улицы и пробормотал: - Вот теперь можно отправить Конана в
дозор... Ночь, глухое время... шумят деревья, воют волки, и пикты
крадутся по пятам...
ее плащом и несколько мгновений разглядывал умиротворенное лицо
девушки; сейчас она казалась ему столь же прекрасной, как
рыжекудрая Дайома. Даже еще прекрасней; ведь для владычицы
острова он был всего лишь игрушкой, а эта юная женщина, одарившая
его любовью, нуждалась в защите и покровительстве. Тот, о ком
заботишься, становится особенно дорог; и хоть Конан не обладал
чувствительным сердцем, он поклялся про себя, что после замка Кро
Ганбор наведается в Рабирийские горы и вырежет печень главарю
бандитов, обидчику Зийны.
поясу меч, взял в руки копье и отошел на самый край поляны, где
они расположились на ночлег. Тут, в двадцати шагах от костра,
царила непроглядная темнота, и ничто не мешало киммерийцу слушать
ночные шорохи и всматриваться в ночные тени.
верхнего течения Черной. Речной поток отделял земли пиктов от
Боссонских топей, и Конан старался не уклоняться к восходу
солнца, чтобы не угодить в бездонные трясины нескончаемых болот.
Он неплохо знал эти места, ибо доводилось ему служить наемником
на пиктских рубежах, в джунглях Конаджохары, под Велитриумом,
пограничным аквилонским городом. К западу от Велитриума стояла
небольшая цитадель Тасцелан, бревенчатая крепость, защищавшая
переселенцев из Аквилонии; ее коменданту киммериец и продал свой
меч. Времена тогда были неспокойные, южные пикты бунтовали, а
потом, объединившись под рукой Зогар Сага, местного колдуна, и
вовсе сожгли Тасцелан. Конан едва унес ноги; впрочем, Зогар Сага
он успел прирезать.
звериные тропки в лесу, и подходящие для привалов поляны, и ручьи
с чистой водой; помнил и то, как надо ходить в этих лесах, где за
каждым деревом могла таиться засада. Пикты были дики и коварны,
не менее дики и коварны, чем киммерийцы, и Конан их не любил. Они
отличались бессмысленной жестокостью - могли, к примеру, отрезав
человеку голову, истыкать труп ножами. Но, не испытывая теплых
чувств к этим коренастым черноволосым варварам, он уважал их, как
воин может уважать воинов. Пикты являлись отличными бойцами,
упорными и храбрыми до безумия, и их каменные секиры и копья с
кремневыми наконечниками нередко одолевали аквилонскую бронзу и
сталь. Лес был для пиктов и отчим домом, и обителью богов, о чем
стоило помнить всякому, желавшему незаметно постранствовать в их
землях.
осторожность. Он пробирался на север самыми глухими тропками, жег
крохотные костры под разлапистыми ветвями огромных елей, смотрел,
слушал, нюхал. Два дня все было тихо; на третий его начало
одолевать смутное беспокойство. Казалось, нет никаких поводов для
тревоги: он видел лишь следы кабанов, оленей да медведей, слышал
только шорох ветвей да скрип чудовищных темных стволов, вдыхал
свежие ароматы хвои и смолы, а не дым костра и не едкий запах
человеческого пота. Но инстинктивное предчувствие опасности не
покидало киммерийца. Враги были еще далеко, но он представлял,
как чьи-то внимательные глаза рассматривают сейчас отпечаток ноги
в мягком мху, обломанный сук, примятую траву и срезанную ветвь;
чьи-то ладони пересыпают пепел костра, определяя, сколько дней
назад его жгли и сколько путников грелось у жаркого пламени. Как
ни берегись, нельзя пройти по лесу и не оставить следов, а
опытный глаз, глаз охотника-пикта, зацепившись за одну отметину,
найдет и другую.
настороже, и взгляд его перебегал с лица девушки то к темным
стволам деревьев, то к лежащему поблизости арбалету. И сейчас,
когда его подруга уснула под теплым плащом, он не мог избавиться
от беспокойства: слушал, нюхал лесной воздух, широко раздувая
ноздри, думал. Еще пять-семь дней, и они доберутся до границы
Ванахейма, но можно ли считать это залогом безопасности? Вовсе
нет; пикты, лесные крысы, упрямы и будут идти по следам до тех
пор, пока не настигнут добычу. Особенно киммерийского воина! Вряд
ли они ведают, за кем гонятся, но если б знали о том, Конан не
дал бы за свою жизнь и жизнь Зийны ломаного стигийского медяка.
