Чтение 23–й страницы книги ~Уши в трубочку~

- Разве мне плохо в твоей рубашке?

- Ну, гм...

- Мне так нравится, так нравится!.. Я посмотрела на себя в зеркало, это же просто чудо... Когда появлюсь в ней в своем звездном мире, там все с ума сойдут, на всех наших мирах захотят скопировать...

Я спросил с интересом:

- И получится?

- Нет, - ответила торкесса счастливо. - Им придется обращаться ко мне за разрешением, я сразу же объявлю о своем исключительном праве ходить в твоей рубашке!

Глава 5

По телевизору сообщили о побеге очередного маньяка, что зарезал пятерых молодых женщин, потом показали несколько катастроф по свету, снова вернулись к местной хронике, мы увидели пару исполинских пробок, одна, если честно, по нашей вине, в остальных не грешны, хоть какое-то облегчение на сегодня.

После ужина торкесса хотела вымыть посуду, я отмахнулся:

- Оставь...

- Здесь так принято? - удивилась она. Догадалась. - Явится горничная и все уберет?

- Нет, - сказал я практично. - Завтракать нам из нее вряд ли придется, а раз так, зачем стараться?

Она не поняла, снова приподняла брови, потом перевела взгляд на распахнутую дверь в спальню. Глаза заблестели, губы поползли в стороны.

- Как там... чудесно!

Я посмотрел довольно равнодушно:

- Че?.. Кровать как кровать.

Она покачала головой:

- Как просторно... как безумно просторно! Там достаточно места, чтобы даже впятером...

- Впятером? - переспросил я. - Они же ко мне не дотолпятся...

Она покачала головой:

- Дорогой, ты так мало знаешь про это древнее искусство... Ладно, я заменю тебе всех четверых.

Она начала очень медленно сбрасывать мою многострадальную рубашку, покачивая бедрами, поигрывая сиськами, высовывая язык и облизывая полные сочные губы. Я поглубже вдвинулся в кресло и пощупал рукоять пистолета.

- Ты забыла про правило... - сказал я угрюмо.

- Какое?

- Никогда не заниматься любовью, - сказал я раздельно, - если только что по жвачнику предупредили прямым текстом, что из тюрьмы сбежал маньяк-убийца! Да еще из болота, говорят, вышло чудовище...

Она фыркнула:

- Журналисты чего не придумают! Им нужны тиражи. Маньяки не бегут из тюрем, а в болотах вообще никто не живет!

- Это предупреждение, - сказал я серьезно. - От друга, который пока не хочет себя выдавать. Я тоже не думаю, что к нам ворвутся маньяки или болотные твари. Ворвется что-то похуже. Такое, о котором нельзя сказать по телеканалам.

Она фыркнула:

- Если передумаешь, я жду тебя с открытыми ногами.

- Иди-иди, - сказал я. - Пока посижу здесь, помыслю.

Она фыркнула, ушла, усиленно двигая ягодицами. Я стиснул челюсти и всего себя, вдавился в кресло, не выпуская пистолета. Дверь в спальню осталась распахнутой настежь, я видел, как торкесса повертелась-повертелась, все-таки знойная, несмотря на снежнокоролевскость, но заснула, а я снял тапочки, чтоб уж совсем бесшумно, на цыпочках пошел по комнате, по другой, третьей, заново проверяя и перепроверяя окна, двери, щеколды. К счастью, в квартире нет не только собак или кошек, но даже хомячков, рыбок в аквариуме или канарейки в клетке. Иначе пришлось бы не выпускать их тоже из виду, следить за отклонениями, они только в обычном состоянии безобидные и предсказуемые, но сейчас нам два туза выпало, или, как бы сказал астролог, не та звезда светит.

Пистолет в порядке, обойма полна, патрон в стволе, но я на всякий случай, поглядев в глазок, на цыпочках прокрался на лестничную площадку, там большой пожарный щит с баграми, огнетушителем и топором, я все оставил на месте, спер только топор. Когда дойдет до решающего боя, свет погаснет, телефон замолчит, в стволе перекосит патрон, а вот старый надежный топор не подведет!

