они нас, а не мы их. Это была, собственно, комическая ситуация, но
несмотря на все то время, когда я пытался научиться понимать анакаона, я
все еще не знал, как они поведут себя, и особенно невероятной эта
возможность мне не казалась.
вытеснились заботой о состоянии Мерседы.
одну ночь провести на этом корне дерева?
если ты пойдешь, то сам не знаешь, куда.
ветра с мои размышления.
не делать. Поэтому так повредили мне те два года, что я сидел на могиле
Лапторна. Мое собственное "я" в это время спало, и даже когда Аксель Сиран
и его сорок разбойников заметили мой аварийный сигнал, за который приняли
"Потерянную Звезду", и спасли меня, ему тяжело было проснуться снова. В
известном смысле я и сейчас еще не в полной мере был самим собой. Иногда у
меня возникало неопределенное чувство пустоты. Во всяком случае, это было
далеко не так плохо, как то, что я выдержал во время пустых дней на черной
скале или сразу после того в мучительные, человеконенавистнические времена
на Земле.
сознание не настолько быстро, чтобы смочь поесть и попить, она умрет. И
тогда тебе придется идти одному.
Мерседы, кроме как пытаться время от времени вливать ей немного воды. И я
это делал.
разбудило. Потом в моем сознании забрезжило, что это был звук. И я все еще
его слышал. Он был совсем слабым, но не было никакого сомнения в том, что
это было.
приятней для моих ушей. Она означала новую надежду. Если Майкл был
настолько близко, что я мог его слышать, то он был и достаточно близко,
чтобы я смог его найти. И если ему достаточно хорошо, чтобы он мог играть,
то ему достаточно хорошо, чтобы он мог думать. И его мыслительная работа
давала нам намного лучший шанс выбраться из дерьма, чем моя.
было равновесие, поэтому окончание его имени превратилось в хрип. Но я
крикнул снова, вслушиваясь в зхо, отражавшееся от стволов деревьев. Я
знаю, как можно ошибиться в расстоянии и направлении, когда в лесу
пытаешься следовать зову. Итак, я кричал каждые пять секунд: - Майкл! - и
в промежутках между криками слушал музыку флейты Пана.
становилась громче, а потом она вообще стихла. Я счел это признаком, что
мои крики возымели успех, нарушили сосредоточенность Майкла, и что он
сейчас откликнется. Я закричал опять и сделал все возможное, чтобы
выдержать постоянную громкость.
нас в темноте. Конечно, это был неразумный страх, но он заставил меня
встать на колени и пошарить в багаже мой карманный фонарик. Потом я начал
водить лучом по широкой дуге, чтобы он мог пройти между стволами деревьев.
Конечно, это не было очень уж полезным мероприятием - менее, чем через
сорок метров деревья все равно перекрывали свет.
двигался медленно, как пьяный. Пальцы его двигались вверх-вниз по трубке
флейты, хотя он и не подносил инструмент к губам. Глаза его были большими
и невидящими, но это, вероятно, было оптическим обманом. Он, как автомат,
подходил все ближе ко мне.
направлять.
можете различать свет?
нашел меня. Пальцы его задвигались медленнее. Видимо, ему стоило большого
напряжения воли заставить их остановиться.
почувствовали. Он кивнул головой.
Мы убегали от магн-странников.
пищу?
что-нибудь поесть? А потом мы отнесем Мерседу к реке.
уселся и порылся в мешке.
считаете, что ее нужно разбудить?
Она была совсем не такой, как те протяжные звуки, что я обычно от него
слышал. Это была жесткая, пронзительная последовательность звуков. Ее
требовательное звучание возымело немедленное действие на Мерседу, тотчас
же очнувшуюся от своего коматозного состояния. Она потрясла головой и
перекатилась на своем ложе на корне, расправляя мышцы. Потом она
выпрямилась, стоя на коленях, а потом встала на ноги. Я протянул ей руку и
помог спуститься.
была слепа. Я посветил ей в лицо фонариком, но она не отреагировала на
это.
мгновение мне казалось, что нет ничего, на что не действовала бы его
флейта.
оглядел и решил, что среди них нет ничего несъедобного для их расы. Но все
равно продуктов было немного.
Мерседа была слепа, и они оба все еще были больны.
настигнуть магны-странники?
бегут, они в безопасности. От магн-странников, во всяком случае.
их, то все будет в порядке.
уже мог находиться у лесных жителей. Или Макс. Но знали ли они, что есть
настоятельная причина искать нас?
сыграл тихую и мягкую мелодию. Во время игры глаза его снова изменились. Я
поводил ладонью перед его лицом. Он опять ослеп. Напряжение,
поддерживавшее связь между глазами и мозгом, было для него слишком
утомительным. Он, должно быть, мог использовать музыку флейты как сонар, и
эта музыка должна была воздействовать прямо на мозг. Этим способом он
сумел пробудить из ее глубокого бессилия Мерседу и этим же способом он
гипнотизировал для Данеля пауков.
бедрами он прокладывал путь через густые заросли, а пальцы его тем
временем непрерывно двигались по трубке флейты. Его нежная мелодия
вызывала во мне мысли о ветре и воде. Это мне не нравилось. Если бы я
сидел в концертном зале или перед телевизором, то эта музыка подходящим
образом вызывала бы во мне жажду простора и свободной природы. Но здесь мы
были безжалостно предоставлены широкой, свободной природе, и для меня
ничто не было более далеким, как питать к ней мечтательное чувство. Музыка
слишком соответствовала нашей ситуации. А это была плохая ситуация. Мы все