пересекла сферу, в которую он теперь заключен, и нарушила многослойную
систему силовых линий. Он знал, что стоит ему только подпрыгнуть, и он
взлетит, поплывет в геометрическом равновесии над пожелтевшей пыльной
травой.
которое превратило бы его из человека в маленькое божество. Шли секунды.
Проходили злобные, удушающие, пугающие секунды, а Хэссон все так же
оставался частью земли, как любой лежащий неподалеку камень. Звуковой
сигнал начал негромко, но неотвязно чирикать у него на поясе, напоминая,
что он бессмысленно тратит энергию. Мышцы ног дрожали, а Хэссон все не мог
подпрыгнуть. Пот тек у него по лбу и щекам, желудок сжался до тошноты. А
Хэссон никак не мог подпрыгнуть...
несгибаемость характера, та частичка, которая считала трусость самым
большим позором, предприняла самостоятельное действие. То, что было
задумано как обычный шаг, превратилось в неловкий прыжок, и Хэссон
почувствовал, что летит и под ногами у него пустота.
намереваясь отключить АГ-поле. "Стой! - раздался у него в голове
внутренний крик. - Не упусти свой шанс. Ты уже взлетел, и с тобой все в
порядке, и ты это сможешь пережить. Воспользуйся этим. Лети. Лети же!"
селектор, перебросив небольшую долю подъемной силы на горизонтальный
вектор, и земля потекла у него под ногами. Вот оно. Стоит только чуть
передвинуть главный рычаг, и он вознесется в медный солнечный свет,
освободится от Земли и ее мелочных ограничений, вокруг него начнут
разворачиваться новые горизонты, а над ним, вокруг него и под ним не будет
ничего, кроме чистоты воздушных рек...
деревянная кукла. Зеленые силки поймали его ноги. Хэссон покатился по
земле и громко вскрикнул, когда резкая боль пронзила его бедро и поясницу.
Земля поймала его, и он приник к ней и стал ждать, когда из тела уйдут все
ощущения, связанные с полетом.
двигаться и был рад этому. Ценой очень короткого периода психического
неудобства и физической муки он получил хороший урок, и теперь наверняка
знал, что дни его полетов позади. Исходя из этого, он сможет строить
разумные и реальные планы на свое отдаленное будущее.
начальника полиции, включая пистолет. Обнаружив в гостиной Хэссона, он
ухмыльнулся и бочком пошел на него, яростно боксируя с воображаемым
противником.
взял бутылку. - Ржаное годится? Мы тебя уже приучили?
одну Хэссону. - Как прошло сегодня днем? Побегал по облакам?
наступил решающий момент его новой жизни.
отвратительно.
привыкнуть к подъемам.
его звучал ровно. - Я покончил с полетами. Я больше не буду подниматься.
- мрачно отозвался Уэрри, уставившись в свою рюмку. - Тебе дадут
административную работу, правда?
профессиональным заболеванием.
Карпентер в золотых сапогах, спортивных брюках и стеганой золотой куртке с
капюшоном. Она взглянула на Уэрри и у нее отвисла челюсть.
повернулась в Уэрри. - Эл, мы что, на маскарад собрались, или ты намерен
их ограбить?
важные гости. По крайней мере, он считает, что они важные, и хочет, чтобы
они видели, что он дружит с шефом полиции.
нет. Пошли, ребята. Глупо стоять здесь и пить свое, когда можно пить
чужое. Правда, Роб?
провел через нее Мэй. - Разве Роб тебе не говорил, что ему запретили
летать?
спине, явно практикуясь в этом признании.
патрульную машину, Хэссон одиноко устроился на заднем сиденьи и пожалел,
что рядом с ним нет женщины. Подошла бы почти любая женщина на свете,
только бы ему не быть одному. Пока машина бесшумно скользила по сумрачным
улицам, Хэссон ностальгически смотрел на окна домов, мимо которых они
проезжали: теплые сияющие прямоугольники, в некоторых были видны немые
картины семейной жизни. Быстрота, с которой машина проносилась мимо,
заставляла людей застывать посередине движения. Хэссон развлекался тем,
что старался придумать характеры и истории для этих восковых фигур, но до
него доносился цветочный аромат духов Мэй, и его мысли все время
возвращались к ней.
проникновению в ее личность, и Хэссон по-прежнему не понимал, что свело их
с Уэрри. Насколько он мог судить, Уэрри предоставлял жилье и пищу Мэй и,
иногда, ее матери, а взамен она помогала ему вести хозяйство.
Предполагалось, что у них есть и какие-то постельные отношения, но не
видно было никакой взаимной привязанности, и именно это Хэссон находил
непонятным и озадачивающим.
заставляли его отбросить утверждение Уэрри относительно того, что они с
Мэй - нелюди, реалистично выглядящие фигуры, имитирующие жизнь. Но что
если эта фантастическая гипотеза верна? В уме Хэссона стали возникать
настойчивые и постыдные мысли. Почему не отказаться от всех этих
обременительных понятий чести и правды? Почему не рассмотреть проблему,
как простую задачку по логике или математике? X - мужчина, к которому
вернулось здоровье, и у него все возрастает потребность в отдушине, чтобы
избавиться от биологического напряжения. Y - человек, неспособный
испытывать любовь, ненависть или ревность. Z - женщина, для которой
понятие верности ничего не значит. Существующие сейчас отношения можно
выразить в виде X + (Y * Z), но почему не предпринять простое
алгебраическое действие из тех, что часто имеют место в задачках, и не
изменить его на Y + (X * Z)?
ней машину для любви, человеческий механизм, который выдаст некую заранее
известную реакцию, если он нажмет нужные кнопки... Поднявшаяся в нем волна
отвращения смыла все символы. Эл Уэрри - человек, а не математический
знак, и если то, что он говорит о себе, - правда, значит жизнь дает ему
очень мало, и по этой причине его следует защищать, а не грабить. Мэй тоже
человеческое существо, и даже если она кажется ему двумерной, то вина
заключается прежде всего в его неспособности видеть глубину.
Вот они завернули в проезд на территории частного владения и углубились в
тоннель из рододендронов и еще каких-то кустарников, которые Хэссон не мог
назвать. После нескольких секунд полной темноты машина выехала на плоскую
вершину холма, где возвышался освещенный прожекторами дом. Сам Триплтри
казался отсюда опрокинувшейся шкатулкой с драгоценными камнями, где
центральную горку разнообразнейших по цвету и форме камней окружили
окраинные ожерелья из бриллиантов и топазов. Воздушные дороги повисли над
ним пастельным ореолом, щедро засеянные огнями ночных летунов, а выше
всего этого несколько звезд первой величины пронзали светящийся купол
города. Из дворика сбоку от дома, где горели китайские фонарики,
доносилась музыка. Множество людей столпились там вокруг гигантской
жаровни, над которой поднимался столб дыма.
Шилова Юлия
Каменистый Артем
Буркатовский Сергей
Перумов Ник
Пехов Алексей
Корнев Павел