В спальне на пол наискось падает бледный лунный свет, везде полночная тишина. Слышно, как далеко-далеко пробили часы, то ли Спасской, то ли бигбеновской, и в этот момент что-то тихонько ударилось в окно с той стороны. Сердце замерло, я застыл, долго прислушивался, потом взял карманный фонарик, на цыпочках пересек комнату, стараясь держаться под стеной в тени, подкрался к двери. Гробовая тишина, под дверь протиснулся слабый свет от полной луны, ни стука копыт, ни царапанья, ни-че-го.

Я сбросил щеколду, отодвинул засов, тихонько приоткрыл дверь. Воздух чист и свеж, как поцелуй ребенка, а яркая бледная луна смотрит пугающе загадочно, на светлый круг медленно и грозно наползает край черной тучи. Дверь тихо захлопнулась за моей спиной, едва я отнял пальцы, хотя раньше она такое вроде бы не проделывала.

Очень медленно я прошелся по лестничной площадке. Будь мы в особняке, это значило бы, что я спустился с крыльца, тусклый свет фонарика выхватывает только ближайшие кусты, над головой сонно каркнул ворон, под ногами шуршат подземные звери, а за деревьями жутко и тоскливо воет волк-оборотень, но я на двадцатом этаже, так что прошелся мимо кабинок лифта, выглянул в окно и даже заглянул в трубу мусоросброса. Хотя умом понимаю, что нет большей дурости выходить вот так среди ночи в полнолуние, держа в руке слабенький фонарик, когда надо бы скорострельную ракетную установку и чтоб заряды автоматически сменялись в диапазоне от серебряных пуль до бронебойных снарядов, самонаводящихся и тоже серебряных, однако нечто более сильное, чем инстинкт самосохранения, не давало мне вернуться взад. Я знал, чья это великая и несокрушимая воля, и потому медленно прошел к двери, что ведет на крышу, заглянул, всматриваясь в ступеньки и вслушиваясь в малейшие шорохи.

Страшное напряжение отпустило, я ощутил, что могу возвращаться. Это значило одно из трех: либо опасность миновала, либо нечто уже успело за моей спиной проникнуть в квартиру.

Я задержал дыхание и ринулся обратно. Дверь долго не открывалась, я взмок от усилий, наконец ворвался в прихожую, ожидая увидеть забрызганные кровью стены, красные лужи на полу, проскочил в спальню...

Торкесса разметалась в божественном сне, разогретая, вся в выпуклостях на нужных местах, а также во впуклостях, тоже там, где следует. Лунный свет скользил по ее лицу. Я со страхом ждал, что вот начнет преображаться, вытянется в волчью морду, но, видимо, на их Бетельгейзе оборотни не водятся. Или на них должна действовать своя национальная луна, а под чужой гимн не шевельнем и пальцем.

Осторожно выбрался обратно, с пистолетом на изготовку обошел квартиру, проверил и перепроверил все, заглянул под кровать, под столы и стулья, открыл дверцы всех шкафчиков, проинспектировал холодильник. Шампанское и обильная жратва так отяжелили, что ноги едва передвигаются, кое-как добрался до спальни, рухнул рядом с торкессой, не выпуская из рук пистолета.

Сон был тревожный, а среди ночи за дверью в прихожей раздался странный шорох. Я пробудился сразу, будто кто толкнул в бок, взял топор, хорошо сбалансированный, а как же иначе, вдоль стены прокрался в коридор. Под дверью скреблось, сопело, царапалось, затем раздался тяжелый стон. Мне почудился голос минотавра, но какой-то странный, нечеловеческий, замогильный чуточку. Кожу осыпало морозом, пальцы ослабели, топор едва не выскользнул на голые ступни.

