Чтение 23–й страницы книги ~Человек в лабиринте~

пять?

- Двадцать три.

- Это еще хуже.

Мюллер подал Раулинсу сосуд. Вода имела приятный привкус или, может
быть, отсутствие вкуса. Потом он молча сел рядом с клеткой и сам приступил
к еде. Раулинс убедился, что эманация уже не такая омерзительная, даже на
расстоянии менее пяти метров. Наверное, к ней можно приспособиться,
подумал он. Если кому-то это очень понадобиться.

После длительного молчания он спросил:

- Ты не вышел бы на пару дней из своего убежища, чтобы познакомиться
с моими спутниками?

- Исключено.

- Им не терпится поговорить с тобой.

- А меня беседа с ними совершено не интересует. Я предпочитаю
разговаривать с животными.

- Со мной же ты говоришь, - заметил Раулинс.

- Поскольку это для меня в новинку. Поскольку твой отец был моим
приятелем. Поскольку как человек ты достаточно сносный. Но у меня нет
никакого желания оказаться среди толпы археологов, пилящих на меня
глаза...

- Тогда, может, ты встретишься с парой из них? - предложил Раулинс. -
Чтобы освоиться с мыслью, что ты снова будешь среди людей.

- Нет.

- Не вижу причин...

Мюллер прервал его:

- Подожди-ка! Зачем это мне осваиваться с мыслью, что я снова буду
среди людей?

Раулинс, смешавшись, ответил:

- Ну, ведь люди уже здесь. Потому что это нехорошо, если ты так долго
намерен сторониться...

- Что ты здесь крутишь? Ты хочешь одурачить меня выманить из
лабиринта? Эй приятель, скажи, что это ты там задумал? Задумал своим
крошечным умишком. Какие у тебя причины, чтобы мне привыкать к людям?

Раулинс заколебался. Во время наступившего неловкого молчания Бордман
быстро подсказал ему верный ответ - именно тот, который был нужен. И он
повторил эти слова, стараясь, чтобы они прозвучали естественно:

- Ты делаешь из меня интригана, Дик. Но я клянусь тебе: у меня нет
дурных намерений. Я могу признаться, я в самом деле пытаюсь немного
подыграть тебе, нравиться, завоевать симпатию. Наверное мне стоит
объяснить причину этого.

- Наверное, стоит.

- Это из-за наших археологических исследований. Мы можем провести на
Лемносе едва несколько недель. А ты тут... сколько лет здесь? Девять? Ты
уже накопал кучу данных об этом лабиринте, Дик. С твоей стороны было бы
некрасиво оставить их у себя, так что я надеюсь, что как-то смогу
переубедить тебя, что сначала ты подружишься со мной, а потом, может быть,
придешь к остальным в зону "Е" и переговоришь с ними, ответишь на их
вопросы, поделишься информацией...

- С моей стороны некрасиво держать эти данные при себе?

- Ну да. Скрытые знания - это грех.

- А красиво со стороны людей называть меня нечистым и бежать от меня?

- Это иное дело, - ответил Раулинс. - И его не решишь таким способом.
Тут причина в твоем несчастье... которого ты не заслужил, и все жалеют,
что такое несчастье случилось с тобой, но ты же сам должен понимать, что
людям довольно трудно переносить безразлично твой... твой... твой...

- Мой смрад, - закончил Мюллер. - Ладно. Я понимаю, что находиться
рядом со мной тяжело. Поэтому я и предпочитаю не огорчать твоих коллег. И
не смей думать, что я собираюсь попивать с ними чай, разговаривать или
вообще иметь с ними какое-то дело. Я изолировал себя от человечества и
таким отшельником и останусь. И тот факт, что я сделал для тебя исключение
и позволил надоедать своим присутствием, не играет никакой роли. А
поскольку я объяснил уже тебе это, то знай, что мое несчастье не было
незаслуженным. Я заслужил его, поскольку заглянул туда, куда не должен был
заглядывать. Тщеславие распирало меня, я был уверен, что могу добиться
всего, я начал было считать себя сверхчеловеком. ГИБРИС. Я уже объяснил
тебе это слово.

Бордман продолжал давать Раулинсу свои указания. Чувствуя едкий
привкус от собственной лжи, Раулинс пытался продолжать:

- Я не могу сердиться на тебя, Дик, что ты так поставил себя. И все
же мне кажется, что ты поступишь некрасиво, если не поделишься с нами
информацией. Вернись в памяти ко времени твоих собственных исследований.
Когда ты совершал посадку на какой-нибудь из планет, и кто-нибудь там знал
что-то важное, что было необходимо знать и тебе, разве ты не прилагал все
усилия, чтобы эту информацию получить... пусть даже тот человек имел свои
личные проблемы, которые...

- Мне очень жаль, - холодно возразил Мюллер, - но меня в самом деле
все это больше не касается.

