором этаже, под номером семь...

- Одна?

- Ну конечно. Велела подать еды, вина и не беспокоить. Просила срочно раздобыть коня, обещала заплатить сверх меры, и я послал парнишку в Верюссак, это пол-лье отсюда... Там-то хватает лошадиных барышников...

- Понятно, - сказал Рошфор. - А теперь прячься куда-нибудь и сиди тихо, как мышь, если ты и впрямь добрый католик. А если станешь орать или попробуешь помешать...

- Господа, господа! Всячески готов содействовать... Может, мне с мушкетом внизу постоять?

- Сказано тебе, спрячься и не мешай! - шепотом прикрикнул Рошфор, и они с д'Артаньяном стали тихонечко подниматься по лестнице.

Осторожно попробовав дверь седьмого номера, Рошфор распахнул её одним толчком, и они ворвались внутрь.

Констанция проворно вскочила с постели - она так и не сняла сапог, лишь сбросила пропыленный мушкетерский плащ, - кинулась к окну, но д'Артаньян загородил дорогу, схватил девушку за плечи и что есть сил оттолкнул в угол. Она упала, но тут же выпрямилась, ненавидяще сверкая глазами.

Так и стояла в углу, словно наказанный школяр: прямая, красивая, с рассыпавшимися волосами, в распахнувшейся мужской рубашке. Как ни удивительно, она оставалась столь же очаровательной, ярость вовсе не исказила её прелестного личика, а вот рубашка сползла с круглого плеча, и д'Артаньян отчетливо рассмотрел полустертую морду крылатого венецианского льва, зверя святого Марка. Рошфор произнес с ледяным хладнокровием:

- Я вижу, моя дражайшая супруга, вы не испытываете и тени расположения к законному мужу? Ваши глаза так холодны, хотя мы не виделись десять лет, госпожа графиня...

Лицо Констанции осталось почти спокойным. Она ответила столь же холодно:

- Прошло слишком много времени, дорогой супруг, и мои чувства к вам успели увять...

- Интересно, они были когда-нибудь?

- Ну конечно же, нет, - усмехнулась она одними губами. - Но, помнится мне, я полгода щедро платила вам за имя и титул, чуть ли не каждую ночь... Нельзя же сказать, что вы вовсе не получили никакого удовольствия, граф? К вам это тоже относится, д'Артаньян...

- И все же вы преспокойно собрались меня убить...

Констанция улыбнулась:

- Ну что было делать, если вы мне мешали, граф? Уже тем, что жили на свете...

- Поразительно, - хрипло произнес д'Артаньян. - Она ведет себя, как ни в чем не бывало, ей все нипочем...

- А чего вы от меня ждете, шевалье? - спросила Констанция. - Что я, по-вашему, должна делать?

- Покаяться в грехах...

- Простите, но ни один из вас не является духовным лицом, - произнесла она с нескрываемой издевкой.

Подняла руку - на указательном пальце блеснул огромный красный карбункул - и преспокойно запахнула рубашку, прикрыв заклейменное плечо и грудь.

- Я её сейчас убью... - задыхаясь от ярости, проговорил д'Артаньян.

- Вы уверены, сударь, что у вас это получится? - обольстительно улыбнулась молодая женщина.

Д'Артаньян выхватил шпагу до половины - и убрал руку с эфеса, отчего клинок мягко скользнул назад в ножны...

У него не поднималась рука. Будь это мужчина... О, будь это мужчина! Но перед ним стояла слабая женщина, пусть даже убийца самого дорогого на свете существа... Он не мог. Рука не поднималась. Дворянин из Беарна не мог вонзить клинок с сердце молодой, красивой женщины, выглядевшей столь слабой и беспомощной, - даже зная все о ней, не мог... Слишком многое мешало.

Простонав сквозь зубы от бессильной ярости, он увидел в её глазах холодное торжество.

- Ну что ж... - произнес он зло. - Что ж... Мы отвезем вас в Париж, к королевским судьям...

- Вот как? - выгнула она бровь. - И в чем же вы, господа, намерены меня обвинить?

- Вы отравили столько людей...

- Да ну? - улыбнулась Констанция. - И у вас, конечно же, есть почтенные, внушающие доверие свидетели, самолично видевшие, как я кого-то травила? Нет, в самом деле? А вот мне отчего-то думается, что таких свидетелей у вас нет...

- Вы похитили Анну Винтер...

- Я? - её взгляд был безмятежен. - А кто меня там видел?

- Вы держали её под замком...

- Не я, а эти омерзительные монахини.

- Вы отравили ее...

- Кто это видел? Господа, вам следует хорошенько подумать, прежде чем ставить меня перед судьями, иначе вы рискуете изрядно оскандалиться и, чего доброго, сами окажетесь перед судом за клевету. - Она медленным движением достала спрятанный на груди свернутый в трубку лист бумаги, уже знакомый д'Артаньяну. - Прочесть вам, что здесь написано, или вы помните и так?

- Помню, - глухо сказал д'Артаньян. - Еще как помню...

- В таком случае, господа, вам следует убраться...

- Подождите! - вскричал д'Артаньян. - Есть ещё двоеженство, граф все расскажет...

- Бог ты мой! - наигранно вздохнула она. - Прошло десять лет, кроме графа, не осталось ни одного свидетеля, все перемерли, и кто докажет теперь, что это не сам граф в приступе безумия выгнал меня однажды из дома? У него бывали иногда приступы наследственного безумия, ничего удивительного, что я боялась возвращаться и вынуждена была скитаться столько лет под чужим именем, опасаясь его мести...

- Замолчите, д'Артаньян, - произнес Рошфор глухо, отрешенно. - Вы уже должны понять выбранную ею тактику защиты...

- Разве эта тактика плоха? - живо воскликнула Констанция. - Ручаюсь, что при полном отсутствии свидетелей и с помощью королевы мне удастся очиститься от любой напраслины, которую вам будет угодно на меня возвести...

- Есть ещё суд божий, - тем же отрешенным голосом проговорил Рошфор. - Вы о нем не подумали?

- Ну что же, уповайте на то, что он меня когда-нибудь покарает. Посмотрим...

- Вы не поняли, Камилла, - сказал Рошфор, медленно приближаясь к ней. - Я говорю о суде божьем, который состоится здесь и сейчас...

Резким, неожиданным движением он сорвал с её пальца большой старинный перстень и отступил назад. Осмотрев драгоценность, удовлетворенно кивнул:

- Ну да, конечно.. Запасы ещё велики... Видите?

Д'Артаньян кивнул. Под пальцами Рошфора, отыскавшими крохотный шпенек, камень сдвинулся в сторону, и открылось углубление, заполненное мельчайшим зеленоватым порошком. Опасаясь дышать в ту сторону, чтобы яд не разлетелся по комнате, граф вернул камень на место. Сказал уверенно: