ногу. Оцепенение начинало разливаться по всему его телу...
вдоль улицы погружены во мрак, рядом - останки механического зверя, дальше -
Битти, еще дальше - двое пожарных и Саламандра... Он взглянул на огромную
машину. Ее тоже надо уничтожить...
на ноги! Осторожно, осторожно... вот так!"
мертвый обрубок, обуглившийся кусок дерева, который он вынужден был таскать
за собой, словно в наказание за какой-то тайный грех. Когда он наступал на
нее, тысячи серебряных иголок пронзали ногу от бедра до колена. Он заплакал.
Нет, иди, иди! Здесь тебе нельзя оставаться!
произошло, то ли их тревожила необычная тишина, Монтэг не знал. Хромая,
подпрыгивая, он пробирался среди развалин, подтаскивая руками волочащуюся
больную ногу, он разговаривал с ней, стонал и всхлипывал, выкрикивал ей
приказания, проклинал ее и молил - иди, иди, да иди же, ведь сейчас от этого
зависит моя жизнь! Он слышал крики и голоса в темноте. Наконец он добрался
до заднего двора, выходившего в глухой переулок.
"Незачем решать проблему, лучше сжечь ее". Ну вот я сделал и то и другое.
Прощайте, брандмейстер".
думал: дурак, дурак, болван, идиот, чертов идиот, дурак проклятый...
Посмотри, что ты натворил, и как теперь все это расхлебывать, как?
все испортил, все погубил в самом начале. Правда, столько навалилось на тебя
сразу - Битти, эти женщины в гостиной, Милдред, Кларисса. И все же нет тебе
оправдания, нет! Ты дурак, проклятый болван! Так выдать себя!
придется гореть, так прихватим кое-кого с собой.
случай.
подобрала не все. Четыре еще лежали там, где он их спрятал. В темноте
слышались голоса, вспыхивали огни. Где-то далеко уже грохотали другие
Саламандры, рев их сирен сливался с ревом полицейских автомобилей, мчавшихся
по ночным улицам.
упал, как будто ему одним ударом отсекли голову и оставили одно лишь
обезглавленное тело. Мысль, внезапно сверкнувшая у него в мозгу, заставила
его остановиться, швырнула его наземь. Он лежал, скорчившись, уткнувшись
лицом в гравий, и рыдал.
стоял против Монтэга, не пытаясь защищаться, стоял, издеваясь над ним,
подзадоривая его. От этой мысли у Монтэга перехватило дыхание. Как странно,
как странно так жаждать смерти, что позволяешь убийце ходить вокруг тебя с
оружием в руках, и вместо того, чтобы молчать и этим сохранить себе жизнь,
вместо этого кричишь, высмеиваешь, дразнишь, пока твой противник не потеряет
власть над собой и...
рыдания все еще сотрясали его тело. Надо успокоиться. Вот они уже утихают.
Он никого не хотел убивать, даже Битти. Тело его судорожно скорчилось,
словно обожженное кислотой. Он зажал рот рукой. Перед глазами был Битти -
пылающий факел, брошенный на траву. Он кусал себе пальцы, чтобы не
закричать: "Я не хотел этого! Боже мой, я не хотел, не хотел этого!"
памяти прежнюю свою жизнь, какой она была несколько дней назад, до того как
в нее вторглись сито и песок, зубная паста Денгэм, шелест крыльев ночной
бабочки в ухе, огненные светляки пожара, сигналы тревоги и эта последняя
ночная поездка - слишком много для двух-трех коротких дней, слишком много
даже для целой жизни!
больной ноге и поднялся. Боль острыми шипами вонзилась в колено, потом
заколола, как тысяча иголок, потом перешла в тупое булавочное покалывание, и
наконец, после того как он проковылял шагов пятьдесят вдоль деревянного
забора, исцарапав и занозив себе руки, покалывание перешло в жжение, словно
ему плеснули на ногу кипятком. Но теперь нога уже повиновалась ему. Бежать
он все-таки боялся, чтобы не вывихнуть ослабевший сустав. Широко открыв рот,
жадно втягивая ночной воздух, чувствуя, как темнота тяжело оседает где-то у
него внутри, он неровным шагом, прихрамывая, но решительно двинулся вперед.
Книги он держал в руках. Он думал о Фабере.
