порцию каши и продолжил: - За полгода второй раз на одну и ту же деревню
какие-то странные пришельцы наскакивают. По виду не свены, не датчане, ни ляхи
какие-нибудь. Можно за шотланцев принять - но откуда они возьмутся в этой
дикой глуши? Опять же, палаши европейские, пищали русские.
похлопал себя по животу. - У кого что украли, тем и пользуются.
можно взять на одиноком чухонском хуторе? Проще ладью торговую у устья
подловить. В ней и товар будет, и золотишко найдется. И вот что интересно:
только при нас дважды они тут появляются, и дважды все до единого погибают. И
все равно сюда прутся.
"Глаза Одина", у прошлых разбойников нашел. Там эта деревенька, Келыма, красной
точкой обозначена. Кстати, именно ее здешние чухонцы Кельмимаа, землей мертвых
называют, тебе это странным не кажется. А опричник перебитых нами в прошлый раз
бандитов варягами называл. Значит, не в первый раз видел.
именовали княжеских дружинников. Но только было это очень, очень давно. В те
времена, когда наша земля проходила эпоху феодальной раздробленности, и когда
идеалом воина считался скитающийся герой-одиночка, когда народ слагал былины о
могучих богатырях: Илье Муромце, Алеше Поповиче, Добрыне Никитиче. То есть, в
эпоху, которую спустя триста лет прошла и старушка Европа, оставив потомкам
целые тонны рыцарских романов типа "Тристана и Изольды". И мне совершенно
непонятно, какое отношение могут иметь великие древние воители к этим голоногим
мореплавателям.
общества определяющее значение в бою стали иметь дисциплинированные отряды
бояр, а герои-одиночки, соответственно, выродились в мелкое разбойничье племя.
Никита. - А почему бы просто не спуститься к ихней посудине, и не посмотреть:
есть там карта, или нет?
хлопнул Игоря по плечу. - Пошли, теоретик. Сейчас выяснится, что это беглые
шведские крестьяне на Русь подались, да за судовую рать выдать себя попытались.
посторонних глаз парусиной, стоял изящный резной ларец, покрытый ажурной
костяной инкрустацией. В этом ларце, рядом со странной фигуркой, выполненной в
виде христианского распятия, но с орлиной головой наверху, когтистыми лапами на
концах перекладин, крупным сапфиром внизу и кисточкой из длинной седой шерсти
под ним; лежали покрытые непонятными письменами пожелтевшие пергаментные
листки. В зарисовке на одном из них без труда узнавалась изогнутая лента Невы.
Примерно посередине находился любовно вычерченный остров, напротив которого
красовалась бурая клякса.
головы: у противоположного берега реки лежал заросший высоким березняком
остров.
будем?
Неве явно больше ничего не грозит, а карта... Мы теперь знаем, что варяги плыли
именно сюда. Ну и что? Разве только, можно предположить, что спустя полгода тут
появятся новые гости.
кошелек, фигурки всякие, ларец... Ну, в общем, это как бы твоя законная добыча.
Можно я карту возьму? Сравню с той, что в рюкзаке осталась, с мужиками
посоветуюсь. Вдруг скумекаем чего?
Сами-то вы сейчас куда?
стоял, мы и обосновались.
тропы все затоплены, - подергал себя за ухо Никита. - Вот что, Костя.
Забирайте-ка вы эту посудину, и поднимайтесь на ней обратно по Тосне. Сейчас
здесь, окромя как по рекам, дороги нет.
Новгороде...
с ним не справиться, в сарай его до весны не спрячешь. Сабли да доспехи я могу
салом смазать и в землю закопать, золото тоже найду куда заныкать. А с этой
бандурой что делать? Забирайте, пока я добрый, пользуйтесь. Считайте это
оплатой за ложный вызов. Давайте, уматывайте, пока я не передумал.
лодке палаши, топоры, мелкую походную утварь. Костя осторожно выставил ларец.
На дне осталась только пищаль: никто из одноклубников за нее не взялся, Хомяк
не напомнил - так и осталась в лодке по молчаливому согласию. Все собравшиеся
в лодке люди отошли на корму - нос приподнялся, сползая с берега, и лойма
покатилась вниз по течению.
между Тосной и Оредежем!
сторону Тосны, последнему напоминанию о том, что родился он не в шестнадцатом
веке, а в двадцатом, что когда-то ездил на мощной американской машине, смотрел
японский телевизор и играл с шахматы с тайваньским компьютером. Но как только
судно скрылось за поворотом, молодой человек тут же кинулся к затону, столкнул
лодку на воду и сильными гребками погнал ее в сторону острова.
шелковистая трава, кротко шелестели березы, Никита прошел между белыми стволами
почти до середины острова, потом тихонько позвал:
метров перед лицом.
единственная лодка у меня.
своего места и по кругу пошла вокруг Хомяка. - Это ты сюда пришел, суженый мой,
желанный мой, долгожданный мой. Это ты пришел и позвал меня по имени. Неужели
ты не понял, любый мой? Навь я, Никитушка. Навь мертворожденная. Все мы
приходим к тем, кто про нас вспоминает, кто по имени кличет. Приходим званными,
и соки жизненные пьем, ибо существовать иначе не можем. Затем я к тебе и
пришла, Никитушка, затем к плоти тянулась. Смерть тебе несла, но силы в тебе
оказалось бессчетно, силы в тебе на нас двоих хватило. Присохла я к тебе,
Никитушка, присушилась тем, что есть во мне вместо души, приросла, как березка
на светлом лугу...
нежить Хомяк.
смертью пришли. Сами веслами гребли, сами ножи точили, сами руки тянули, сами
смерть звали...
возникло ощущение нереальности происходящего. Он закрыл глаза, тряхнул головой,
а когда снова огляделся, молодой женщины уже не было - и даже трава вокруг
стояла свежая, непримятая. Никита Хомяк попятился - а потом сломя голову
кинулся бежать. Уже через несколько минут он распластался на холме возле своего
дома, тяжело дыша и не желая верить в то, что только что с ним случилось.
Рассудок вернуло сытое хрюканье из распахнутого сарая. Хозяин дома машинально
прикрыл дверь, заложил ее короткой жердиной, через щель над косяком пересчитал
скотину. Вроде, вся на месте.
брюквой запарю, к утру как раз и остынет. Не пропадете.
место оконные рамы, перенести в дом, откопать засыпанный погреб, почистить и
смазать свиным салом оставшиеся от "варягов" трофеи, снести их самих в одно
место - захоронить дотемна не стоило и мечтать. Так, в хлопотах, весь день и
пролетел. Когда в сгустившихся сумерках Хомяк вошел в дом, он запоздало
сообразил, что всю кашу съели примчавшиеся на помощь "реконструкторы", и
никакого ужина у него нет. Пришлось ложиться голодным. Он забрался под толстое
стеганное одеяло, взбил подушку. Лежать одному было странно и непривычно...
через пару шагов наткнулась на стену и уперлась в нее руками. - Ты вспомнил
меня. А мы, нави, всегда являемся тем, кто нас вспоминает.
жизненной силы. Мы не можем создавать ее сами. Ее приходится забирать у живых.
огоньки глаз. - Но ты силен. Ты не замечаешь. Никто не замечает. Просто слабеют
и умирают. И все равно вспоминают. До самой смерти вспоминают.