Чтение 23–й страницы книги ~Галактики как песчинки~

сбрасывает с себя всю одежду, собираясь войти в реку. Она потеряла
возможность думать, вспоминать, осязать, ощущать, двигаться, общаться,
действовать, но все же тени этих качеств продолжали в ней присутствовать,
личинка стрекозы, выкарабкивающаяся по камышинке из тины точно также несет
в себе смутное представление о том, в какое создание ей суждено
превратиться, как и у Киро сохранилась определенная память от той
личности, которой она была. Но эти тусклые воспоминания могли уцелеть лишь
благодаря многолетней тренировке, которую она проходила в Институте
Медитационной Медицины в Варбе Варбер, иначе бы и она заблудилась в этой
наиболее ужасной ловушке из всех возможных: во вселенной своего
собственного тела.

Почти бессознательно она позволила унести себя по кровеносной
системе. Это плавание - полет? Скольжение? - по бесконечным болотам, порой
захлестывающим даже верхушки деревьев, густым как патока от рыбы, мальков,
макрели, останков акул-молотов и скатов. Это карабканье? - восхождение? -
спуск? - вдоль стеклянного каньона, чьи стенки мерцали сильнее, чем пламя
земного костра. Все дальше и дальше, до тех пор, пока перед ней не
замаячила стена обрыва.

Стена бежала вдоль всей вселенной, высокая, словно время, нереальная
как муслин, изрытая оспой кроличьих нор, в которых появлялись и исчезали
призрачные твари. Она прошла сквозь них почти без сопротивления, как
планктон, просачиваясь сквозь губку.

Теперь его уцелевшая доля сознания через руку передалась ей.

Ее окружение оставалось таким же причудливым, странным, таким же
знакомым, что и раньше. При погружении на этот клеточный уровень не
наблюдалось разницы между его и ее телами. И все же разница имелась. Из
зарослей его плоти причудливые и пока что невидимые глаза следили за ней.
Молчаливое и недоброжелательное внимание сопутствовало ее движению, она
была агрессором, рискнувшим проникнуть внутрь чужого мира, в особенности
ненамеренного проявить к агрессору жалости. Крохотные комочки смертоносной
слизи замерцали при ее приближении, и только уверенность ее шагов сдержала
защитные силы.

Она продолжала движение, корпускулы вокруг нее сверкали как звезды,
окружающая активность становилась все более интенсивной. Она плыла дальше,
словно подхваченная липким течением, проходя под арками, среди ветвей,
оставляя позади путаницу водорослей, пробираясь сквозь сети, но дальше
покой делался слабым и вялым, но все же она продолжала свое движение
вперед, и полуживые существа отплывали в сторону, пульсируя, мерцая от
слабого подобия боли.

Теперь она находилась вблизи пораженных почек.

Сейчас ей руководила только жесткая дисциплина, прививаемая в
Институте Медитации, Атмосфера была настолько плотно насыщена
испражнениями, что она как бы барахталась в нечистотах. Но медицина давно
уже открыла силы самоисцеления, сокрытые внутри самого тела, высокое эго и
йога, на которой она основывалась, разработали пути высвобождения этих
сил. Теперь, подстегиваемое психикой одного из преподавателей ордена, тело
пациента могло само себя регенерировать: отрастить новую конечность, новые
легкие, новую печень. Доктора, современные ныряльщики за жемчугом,
погружались внутрь, чтобы направить наступление сил организма против
вторгшегося врага.

Теперь Киро воззвала к этим силам. Вокруг нее, слой за слоем горизонт
раздвигался, клетки пораженного тела - по тридцать тысяч генов в каждой -
лежали безмолвными и словно покинутыми. Потом медленно, неохотно
укрепления отозвались ей, словно крысы, шастающие по разрушенному городку.
"Враг надвигается!" - сообщала она им своими импульсами, продвигаясь
вперед в клочья тьмы. Все большее и большее их количество отзывалось на ее
присутствие, озаряя липкую среду своим внутренним свечением.

Твари, напоминающие крохотных летучих мышей, мечущиеся,
сталкивающиеся в сердце тьмы, оказались смятыми и уничтоженными. И тогда
враг ринулся в атаку. Он обрушился с внезапностью захлопнувшейся ловушки.

Он был один и одновременно исчислялся миллионами.

Он не походил ни на что известное из учебников - неопознанный и
неузнаваемый.

Он сражался, используя одному ему присущие методы и способы.

Он был ужасающ, чудовищен и таинствен - когтистая алчность, рогатый
кошмар, их новейшее порождение. Он был настолько ошеломляющ, что Киро с
трудом почувствовала страх: могущество неведомого способно убить кого
угодно, но лишь успокаивает нас. Она была подготовлена лишь к случайным
радиоактивным частицам, проникшим внутрь, поразившим отдельные гены,
вызывающим - с полнейшим пренебрежением к закону изменений - перерождение
клеток, их мутацию, отличающуюся рядом ненормальными свойствами. Ничто из
предшествующих тренировок не могло помочь ей понять, с какими законами она
здесь столкнулась.