Не дыша, я двинулся к двери, обходя телефон по широкой дуге. Глупо поднимать трубку, чтобы позвать на помощь, телефон наверняка уже не работает, это понятно, а едва я скажу в него пару раз: "Але, але", подую в мембрану и начну опускать ее обратно, на лице в это время должно быть крайне обреченное выражение, как сзади тут же набросится монстр. Скорее всего, огромный и мохнатый, но может оказаться и с содранной кожей полутруп, за которым остаются на полу следы из слизи. Нет, потеки, потеки, длинные жирные потеки...

- А вот хрен вам, - сказал я шепотом, - кто предупрежден, тот вооружен.

Снова лег рядом с обнаженной торкессой, в одной руке пистолет, в другой - топор. Она тут же повернулась, закинула, не просыпаясь, на меня руку и ногу, вдобавок положила на грудь голову. Мои веки тут же потяжелели, сознание тут же померкло, будто кто-то щелкнул выключателем.

Солнечный свет выжигает глаза, когда я поднял веки, поморщился и тут же зажмурился как можно сильнее: шторы почему-то раздвинуты, узкий луч бьет в лицо, как боевой лазер. Торкесса все еще на мне, но почти сразу же завозилась, задвигалась, приоткрыла затуманенные сном глаза. Вскрикнула и в божественном испуге натянула одеяло до подбородка. Ее прекрасно уложенные волосы красиво и очень соблазнительно рассыпались по подушке, макияж свежайший, губы подкрашены настолько умело, что я предпочел считать их татуажем. Думаю, ее губная помада никогда не сотрется и не размажется, даже если ее хозяйка будет целоваться с крокодилом или сожрет сильно перченного кита.

- Доброе утро, - сказал я жизнерадостно и с великим облегчением. Ощупал себя, проверяя на предмет внедренных в мое тело яичек паразитов, что вырастут и сожрут меня изнутри, а потом окуклятся и разлетятся. - Как спалось?

Она сказала стыдливо:

- Я так крепко спала... Ты мною овладел, да?

- Вот ты какие сны видела, - сказал я. - Давай колись...

- Тебя мои сексуальные фантазии не интересуют, - ответила она тихо. - Очень уж убогенькие... всего лишь служить твоим фантазиям.

- Действительно убогие, - ответил я. - Потому что у меня, как у всякого нормального, самые простейшие.

Я поднялся, натягивал брюки, из прихожей раздался звонок. Торкессу, как назло, нелегкая вынесла в коридор, я не успел гаркнуть, чтобы не открывала, как уже отодвинула засов, даже не посмотрев в глазок, дура чертова.

К счастью, за дверью всего лишь посыльный, возможно, настоящий, хоть и маловероятно, но даже если монстр, то все же играет посыльного, а не самого себя, уже легче: в руках пакет, перевязанный легкомысленной красной ленточкой.

- Распишитесь, - сказал он. - Вот здесь и вот здесь. Вам посылка от троюродной бабушки.

Я вскрикнул:

- Лилея! У нас здесь нет никакой троюродной бабушки!

- Но пакет вот он, - возразил посыльный с мягким укором. - Нехорошо отказываться от подарков, когда их от чистого сердца пожилые люди... желаю здравствовать, мое почтение.

Он отступил и даже сам закрыл дверь, а торкесса осталась с посылкой в руках.

- Я даже не расписалась, - пролепетала она.

- Еще бы, - сказал я саркастически. - Теперь быстро поставь эту посылку... только очень осторожно!.. а мы хватаем вещички, а то и вовсе не теряем на них время, и... бежим, бежим, бежим! Возможно, успеем. По крайней мере, какой-то ничтожный шанс еще остается.

Торкесса поворачивалась, держа посылку на вытянутых руках. Лицо стало обиженное.

- В кои-то веки у меня появилась бабушка, - сказала она, - а ты говоришь такое! Нет-нет, мы обязательно должны посмотреть...

