лишь одного: той иррациональной ярости, слепого бешенства, с которым он
ринулся на строй этих несчастных ублюдков. В который раз он спрашивал себя,
что же было причиной его странного умоисступления, словно удесятерившего
силы, перелившегося в таллахский клинок, наполнившего острую сталь едва ли
не магическим могуществом. Возможно, он был раздражен тем, что нападение
безносых прервало приятное свидание с Дионой? Разрушило, похитило чарующую
прелесть взаимного познания, самого первого, неповторимого? Или же он
испытал инстинктивное отвращение к существам иной породы, омерзительным,
опасным, враждебным человеку?
соответствовать реальной действительности. С самого первого дня таргальского
странствия он встал на сторону людей -- с той самой минуты, когда наткнулся
на кости хогнина Камлала Эгонды и его семьи, когда убил троих безносых на
плоту, когда попал на корабль и сделался членом Арколы Байя, восприняв и дух
ее, и ненависть, которую люди питали к карварам. В конце концов, для этого
была веская причина -- ведь и сам он являлся человеком!
антропоцентризму, порождающему великое множество ошибочных мнений! Прав ли
он был, столь яростно обрушившись на карваров в Урпате? Может быть, в мире
Таргала именно они являются высшей расой? До сих пор он видел только воинов;
но, несомненно, среди них есть и интеллектуалы -- его таллахский клинок тому
порукой! И кубок, о котором упоминал сарпатский воевода... Собственно
говоря, этот сосуд с изумрудами -- был ли он выловлен из посылок,
отправленных с Таллаха, или появился у карваров иным образом -- мог
считаться окончательным доказательством. Хейдж не ошибся: где-то в этом мире
работала некая сложная остановка, телепортатор, компьютер перемещений или
транслятор массы, и Блейд знал, что рано или поздно доберется до нее.
То не был тревожный сигнал к бою; горнист трубил зарю. Блейд покосился за
парапет -- карваров на дне пропасти как будто бы стало поменьше. Он не
слишком серьезно относился к своей миссии наблюдателя, догадываясь, что
сейчас за противником следит множество глаз: и часовые на башнях, и люди из
расчетов катапульт, сменявшиеся каждые четыре часа, и бойцы дежурной
полусотни, чьи шлемы и пики маячили на западной стене. Все эти солдаты
Арколы Байя были куда опытнее его, когда дело касалось карваров, и знали,
как поберечь собственные шкуры.
сопровождении Ханкамара Китталы и второго лейтенанта. За ним торопливо
поднимались арбалетчицы, растягиваясь вдоль зубчатого парапета; у каждой
было по три туго набитых колчана. Диона, убедившись, что ее девушки занимают
предписанную позицию, встала рядом с Блейдом, положив на теплый камень свой
самострел.
прозрачную бирюзовую глубину. -- Они суетятся там, как муравьи у лужи меда!
-- Капитан повернулся спиной к пропасти и начал распоряжаться. -- Вывести
сотни на стены! Ты, -- он кивнул второму лейтенанту, -- займешь восточную и
будешь в резерве. Ханк, это все твое, -- джанджарат повел руками, обозначив
место от башни до башни. -- Третья сотня пусть берет запад, четвертая -- юг.
К баллистам поставить свежих людей, еду принести на стены, с вином не
усердствовать... Да, еще по горнисту и наблюдателю на каждую башню -- и
пусть смотрят в оба!
подкреплений? Пока дорога свободна?
мыса. Она начиналась у единственных ворот цитадели, прорезанных в восточной
стене, обращенной к суше; все остальные выходили к Римпаде и могли
подвергнуться штурму. Эта дорога связывала форт с укреплениями внутренней
гавани и вблизи них ныряла в тоннель, выходивший на южную окраину Сарпаты, к
казармам. Еще южнее, с внутренней стороны гряды, отделявшей сушу от
бирюзового океана, располагались мастерские кузнецов, горшечников,
стеклодувов, угольщиков -- словом, всех, кто был связан с опасным огненным
производством. Для него использовались пещеры, которыми изобиловал скальный
барьер.
неторопливо отладив бородку. -- Слишком хорошо нам заплатили, чтобы при
первых же признаках опасности просить о подмоге! Но пусть трубачи проиграют
сигнал "внимание"... да еще стоит послать гонца -- чтобы сарпатские сотни
стояли наготове. Мы подрядились оборонять форт, а дорога -- их дело.