Эти силы просто дремали до ее появления. Это она пробудила их,
привела в действие. Она вдохнула в них жизнь, прикоснулась сознанием, но
теперь клетки существовали согласно собственному разуму, и стремление
этого разума было завоевывать.

Она могла видеть, слышать, чувствовать, ощущать, как это передавалось
от клетки к клетке, словно маньяк мчался по пустым помещениям, призывая
все окружающее к бунту. Жизненные силы вокруг нее развернулись и в панике
пустились наутек, плывя и летя против встречных потоков ветра и течений,
делающих их беспомощными. Киро тоже бросилась бежать. Ее единственным
спасением было ее собственное тело, если она успеет до него добраться...

Но внезапно из тьмы вылетели когтистые ленты и оплелись вокруг нее.
Она защелкала клыками, отбиваясь от их прикосновений, пытаясь закричать,
но рот ее тут же оказался забит губчатой массой, сквозь которую
просачивались крохотные твари, которые тут же поспешно устремлялись в
глубину ее естества, торжествуя победу.

Геранд и Джеффи сидели, покуривая, на скамейке под надзором
седобородого прислужника Ласло. Рядом стояли пустые кружки, в которых
Джеффи вскипятил для них горячее питье. Теперь же они сидели и, тревожась,
ждали возвращения Киро, и их беспокойство росло по мере того, как шло
время.

- Я и понятия не имел, что порой на отдельный случай может уйти
столько времени, - заметил Геранд. - Пять минут - вот и все, что ей обычно
требовалось. Как только она организовывала силы для регенерации, она сразу
же возвращалась.

- Этот механик... говорили, что ему очень плохо, - отозвался Джеффи.

- Да, но это никакой роли не играет... Еще пять минут - и я пойду
погляжу, что с ней.

- Но это не разрешается, - заявил седобородый, заговорив чуть ли не
впервые за все это время.

То, что он сейчас сказал, было ничем иным, как чистой правдой.
Правила, определяющие взаимоотношения доктора и пациента, были строги -
для их же собственной пользы; никто не имел права видеть их вместе, за
исключением другого медика. Геранд был прекрасно знаком с этим законом, он
и в самом деле не имел никакого желания видеть свою жену в состоянии
транса, зная, что это зрелище может только усилить опасность, которую он
начал между ними. И все же, Киро пробыла в той палате уже более получаса,
значит, что-то там должно было непременно произойти.

Он подождал еще две минуты, потом вскочил и направился ко входу в
келью. Ласло тоже вскочил, зло закричав, когда он попытался задержать
Геранда. Джеффи преградил ему дорогу.

- Сиди спокойно, иначе я тебе нос сверну, - бесстрастно предупредил
Джеффи. - Я очень здоровый и ничего лучшего не могу сделать.

Стоило старику посмотреть на лицо Джеффи, как он послушно отступил и
опустился на свое место. Геранд кивнул слуге, приоткрыл дверь палаты и
проскользнул внутрь.

Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что здесь что-то не так
- и очень серьезно не так. Его жена и механик лежали рядышком на койке, их
руки соприкасались. Глаза обоих были открыты и холодно таращились в
пространство, как у дохлого окуня на разделочной доске, не проявляя ни
малейших признаков жизни. Но тела их были еще живы. Они часто дрожали, их
грудные клетки вздымались и опадали. Правая пятка Киро отрывисто
дергалась, бессмысленно отстукивая "так-так" по деревянной спинке кровати.
Ее кожа постепенно розовела, покрываясь темно-красными пятнами, словно от
стыда. Геранд подумал, что все это выглядит так, словно все тело, до
последнего кусочка обработали как отбивную. Но он продолжал стоять,
прикованный к месту ужасом и отвращением, не в силах ни справиться со
своими мыслями, ни решить, что следует предпринять.

По ножке кровати вверх пробежал таракан. Он был всего дюймах в шести
от голой ноги Же Регарда, высовывающейся из-под одеяла. Когда таракан
оказался еще ближе, небольшой участок подошвы на ноге вытянулся в стебель,
в тоненькое образование, похожее на травинку. В следующий миг стебелек
быстро шевельнулся, словно язычок, и поймал насекомое, лапки которого
задергались, а Геранд обмяк и опустился на пол, теряя сознание.

Теперь тела на кровати начали изменяться более быстро. Они
организовывали себя. То сливались, смазывая очертания, то с чавкающим
звуком растекались по-отдельности. Таракана поглотили, потом сжавшись,
масса вновь оформилась в одно человеческое тело - в Киро, лицо, сложение,
цвет волом, глаз - все было почти как у Киро, и на эту модификацию ушла
вся масса живого вещества до последней капельки.

Как только на пальцах закончили свое образование ногти, Геранд
перевернулся на спину, потом сел. Он огляделся в комнате и почувствовал
сильное изумление.

Ему показалось, что пробыл без сознания едва ли секунду, но за это
время больной уже успел исчезнуть! Зато Киро теперь выглядела уже
значительно лучше. Она улыбнулась ему. Вероятно, как бы там ни было,