Я не успел раскрыть рот, как она дернула за кончик ленточки. Я прыгнул, пытаясь на лету остановить ее, однако торкесса ловко увернулась. Узелок распался, я плюхнулся на диван, а посылка раскрылась, как цветок. В руках торкессы осталась толстенная книга, переплет коричневый, древний, торец жестковатый, страницы по краям истлели, но чувствуется, что это не то пергамент, не то папирус, а то даже и велень.

- Не открывай! - вскрикнул я.

Торкесса, не слушая, тут же открыла, ахнула в восторге. Я вскочил, попытался выдернуть книгу из ее рук, но пальцы мои ослабели. Я сразу ощутил, что это пергамент, но не простой пергамент, что из шкуры молодого теленка, а самый высший сорт пергамента: он из человечьей кожи, а все буквы там не киноварью, как может показаться дураку-инопланетянину, а человеческой кровью, нам это видно сразу даже через толстый латунный переплет, мы знающие, опытные, все просекающие сразу, в таком мире живем, где чикатило на чикатиле, а у НТВ так и вовсе свой телеканал.

- Ты чего? - спросила она.

Я сказал с чувством:

- Если откроешь и прочтешь вслух хоть слово, убью тут же. Нет, как только начнешь открывать...

Она поколебалась, явно жаждет открыть и хотя бы посмотреть на шрифт, но посмотрела в мое лицо, обиженно вздохнула и протянула фолиант мне:

- Бери, жадина!

Я отпрыгнул, выставил перед собой ладони:

- Не-е-ет! Положь на полку. Может быть, ты уже обречена. А я, словом, может быть, еще смогу тебя как-то и каким-то боком спасти. Или хотя бы часть.

- А часть зачем? - спросила она с подозрением.

- Потом клонирую, - объяснил я и добавил мстительно: - С некоторыми исправлениями.

Она с недоумением посмотрела на одно бедро, на другое, взглянула в зеркало, одновременно приподнимая грудь и проводя ладонями по узкой талии.

- А что ты хотел бы исправить?

- С фигурой все в порядке, - сообщил я. - А вот с причудами...

Она фыркнула:

- Тогда купи себе резиновую женщину. У них не бывает причуд.

- Не скажи, - возразил я. - Одному моему знакомому даже резиновая отказала.

- Дорогой, - произнесла она томно, не отрывая взгляда от своего изображения в зеркале, - я тебе ни в чем не откажу. Только позволь... я позабочусь о тебе. Я исполню все твои сексуальные фантазии...

Резко и тревожно прозвенел звонок в прихожей. Мы оба вздрогнули так, что застучали кости, а в моей руке появился пистолет, будто его выдернуло силовым шнуром. После паузы звонок повторился. Я проговорил шепотом:

- Подойди и посмотри в глазок. Если там один... кто бы ни был, можешь впустить. А я пока побуду здесь, за шторой. Если что, старайся не оказаться на линии выстрела.

- Хорошо, дорогой...

Она пошла к двери, кутаясь в мою рубашку, будущий писк, даже сверхписк звездной моды, я шмыгнул на кухню, оттуда с сильно бьющимся сердцем наблюдал, как эта красивая дура снова даже не наклонилась к глазку, щелкнула задвижка, а дверь, конечно же, распахнулась во всю ширь, врывайтесь, братки, коммандос, силы спешного реагирования, звездные рейнджеры, легионеры космоса, долгопрудневцы, любера...

Ничего этого не случилось, я рассмотрел по ту сторону порога адвоката, их узнаешь сразу, у них все адвокатское: от профессиональной улыбки до начищенных черных, как у официантов, ботинок. В руке портфель, тоже адвокатский, хотя в таком можно спрятать и гранатомет с ящиком боеприпасов, улыбнулся еще шире, заметил ее провокационно распахивающуюся рубашку, я услышал его адвокатский голос:

- Имею ли я честь разговаривать с Лилеей?

- Это я, - ответила торкесса почему-то очень польщенным голосом. - Заходите.