влажного мха, притушил им костер и лег рядом с Зийной. Некоторое
время киммериец размышлял, не направиться ли все же к востоку,
чтобы запутать следы в Боссонских топях, потом вспомнил о жутких
болотных демонах и прочей нечисти, водившейся за Черной рекой, и
решил идти прежним путем. Вскоре дремота начала одолевать его, а
аромат волос Зийны заглушил запахи леса. Спустя несколько
мгновений он уснул, не спал беспокойно, не отпуская рукоять
обнаженного меча.
сказывались еще реинкарнация в Конана, битва в подвале, игры с
батареей и прочие подвиги. Чувствуя зияющую пустоту в желудке,
Ким осмотрел холодильник, но, кроме обертки от маргарина и сырной
корочки, не обнаружил ничего. Он сунулся в письменный стол, где в
левом верхнем ящике лежали деньги с последнего гонорара, а под
ними - заначка, неразменная сотня долларов и еще сто мелкими
купюрами, пятерками и десятками.
схватил рюкзак, предназначенный для продуктов, и выскочил из
дома. Неподалеку, на проспекте Энгельса, у метро, располагался
универсам, обвешанный аптечными киосками, фруктовыми палатками и
книжными лотками, а главное - шашлычными и пирожковыми, при мысли
о которых бурчало в желудке и рот наполнялся слюной. Туда Ким и
шагал, подпрыгивая и втягивая носом чудные запахи свежей листвы и
пирожков с капустой, что разливались в летнем воздухе. "Сигареты,
- прикидывал он, - еще сигарет купить, и молока, и хлеба, и
яиц... и докторской колбаски, копченого сыра и что-то мясное...
пельменей пачку, а лучше - две... картошки, и побольше! А еще..."
успеваю сканировать здания, мимо которых ты несешься".
обратной дороге".
осознал нелепость сказанного, сравнил зиявшую в желудке бездну с
парой пирожков и добавил: - Еще четыре с мясом и столько же с
картошкой.
чтоб не смущать ее, направился к рекламным щитам, воздвигнутым с
краю тротуара. Прячась за ними, он жевал и откусывал, откусывал и
жевал, и, по мере того как пустота из желудка переселялась в
пакет, в глазах его яснело, и смысл рекламных объявлений
просачивался от зрительных рецепторов к сознанию. Тут были
призывы экстрасенсов, лечивших от порчи и венца безбрачия,
реклама женского белья ("Только в трусиках "хи-ха" я добуду
жениха"), предложение салона итальянской мебели ("Цены пугают, но
выбор успокаивает"), десяток театральных афиш и прочая белиберда,
которой Кононов обычно не уделял внимания. На самом дальнем щите,
под картинкой с дамскими прокладками ("Можешь прыгать за порог,
если сухо между ног"), притулился цирковой плакатик с
изображением слона, двух крепких мужиков, вцепившихся в уши
животного, и рыжей полуголой дамы, возлежавшей на его спине.
Надпись гласила: "Цирк в Озерках! Сегодня и ежедневно!
Вольтижировка и танцы на слонах! Труппа Три-Тальрозе-Три!!!"
усилием проглотил его и замер, уставившись в плакат. Тальрозе!
Варька Сидорова, сестрица! Тальрозе, блин! Эти слова Петрухи и
Гири тут же припомнились ему вместе со смутными намеками на
стервь, которая пляшет на слонах - вместо того чтоб
выкаблучиваться на арене, на мягком песочке. К тому же в лице
цирковой красотки, невзирая на старания художника,
просматривались следы фамильного сходства с Дарьей Романовной:
волосы - рыжие, очи - зеленые, ноги - длинные, а все остальное -
в меру упругое, пышное и соблазнительное.
двести тридцать третьей! А где одна сестричка, там, наверно, и
другая! Клянусь челюстью Крома!
инклином?"