себя неуверенно.
мы выберемся отсюда. О!
рукоять лебедки, вытащил факелы из настенных колец и швырнул их вниз. Теперь
в пещере не останется никаких следов, даже запаха их тел... Ветер унесет его
-- как и птицу из дерева и ткани, которой они доверяли свои жизни
пропастью, разглядывая кровли и башенки Голубого Дворца и Пактадиона, меж
которыми темнел парк. Месяц поднялся над морем уже на полтора локтя, но
внизу царила полная тишина, ни звука, ни шороха, ни вспышек света. Он ждал,
как завороженный, представляя то изнывающего от нетерпения монарха, то
Зирипода, ворочавшегося на холодном кам не ванны, то старого Лартака. Только
этот последний знал, чего ждать, наверняка он стоит сейчас у окошка своей
башни, вперив взгляд в темное небо над склоном горы туда, где скоро
бесшумной тенью скользнет огромная птица. Вряд ли старик что-нибудь увидит.
Хотя, как знать...
загорелись огни, яркие точки факелов начали расползаться по парку, и Блейду
на миг показалось, что он слышит гул взволнованных голосов, лязг оружия,
скрежет гравия под быстрыми шагами и ржание лошадей. Гралия завозилась в
своем кресле.
дотянуться до пусковой рукояти катапульты.
бояться.
Сзади что-то громко щелкнуло, раздался изумленный вскрик девушки, и страшная
сила швырнула планер в небеса -- словно игрушку, подброшенную рукой гиганта.
Блейд нашарил рукояти, управлявшие закрылками, плавно повел их на себя, и
нос машины послушно задрался вверх.
прибрежные утесы, город на склоне горы и дворец, оседлавший ее гребень,
скоро растаяли во тьме. Остались лишь море, месяц, звездное небо и воздух,
становившийся все холоднее и холоднее.
Глава 10
опалесцировала под лунным светом поверхность моря; она казалась покрытой
едва заметной рябью -- бесконечной чередой валов, катившихся к берегам
благословенной Меотиды, к причалам и пирсам древнего города, растаявшего во
мраке за их спинами. Живое, чуть колышащееся покрывало простиралось на юг и
север, на запад и восток -- черная ткань, прошитая серебряными блестками,
мерцающая, как огромный полированный агат. Море выглядело нескончаемым и
безбрежным, и мчавшимся над ним людям чудилось, что никогда больше они не
увидят утесов и скал, полей и зеленых лесов, золотисто-желтого разнотравья
степи, башен, крыш и стен городов -- всего того, что высилось и росло на
груди матери-земли. Странным образом это не пугало их, вселяя лишь чувство
безмерного покоя и умиротворенности.
прозрачного и непроницаемого для взгляда. Он был невыразимо далек, высок и
черен; он медленно поворачивался вокруг путников, увлекая за собой мириады
ярких цветных огоньков, которые складывались в причудливые узоры созвездий,
уже привычных для глаз Блейда. По нижнему краю этой гигантской опрокинутой
чащи пестрой полосой бежали картины древней истории Меотиды: конь, вставший
на дыбы -- победа над фраками; вереница человеческих фигурок, скованных
цепью из бронзовых звезд -- набег в земли гермов; скрещенные мечи -- пеший
поход в Айталу, галера с поднятыми веслами -- морская экспедиция в Жаркие
Страны, разрушенная башня -- дворцовый переворот трехсотлетней давности;
снова конь, на этот раз распластавшийся в беге -- отражение атаки варваров
под Прастом. Над этим кольцевым звездным фризом вставали иные видения, иные
сцены, но каждая из них имела свой смысл и значение. Блейд держал курс на
две яркие звезды восточного небосклона; ярко-алые и лучистые, они назывались
глазами Сата. Не моргая, он глядел в эти огненные зрачки божества, которое
собирался низвергнуть, и улыбался, опьяненный стремительным бесшумным
полетом и свежим прохладным воздухом.
Достань из мешка бурдючок с вином... только осторожно, девочка, не
раскачивай нашу птицу.
передала флягу. Вино было сладким и густым; оно согревало кровь, но не
туманило голову.
от возбуждения.
-- Посмотри, слева и справа от тебя -- крылья... видишь, как они блестят в
лунном свете? Сверху -- небо и звезды, внизу -- море.
дыхание; прижавшись подбородком к его плечу, Гралия глядела на восток.
Сата... -- она снова замолчала и вдруг воскликнула, почти не скрывая страха:
-- Блейд, Блейд! Но крылья нашей птицы совсем не движутся! Мы упадем?
раскинув крылья?
течение, ветер, который дует от гор Меотиды к хребтам Райны. Мы мчимся
быстрее парусного корабля и завтра уже достигнем суши.
помог ему.
по-прежнему покоилась на его плече.
скоротечными, и до сих пор они не имели времени для разговоров. Он даже не
знал, умна она или глупа; лишь инстинктивное ощущение мужчины, уже не раз
обладавшего этой кареглазой красавицей, подсказывало ему, что Гралия
обладает тонкостью чувств и какой-то отчаянной бесшабашной смелостью. Но, по
сути дела, сейчас они впервые беседовали серьезно.
человек...
Райне и Айтале, на жарком юге и в лесах северных варваров, люди живут иначе,
чем в благословенной Меотиде. Мужчины любят женщин, женщины любят мужчин, и
потомство их -- следствие этой любви. Лартак -- философ и инженер, и он
знает, что прочным и надежным является лишь то, что сделано с любовью. Как
эта деревянная птица, несущая нас в воздухе...
против законов природы, когда заставил вас подчиниться своим заветам.
Смотри, как все устроено в мире: раскрываются цветы, склоняются друг к
другу, завязывается плод, он начинает расти, зреть... Потом он падает с
материнской ветви, и в нем -- семена... семена новой жизни. Но если плод не
зародился, если цветы ласкали и нежили друг друга лишь затем, чтобы получить
наслаждение, они...
верить твоим словам. Хотя каждая из нас рожает детей, но это еще никому не
приносило удовольствия.
потомства -- священная обязанность каждой амазонки, но детали оставались ему
неизвестны.
полной зрелости, ей подбирают мужчину... она должна провести с ним ночь или
две... это очень неприятно -- и для нас, и для них... Если не получилось,
через месяц надо идти к другому мужчине... Так бывает в первый раз. Потом --
то же самое, в двадцать восемь лет. Можно потребовать встречи с мужчиной и
после тридцати, родить третьего и четвертого ребенка, но я давно не слышала
о таких случаях.
Корнев Павел
Бажанов Олег
Сертаков Виталий
Свержин Владимир
Ковальчук Вера
Панов Вадим