Она пропустила его в комнату, все это время я сидел как на иголках: в любую секунду в комнату могут ворваться те, кто сейчас затаился этажом ниже и этажом выше. Однако дверь за адвокатом захлопнулась, там защелка автоматическая, торкесса не додумалась бы закрыть, адвокат прошел в комнату, портфель занял место на столе. Белые руки запорхали, словно творит заклинания, щелкнули замки, в пальцах адвоката появился лист бумаги.

Он согнал дежурную улыбку и сказал с приличествующими случаю скорбью и торжественностью:

- Ваша троюродная тетя Агнесса, уходя в мир иной, оставила вам в наследство небольшой домик. Бумаги о вступлении в наследство можете подписать сейчас, а вступить... когда захотите, естественно.

Торкесса сказала тихим голосом:

- Тетя Агнесса?.. Я ее не помню...

- Это неважно, - ответил адвокат. - Она ли о вас вспомнила, или же кто-то из родни напомнил, но в вашем распоряжении, скажу честно, неплохой домик. Ему бы небольшой косметический ремонт, и можно принимать туристов. Это неплохой заработок! А можно и без всякого ремонта... Подпишите вот здесь... и здесь... Спасибо, все в порядке! Разрешите откланяться, столько дел, столько дел.

Мне показалось, что он бросил многозначительный взгляд в сторону кухни, словно видел мой палец на курке пистолета. Торкесса проводила его до двери, я услышал щелчок щеколды, спрятал пистолет и вышел в комнату. Бумага о вступлении в наследство лежит посреди стола, торкесса вернулась, ухватила в обе руки.

- Ты что-нибудь понимаешь?

Я потянул носом:

- Должен был остаться запах серы, но... видимо, он пользуется дезодорантом "Хуго Босс". Однако задержался бы на дольше, чую. Ты в таком наряде, и еще все время распахивается...

- Это твоя рубашка, а не какой-то там наряд, - возразила она. - И я ее придерживала! Обеими руками!

- Кроме тех случаев, - напомнил я, - когда брала бумагу. И когда подписывала. Там есть пуговицы, уже забыла? Впрочем, это неважно. Важнее то, что нас, похоже, засекли...

Она в самом деле запахнула рубашку и застегнула на пару пуговиц, спросила испуганно:

- И что теперь?

Я угрюмо промолчал, она вздохнула, я сказал расстроено:

- Одевайся. Раз уж приняла наследство, придется ехать. Иначе заподозрят... Та-а-ак, ни фига себе! Домик-то не в Урюпинске, а в каком-то Уэлльсе или Вэллсе. Это на Оловянных островах, именуемых еще Альбионом, а также иногда Британией? Далековато, однако. Впрочем, при нынешней глобализации это все одно, что в Урюпинск. А ехать придется, никто в здравом уме не откажется от халявы и не передаст в сиротский фонд.

Она просияла, подняла телефонную трубку, я поспешно нажал на рычажок:

- Офонарела?

- Я только заказать билеты, - пролепетала она. - А ты что подумал?

- Ничего, - пробурчал я. - Я вообще не думаю. Я поступаю! По-мужски. А билеты купим в аэропорту. С рук. Так надежнее. Никто и хлебалом не успеет щелкнуть, как мы уже фью-фью - и в воздухе. Если украинское ПВО спит, то еще и долетим... если, конечно, террористы бомбу не подложат прямо в самолет.

Она побледнела:

- В каком страшном мире живете!

- Зато прекрасном, - отрезал я. - Лучшем из миров! Иначе чего вы у нас тут ошиваетесь?

- Ну...

Из кухни раздался странный шум. Торкесса дернулась в ту сторону проверить, я ощутил, как меня осыпало морозом, резко перехватил ее за руку:

- Стой! Туда нельзя.

- Почему? - удивилась она. - Пусти, мне больно.

- Вообще руку сломаю, - пригрозил я. - Это стиральная машина!

Она прислушалась, сказала с недоумением:

- Да, похоже... Пойду выключу.

