"Она молчит про племянника, - подумал Вилли, - и дальше
молчать будет. Видишь, Джим! - хотелось крикнуть ему. -
Это - ловушка! Племянник специально поджидал нас, чтобы в
такую заварушку втянуть! А там уж неважно будет, что мы
кому про карнавалы с каруселями рассказываем. Хоть полиция,
хоть родители - никто не поверит!"
Фолей, - но если они не виноваты, то где же они?
подоконник.
Посредине - м-р Хэллуэй, по бокам - ребята. Уже перед домом
отец Вилли вздохнул.
неприятности с твоей матушкой посреди ночи. Давай, ты ей
утром расскажешь, а? Ты, надеюсь, сможешь попасть домой
по-тихому?
есть...
дикого винограда. Под ними открылись железные скобы,
ведущие прямо к подоконнику Джима. М-р Хэллуэй тихо
засмеялся, но внутри содрогнулся от внезапной острой печали.
в детстве такие же были, - добавил он и взглянул на
затерянное в зелени окно Джима. - Здорово, конечно, выйти
попозже... - Он остановил себя. - Но вы не слишком поздно
возвращаетесь?
М-р Хэллуэй поразмышлял немножко.
было, так? Еще бы! Тайком смыться на озеро, на кладбище,
на железную дорогу или в персиковый сад...
Дуй наверх, и чтоб до следующего месяца про эту лестницу
забыть!
его и задернул занавеску.
поднебесья прямо в свободный мир пустынных тротуаров,
темнеющих зарослей, кладбищенских оград и стен, через
которые можно перемахнуть с шестом.
обратился он к сыну. - Что я больше не в состоянии бегать,
как ты.
еще раз извинимся перед мисс Фолей, и заодно осмотрим
лужайку. Вдруг мы что-нибудь не заметили, пока лазили там с
фонарями. Потом зайдем к окружному шерифу. Ваше счастье,
что вы вовремя появились. Мисс Фолей не предъявила
обвинение.
заросли плюща.
стены; рядом незаметные ступени вели к теплым постелям в
безопасных комнатах. Отец курил трубку
крали.
А раз она так говорит, ну, значит, так и есть. Ты же видел,
как она удивилась, когда мы через окно ввалились? Она ведь
и думать не думала, что мы сознаемся. Ну а мы сознались.
Знаешь, у нас и кроме Закона врагов хватает. Я подумал:
если мы сознаемся, может, они отстанут от нас? Так и вышло.
Правда, мисс Фолей тоже в выигрыше - мы ведь преступники
теперь, кто нам поверит?
лице. - Папа, прошлой ночью, в три утра...
ветра, словно он знал уже все и только двинуться не мог, а
просто протянул руку и тронул Вилли за плечо. И Вилли уже
знал, что не станет говорить больше Не сегодня Может быть,
завтра, да, завтра, или... послезавтра, когда-нибудь потом,
когда будет день и шатры на лугу исчезнут, и уродцы оставят
их в покое, думая, что достаточно припугнули двоих
пронырливых мальчишек, и теперь-то уж они придержат язык за
зубами. Может, пронесет, может...
но он не заметил. - Продолжай.
съедят, но больше чтоб никого. Стоит узнать - и ты в
опасности".
точно! Маминой честью клянусь!
долгого молчания согласился отец.
исходил такой запах, будто к городу вплотную подступили
пески аравийской пустыни. "Как это так, - думал Вилли, -
после всего я еще могу размышлять о тысячелетиях,
скользнувших над землей, и мне грустно, потому что, кроме
меня, ну и еще, быть может, отца, никто не замечает этих
прошедших веков Но мы почему-то даже с отцом не говорим об
этом".
кидались по сторонам, как игривый терьер, то дремали, словно
ленивый кот. Надо было идти спать, а они все медлили и
выбирали окольные пути к подушкам и ночным мыслям. Уже
настала пора сказать о многом, но не обо всем. Время первых
открытий. Первых, а до последних было еще так далеко.
Хотелось знать все и ничего не знать. Самое время для
мужского разговора, да только в сладости его могла затаиться
горечь.
Этот миг обещал и другие, наверное, даже не такие уж
отдаленные ночи, когда мужчина и мальчик, готовящийся стать
мужчиной, могли не то что говорить, но даже петь. В конце
концов Вилли осторожно спросил:
например, все плохие и на много миль - ни одного хорошего?
Тогда как?
души.
что даже...
беспокойство. - Папа, - голос Вилли едва слышен, - а ты -
хороший человек?
каждый из нас сам по себе вряд ли герой. Я ведь с собой всю
жизнь живу, знаю уж все, что стоит о себе знать.