лейтенант.
пять безносых тварей. Но разве это повод для уныния? Солдат рождается, чтобы
сражаться и умирать! Пусть трубят "внимание", а с просьбами о помощи
подождем!
тяжелой саблей, бившей его по бедру. Блейд переглянулся с Ханком.
лейтенант.
купец и воин?
выполнить контракт, или лечь костьми на этих стенах.
оторвался от восточных гор. Теплая ночь переходила в жаркое утро.
сущее самоубийство...
На башне, над самой его головой, взревела труба, затем откликнулись три
других горна, заглушая протяжными тревожными звуками лязг оружия, топот и
скрежет сапог по камням, пронзительный визг взводимых арбалетов и перекличку
человеческих голосов. Форт внезапно ожил, зазвучал на тысячу ладов, точно
гигантский воинственный оркестр, ощетинился наконечниками пик и дротиков,
угрожающе поднял к небу шеи катапульт, засверкал металлом клинков и широких
лезвий секир. Потом на юго-западной башне взметнулся вымпел, обозначив место
пребывания командира, и горны смолкли. Аркола Байя изготовилась к битве.
поднялось к зениту; каждый получил свою кружку вина, густого и терпкого
сарпатского напитка. Одни продолжали острить мечи и топоры, другие дремали,
привалившись спинами к парапету, но кольчуг и шлемов не снимал никто. На
каменных плитах лежали связки стрел, пучки дротиков, у катапульт
громоздились пирамиды каменных ядер -- для прицельной стрельбы -- и похожие
на гигантских ежей болванки, утыканные гвоздями. С рассвета артиллерийские
расчеты сменились уже второй раз.
северо-восточной башнями. Здесь, в самом центре стены, протянувшейся ярдов
на сто пятьдесят, находился командный пункт джарата Ханка. Сам он, прислонив
к парапету огромный топор, то и дело посматривал вниз -- тут каменные зубцы
ограждения слегка раздавались, образуя пятифутовый проем, позволявший
наблюдать за пропастью с наибольшим удобством. Диона устроилась левее, почти
у самой башни, на углу, где кладка из базальтовых блоков разрезала
поверхность Римпады, словно нос корабля. Иногда Блейд посматривал в ту
сторону, они встречались взглядами, едва заметно улыбаясь друг другу. Среди
сотни бойцов, мужчин и женщин, густо заполнявших стену, они как будто были
наедине. "Ты!.." -- говорили зеленые глаза девушки, "Ты!" -- отвечали им
губы Блейда.
во время яростной схватки с карварами. Он знал, что находится в том самом
месте, где ему и надлежит быть: вместе с этой зеленоглазой красавицей, такой
сильной и такой нежной, вместе с Ханком с капитаном Ронтаром, старцем
Ирнотом, застывшим на башне у катапульты, и сотнями других воинов,
трудившихся над оружием или дремавших под жаркими солнечными лучами. Все
вместе они составляли экипаж этого каменного корабля, этой маленькой
цитадели, выдвинутой городом вперед точно сжатый кулак, все вместе они
должны были отразить удар и ударить в ответ.
каменный зубец, резкие звуки горна заставили его вздрогнуть. Почти сразу же
он услышал крик Ханка:
погляди, Блейд!
вскрики горнов, им ответили трубачи Северного форта, потом сигнальщики
сарпатских отрядов, оборонявших стену внутренней гавани. Лучи солнца отвесно
пронизывали голубоватую пропасть Римпады, и в этом ярком световом потоке
вверх всплывала темная рыхлая масса -- словно грозовая туча, надвигавшаяся
почему-то не с горизонта, а от поверхности земли. Блейд видел, как темное
облако росло, расползалось в стороны, будто бы истекая из желтой травы и
кустов, там раскрывались какие-то ямы или траншеи, непрерывно извергавшие
новые потоки... Чего? Он никак не мог разобрать.
кустарнике! Проклятье!
который не пробить из арбалетов, а под ним висели на своих подъемных пузырях
тысячи карваров. Бревна прикроют их перед самой атакой, арбалетчики успеют
Корнев Павел
Верещагин Олег
Гуревич Георгий
Прозоров Александр
Быков Василий
Володихин Дмитрий