- Стой, дура! - рявкнул я. - Ты что, не понимаешь, что значит, когда бытовые приборы вот так сами по себе? В самом деле не знаешь?

Из дальней комнаты послышалась музыка. Я осторожно приоткрыл дверь, через щель видно заработавший жвачник. На экране сперва плясали полуголые демократы, потом появилось огромное лицо с кустистыми бровями, глаза засветились дьявольским огнем. Мне показалось, что неизвестный зорко осматривает комнату. Я осторожно притворил дверь, пока враг не посмотрел в эту сторону, отступил и сказал тихо:

- А вот теперь рвем когти!

- Как скажешь... но ведь это очень больно?

Я мотнул головой, судорожно вспоминая все правила поведения в таких ситуациях. Надо быть готовым к тому, что обязательно споткнусь на ровном месте и брякнусь в комнате или в прихожей, а торкесса упадет не меньше трех-пяти раз, так подчеркивается женственность и беззащитность. Впрочем, по этой шкале торкесса упадет раз восемьсот, не меньше. Еще надо помнить, что как бы стремительно я ни летел к выходу, но ковыляющий монстр все равно как-то догонит.

- Тихо, - прошипел я.

- У тебя есть план?

- Что бы мы сейчас ни задумали, случится обязательно другое...

Она поперхнулась и уставилась на меня расширенными глазами. Я прямо с кресла перекатился через голову, держа пистолеты на вытянутых руках. Через мгновение донесся шорох от двери, словно некто пытается открыть ключом. Через минуту щель между дверью и косяком начала увеличиваться. Я показал торкессе знаками, что орудуют либо по старинке ломиком, либо пользуются такой хитрой машинкой с навороченным процессором: вставляешь в щель, а там она по заданной программе пыжится, отжимает дверь, пока язычок замка не выскользнет из паза.

Глава 6

Торкесса спряталась за шторкой с автоматом в руках, я встал в соседней комнате за дверью. Щелкнул замок, дверь распахнулась. В комнату с топотом ворвались двое, дверь тут же захлопнулась. Момент рискованный, но я толчком распахнул свою дверь и встал в дверном проеме с двумя пистолетами в руках.

- Стоять!.. Даже не дышать!

Как я и надеялся, они устремились было в ту комнату, где через дверной проем виден комп, видеоаппаратура. От окрика обомлели, застыли с поднятыми руками. На пол с грохотом посыпались связки ключей, фомка, набор отмычек. Один выронил даже брезентовую сумку, с такими ездят все челноки.

- А теперь медленно повернитесь, - скомандовал я. - очень медленно... Очень!

Торкесса вышла с автоматом в руках. Лицо безжалостное, в глазах стальной блеск прирожденного убийцы, какой бывает только женщина, ведь мы, мужчины, всегда более сентиментальные и чувствительные, нас легко разжалобить, а то и удачной шуткой купить жизнь, в то время как женщины шуток не понимают, а увидеть женщину с оружием в руках - это пострашнее, чем узреть ее за рулем КамАЗа на скорости в сто семьдесят в час.

Один из грабителей взмолился:

- Пощадите!.. Я же не знал, что здесь кто-то!

Второй мелко-мелко трясся. Я спросил сурово:

- А почему именно эта квартира?

Первый сказал жалким голосом:

- Нам ее заказали. Просто заказали!.. Правда, странный такой заказ...

- В чем странный?

Первый заторопился, видя, что я заинтересовался:

- Один сказал, что в этой квартире золото и бриллианты! И пачки баксов. А когда я спросил, какова его доля за наводку, он засмеялся и сказал, что ничего не надо. В этой квартире богатый хахаль его жены, вот и хочет просто отомстить... Я заподозрил неладное, но мой напарник настоял.

Я сказал наставительно:

- Жадность не одного фраера сгубила.

- Жадность - это не порок, а необходимость, - буркнул напарник, впервые раскрывая рот. - Пролетариат не выбирает...