имени, ни названия. Ведь он сжег и Фабера тоже! Эта мысль так потрясла его,
что ему представилось, будто Фабер и в самом деле умер, изжарился, как
мелкая рыбешка, в крохотной зеленой капсуле, спрятанной и навсегда погибшей
в кармане человека, от которого осталась теперь лишь кучка костей, опутанных
спекшимися сухожилиями.
именно так.
на обыкновенную радио "Ракушку", по которой в это холодное, хмурое утро
город разговаривал сам с собой.
ряд преступлений против государства. Имя: Гай Монтэг. Профессия: пожарник. В
последний раз его видели...
бульвары - на широкую автостраду, раз в десять шире обыкновенной улицы,
залитая ярким светом фонарей, она напоминала застывшую пустынную реку. Он
понимал, как опасно сейчас переходить через нее: слишком она широка, слишком
пустынна. Она была похожа на голую сцену, без декораций, и она предательски
заманивала его на это пустое пространство, где при ярком свете фонарей так
легко было заметить беглеца, так легко поймать, так легко прицелиться и
застрелить. "Ракушка" жужжала в ухе.
один, пеший... следите...
огромная белая глыба, сверкающая глазурью кафелей. Два серебристых
жука-автомобиля остановились возле нее, чтобы заправиться горючим...
бежать, надо идти спокойно, не спеша, как будто гуляешь. Но для этого у тебя
должен быть опрятный и приличный вид. Больше будет шансов спастись, если ты
умоешься и причешешь волосы, прежде чем продолжить свой путь... Путь куда?
Да, спросил он себя, куда же я бегу?
бы обратиться. Кроме Фабера. И тогда он понял, что все это время
инстинктивно бежал по направлению к дому Фабера. Но ведь Фабер не может
спрятать его, даже попытка сделать это граничила бы с самоубийством! Все
равно он должен повидаться с Фабером, хотя бы на несколько минут. Фабер
поддержит в нем быстро иссякающую веру в возможность спастись, выжить.
Только бы повидать его, убедиться в том, что существует на свете такой
человек, как Фабер, только бы знать, что Фабер жив, а не обуглился и не
сгорел где-то там, вместе с другим обуглившимся телом. Кроме того, надо
оставить ему часть денег, чтобы он мог использовать их после, когда Монтэг
пойдет дальше своим путем. Может быть, ему удастся выбраться из города, он
спрячется в окрестностях, будет жить возле реки, вблизи больших дорог, среди
полей и холмов...
много, казалось, кто-то сдул пушистую сухую головку одуванчика. Не меньше
двух десятков их парило в воздухе мили за три от Монтэга, нерешительно
колеблясь на месте, словно мотыльки, вялые от осеннего холода. Затем они
стали опускаться: тут один, там другой - они садились на улицу и,
превратившись в жуков-автомобилей, с ревом мчались по бульварам, чтобы
немного погодя опять подняться в воздух и продолжать поиски.
клиентами. Обогнув здание сзади, Монтэг вошел в туалетную комнату для
мужчин. Через алюминиевую перегородку до него донесся голос диктора: "Война
объявлена". Снаружи у колонки накачивали бензин. Сидящие в автомобилях
переговаривались со служащими станции - что-то о моторах, о бензине, о том,
сколько надо заплатить. Монтэг стоял, пытаясь осознать всю значимость только
что услышанного по радио лаконичного сообщения, и не мог. Ладно. Пусть война
подождет. Для него она начнется позже, через час или два.
умывальной, он тщательно прикрыл за собой дверь и шагнул в темноту. Через
минуту он уже стоял на углу пустынного бульвара.
кегельбана, над которой веет прохладный предутренний ветер. Бульвар был
чист, как гладиаторская арена за минуту до появления на ней безвестных жертв
и безыменных убийц. Воздух над широкой асфальтовой рекой дрожал и вибрировал
от тепла, излучаемого телом Монтэга,- поразительно, что жар в его теле мог
заставить так колебаться окружающий его мир. Он, Монтэг, был светящейся
мишенью, он знал, он чувствовал это. А теперь ему еще предстояло проделать
этот короткий путь через улицу.
Роллинс Джеймс
Суворов Виктор
Шилова Юлия
Роллинс Джеймс
Шилова Юлия
Посняков Андрей