пел земную песню, которой было больше двух сотен лет. Ему нравились долгие
матросские песни и протяжные спиричуэлс. Он так надоедал Энн, что она в
конце концов научила его всем песням, которые знала сама - хотя ей быстро
надоело это занятие. Быстрые мелодии и краткие звуки ему не подходили:
глубокий бас Миджока делал их гротескными. Сейчас лесной гигант распевал
"Шенандоа" - он, для которого слово "океан" было всего лишь словом, а
речной пароход - смутной легендой. Другие голоса согласно подхватили:
минимум двое новичков. Как прекрасно они поют, еще даже не научившись
говорить!
который был ее "приватной территорией" на Люцифере. Гигантские женщины
переглянулись с улыбками, и только Кэмон проводила Энн взглядом, полным
жалости и тревоги. Женщины присоединились к песне трехголосым
контрапунктом. Их голоса попадали в тесситуру человеческого баритона. Пол
пожалел, что здесь нет Мьюзон, голос которой был ближе к тенору. Сирс тоже
вступил мягким басом - словно воспитанный тромбон, поддразнивающий
компанию фаготов. Теплый альт Дороти вплелся в общий узор...
и его спутники были далеко. От оглушительного хора дрожали деревья.
Спирмен покровительственно усмехнулся:
восторге.
перышко, Миджок.
животик Элен. Миджок представил новоприбывших. Один из них робко прятался
за его спину.
слов. Скажи им, Даник.
старался сохранять невозмутимый и суровый вид, но Сьюрок сказал ему
несколько слов на старом языке, и новичок расслабился.
восхищала его, как новая сверкающая игрушка. Он наслаждался идиомами и
жаргонизмами, почерпнутыми в основном от Сирса и Дороти.
Как остров, джентльмены?
уродливый человечек с выпученными глазами, оттопыренной нижней губой,
лопоухий, тридцати дюймов ростом. Ему было двадцать шесть лет. Его пухлый
животик начал уже отвисать, как бывает в среднем возрасте. Пол полагал,
что присутствие Эбары в их лагере было политическим жестом со стороны
Пэкриаа. Принцесса посылала его к людям вовсе не потому, что он надоел ей
в гареме. Невзирая на полноту, его тело было гибким - а ум еще гибче.
Когда он снисходил до того, чтобы пользоваться английским, становилось
понятно, что он прекрасно владеет языком.
подъемному мосту клубочком красного дыма, не обращая внимания на гигантов.
Появление Эбары косвенно напомнило Сирсу, что уже прошло три дня с тех
пор, как он навещал старый лагерь - расчищенное в лесу место, куда
научились приходить белые олифанты.
того, как они привыкали друг к другу. Он без труда уговорил остальных,
чтобы олифанты подлежали охране согласно законам. Он научил пигмеев
называть животных олифантами - расчетливый ход, поскольку для первобытного
ума это значило, что громадные животные принадлежат к тотему Сирса. Даже
во время долгого сезона дождей Сирс в одиночку уходил на целые дни и ночи
странствовать по тропам олифантов. Он долгие часы терпеливо просиживал в
таких местах, где во множестве росли излюбленные ими деревья с широкими
листьями. Лесная чаща была неподходящим местом для медлительного человека,
который дрожал от одного лишь предчувствия опасностей и дискомфорта. Но
Сирс с головой ушел в это дело и держался за него столь же упрямо, как
Райт - за свои мечты о сообществе, основанном на доброй воле и управляемом
справедливыми законами.
спокойным - спокойнее, чем воды озера Арго безветренным утром. В глазах
пигмеев это невозмутимое спокойствие возвышало его над остальными, делая
еще более загадочным и божественным. Эбара под маской циничного бездумия
скрывал глубокое преклонение перед Сирсом. Пэкриаа почти открыто выражала
свою любовь к нему. Она никогда не вела себя с Сирсом вызывающе, и всегда
слушала, когда он говорил. Принцесса отправляла воинов собирать насекомых,
рыбу, мелких животных, которые нужны были ему для изучения. Она приносила
Сирсу подарки - глиняный сосуд с ритуальным орнаментом, странные цветы,
украшения из дерева, кости и глины. Ей нравилось сидеть рядом, когда Сирс
работал с микроскопом и вглядываться в таинственный мир под линзами.
могучим животным нравится, когда им почесывают кончик хобота и широкие
плоские макушки. Ради такой роскоши они с готовностью опускались на
колени, бурча и вздыхая. В конце концов Сирс осмеливался взобраться в
природное седло между головой и спинным горбом, и олифанты ему позволяли.
Они никогда не торопились, никогда не проявляли бурных эмоций. Избегать
кэксма им помогал острый нюх, а при непосредственной угрозе они спасались
бегством; чтобы не подвергнуться нападению омаша, мирные олифанты выходили
на открытое место только по ночам.
Земля была вытоптана. Лианы свисали мертвыми коричневыми веревками,
пурпурные листья были ощипаны хоботами олифантов. Сирс вспомнил свою
любимую слониху и произнес вслух, не отдавая себе отчета, что говорит:
ей голову. Еще одна пришла, неслышно ступая могучими ножищами; затем
появились два самца, на ходу жующие листья. Олифанты безмятежно
наслаждались спокойствием теплого воздуха и монотонным бормотанием Сирса.
Пол прикинул, что самый высокий самец был десяти футов высотой в холке.
Крошечный Эбара - два фута шесть дюймов - подошел к нему, схватил за ухо и
взобрался на спину.
Пола. Олифант протянул хобот и просительно раскачивал им, пока Пол не
вытащил и не отдал ему похожий на дыню фрукт.
полдороги. На поляне появился Спирмен - бесшумно и неожиданно, как и
полагается хорошему охотнику.
дружелюбно. - А пигмеи все-таки делают вино гораздо лучше нашего. Не
сравнить.
одном из этих зверей?
этот Мистер Смит - он меня сбросил, когда я первый раз хотел на него
сесть. Он вовсе не упрямый, просто тогда еще не привык.
можно попросить.