И ушел, оставив Раулинса в клетке с двумя кусками мяса и почти пустым
сосудом.

Когда он исчез, Бордман сказал:

- Какой он раздражительный, верно? Но я и не рассчитывал, что он
проявит мягкость характера. Ты начинаешь добираться до него, Нед. Ты как
раз в нужных пропорциях соединяешь в себе хитрость с наивностью.

- И в результате сижу в клетке.

- Ну и что? Мы можем прислать робота, чтобы он тебя освободил, если
вскоре клетка сама не откроется.

- Мюллер отсюда не выйдет, - продолжал Раулинс. - Он полон ненависти.
Прямо сочится ей. В любом случае его не удастся склонить к сотрудничеству.
Я никогда не видел, чтобы столько злобы умещалось в одном человеке.

- Ты не знаешь, что это за ненависть, - заметил Бордман. - И он не
знает. Уверяю тебя, все идет хорошо. Вне сомнения, будут еще кое-какие
неудачи, но основное - это что он вообще с тобой разговаривает. Он не
хочет ненавидеть. Создай такие условия, чтобы его лед растаял.

- Когда вы пришлете за мной робота?

- Попозже, - сказал Бордман, - если в том будет необходимость.

Мюллер не возвращался. Сгущались сумерки и сделалось холоднее.
Раулинс сидел в клетке, продрогший, съежившийся. Он пытался вообразить
город в те времена, когда в нем бурлила жизнь, когда клетка служила для
показа творений, выловленных в лабиринте. Сюда приходят толпы строителей
города, невысоких и плотных, покрытых густой медного цвета шерстью, с
зеленоватой кожей. Размахивают длинными руками, указывая на клетку. А в
клетке извивается существо, напоминающее какого-то исполинского скорпиона.
Зрачки его полыхают, белые когти дерут мостовую, внезапно бьет хвост, и
животное только и ждет, чтобы кто-то подошел слишком близко.

Скрежещущая музыка звучит в городе, чужаки смеются. От них идет
теплый, мускусный запах. Дети плюют в клетку. Слюна их - как огонь. В
ярких лунных лучах пляшут тени. Ужасный узник, полный злых намерений,
чувствует себя одиноким без создания своего вида, которые кишмя кишат в
освещенных туннелях на планете Альфекка или Маркаба - очень далеко.

А тут целыми днями приходят строители города, издеваются, дразнят.
Создание в клетке видеть не может их хрупкие тела, переплетающиеся длинные
тоненькие пальцы. Но однажды под клеткой пол проваливается, поскольку
обитателям города наскучил их пленник их чужого мира, и он, взмахнув
хвостом, рушится в бездну, оскалившуюся остриями ножей.

Настала ночь. Раулинс уже несколько часов не слышал голос Бордмана.
Мюллера же он не видел с позднего полдня. По площади крались животные,
преимущественно - небольшие, с отвратительными зубам и когтями. А он на
этот раз пришел сюда безоружный. Он был готов затоптать любое из этих
созданий, которое бы только сунулось между прутьев клетки.

Он дрожал от холода, ему хотелось есть. Он пытался отыскать во тьме
Мюллера. Все это перестало быть шуткой.

- Ты меня слышишь? - спросил Бордман. - Вскоре мы тебя оттуда
вызволим.

- Да? Но когда?

- Мы выслали робота, Нед.

- Значит, достаточно будет четверти часа, чтобы робот дошел сюда.
Здесь безопасные зоны.

Какое-то время Бордман молчал.

- Час назад Мюллер задержал робота и уничтожил его.

- И ты не мог мне об этом сказать сразу?

- Мы тотчас же выслали несколько роботов одновременно, - сообщил
Бордман. - Мюллер наверняка уничтожит еще хотя бы одного. Все идет
отлично, Нед. Тебе не грозит ни малейшая опасность.

- Если только ничего не случится, - пробормотал Раулинс.

Он не стал продолжать этого разговора, все более иззябший и голодный
он оперся о стену и ждал. Наблюдал, как на расстоянии ста метров небольшие
гибкие зверюшки набрасываются и убивают животных, значительно себя
больших. Минуту спустя туда уже набегали стервятники, чтобы обглодать кучу
окровавленных костей. Он прислушивался к звукам этой охоты и насыщений.
Его поле зрения было частично ограниченно, так что ему приходилось
вытягивать шею в поисках робота, высланного ему на помощь. Но робота не
было.

Он ощущал себя человеком, принесенным в жертву, избранником смерти.

Стервятники завершили свою работу. И тихо двинулись через площадь к
нему - небольшие, напоминающие лисиц зверюшки, с крупными крутолобыми
головами, кривоватыми лапами и желтыми, загибающимися внутрь когтями. Они
шевелили золотистыми белками, посматривая на него с интересом, задумчиво,
серьезно. Мордочки их были измазаны густой, пурпурной кровью.