факта. Если сенатор сбежал, в побеге ему помог армейский комбинезон, а его
дал я...
Поджав губы, генерал сердито пялился в окно. Я не обижался: его задница
была в такой же мясорубке. Я застыл как статуя и повис на ремне
безопасности, не рискуя защелкнуть пряжку.
вращая глазами. Сейчас он сердился на сержанта Самбок и штатского техника
- доктора Вилларда, который являлся помощником похищенного доктора
Дугласа. Он оставил их на солнце, пока спускался за мной. Солнечный удар?
Я не знаю, как они его избежали. Об этом генерал Магрудер не беспокоился,
поскольку солнце никогда не влияло на него. Он сам был хуже солнца...
Тяжело, словно бык, он топнул ногой, плюнул и показал на трейлер.
кондиционера. Холод шел от самого генерала. Когда он смотрит в упор, ваши
глазные яблоки покрываются изморозью. Я беспокоился за себя, немного за
сержанта Самбок и даже, как ни странно, за доктора Вилларда, ведь он даже
не был при исполнении обязанностей. Случилось так, что Виллард просто
стоял на помосте и разговаривал с Ларри Дугласом, когда подошел мой
двойник, угрожая карабином, сбросил Дугласа в верхний портал и прыгнул
следом. Техник ничего не сумел сделать (хотя это, кажется, не интересовало
генерала Магрудера), потому что был маленького роста и, как все
гражданские из проекта, невооруженным.
вопросы генерала.
ему справиться со мной и овладеть оружием! Так точно, сэр, я допустила
оплошность! Никак нет, сэр, я не оправдываюсь!
такое, что говорило о большем... Однажды я отдал под суд капитана,
изнасиловавшего молоденькую призывницу, он думал, что все женщины на самом
деле хотят этого (совершенно неважно, что они сопротивляются). Самбок
выглядела точно так же, полная негодования и ярости...
обернулся ко мне, и я напрочь забыл все тревоги о сержанте, имея
достаточно собственных.
Ветер переменился.
был маленький подбородок и мертвая хватка, более того, под длинным острым
носом он носил торчащие в стороны усы. Я видел, как вздрагивал его нос,
когда генерал, раздумывая, замораживал своим пристальным взглядом и
постукивал пальцем по кушетке. Мы ждали.
на заявление нашего президента Брауна. Поэтому мы переходим к
осуществлению фазы-2.
но мне отказали под предлогом того, что их могут обнаружить русские
спутники. И послали этих дерьмовых карликов.
разве генерал не сказал, что было оправдание? Если бы послали подходящий
транспорт, то за один рейс увезли бы всех заложников и не возникло бы
никаких проблем. На это почти не было надежды, но лучше столько, чем
ничего. Он сказал:
Де Сота, потому что дали одежду... Молчать!
потому что позволили этому сукину сыну Дугласу вертеться возле портала без
присутствия старшего офицера! Не говоря уж о том, что двое из вас
позволили убежать заложнику!
здесь как штатский консультант, и, если против меня будет выдвинуто хоть
одно обвинение, я имею право на присутствие адвоката. Я требую...
Виллард, является добровольным соучастием в побеге парочки, которую
требовалось доставить в Болинг-Филд.
округ Колумбия...
прилипла к языку Вилларда.
увидел, как вращаются лопасти и к нам бежит летчик...
MATS С-111. Фаза-2 уже началась!
почтовому ящику. Драгоценный коричневый конверт из Велфайр на месте! Он
положил его обратно, поднялся по лестнице и защелкнул за собой все три
замка. Если все будет хорошо, то едой и деньгами он обеспечен. Старик даже
не почувствовал слабого дуновения. И когда повернулся, то увидел, что его
квартира разграблена! Старый телевизор украден, с кухонной полки сброшено
скудное содержимое, подушка валяется на полу... Со стоном он открыл дверь
в спальню, чтобы убедиться, не унесли ли драгоценные запасы бумаги... На
его кровати лежал какой-то человек. Горло его перерезано, глаза
безжизненны, лицо искажено болью и страхом... Это было его лицо!
Сумасшедший день промелькнул непонятным фильмом: наступило время полета,
прошло. Эми сделала заказ на вечерний рейс, но отменили и этот. Я, как
делаю это всегда во время отчаяния, раздражения и тревоги, репетировала.
Сидела перед телевизором за фортепьяно и исполняла отрывок из концерта
Чайковского. Вновь и вновь, но глаза мои притягивались к экрану, где
каждые двадцать минут повторялось безумие предыдущей ночи и показывали
Дома, дорогого Дома, любимого, с которым я спала в одной постели,
любовника Дома. Он сидел с приторной улыбкой и представлял суррогат
президента Соединенных Штатов, говорившего ужасные вещи. Вся программа
изменилась, и везде были такие же нереальные новости. Чужие группы в
Нью-Мехико продолжали удерживать захваченную территорию, наши не
атаковали, и никто в Вашингтоне не смог произнести что-либо дельное.
прескверной: с побережья принесло что-то вроде тропического циклона, и у
нас установилась сильная жара и постоянно моросящий дождь.
Ростроповичи, концертмейстер Слави и даже старая миссис Джеветс - все, кто
хоть немного мог заподозрить меня в личном интересе к сенатору. Но никто
не намекал на это, они были чересчур вежливы. Через десять минут я уже не
помнила ничего из сказанного. Хорошо, что не звонили газетчики. Наша общая
тайна оставалась нераскрытой.
Мэрилин Де Сота. Она сидела в пентхаузе у неумолкающего телефона и
удивлялась: какая муха укусила мужчину, за которым она столько лет
замужем?
впервые, но первый раз я задержалась при этом более, чем требовал этикет,
- как раз настолько, насколько нужно бы, чтобы сказать, что Дом неверный
муж и я не виновата!
носить в Рочестере? Я вдруг вспомнила, что мне назначено интервью из
"Ньюсуика", что из Рочестера звонил импресарио, а я еще не ответила ему.
дирижером Рикардо Мати, с которым я придерживалась различных взглядов. Я
хотела исполнить Чайковского, и он соглашался, но я хотела играть его
полностью, а Мати был против. Когда я исполняла Чайковского, я ссорилась
каждый раз и всегда уступала, но только не сейчас!
чашек холодного чаю... и играла снова и снова.
другое. Что делает Дом? Почему он не звонит мне? Быть может, он только
пошутил о безумном проекте Кэтхауза? И что я сделала со своей жизнью?
Время от времени на меня находило сомнение: хочу ли я иметь ребенка? И
если да, то от кого?
эти волнующие романтические темы. У Чайковского была масса сложностей с
концертами, например. "В первый раз могу поверить в возможность
существования музыки, неприятной для слуха!" - сказал на премьере один из
Акунин Борис
Марко Джон
Прозоров Александр
Суворов Виктор
Белогорский Евгений
Белогорский Евгений