понимаю, почему все зависит от мужа... он ведь не разбирается в таких
делах.
смотрим на брак, а о том, как смотрят на него мои повелители.
спросят.
жалобно; и она прибавила, сердясь на себя и пугаясь его: - Наверное, вы
скажете, что я не должна была вам это говорить.
как мы упомянули вашего мужа.
вашу любовь.
в душе ее вдруг возник стыд за себя и жалость к мужу.
было жениться.
Джейн.
мало, а вы утратили любовь, греша против послушания".
"послушание" окутало ее, как странный, опасный, соблазнительный запах.
Однако, Марк тут был ни при чем.
бывало.
поговорим. Конечно, все мы, падшие люди, должны быть равно ограждены от
себялюбия собратьев. Точно так же все мы вынуждены прикрывать наготу, но
наше тело ждет того славного дня, когда ему не нужна будет одежда.
Равенство - еще не самое главное.
равны.
не равны. Они равны перед законом, и это хорошо. Равенство охраняет их, но
не создает. Это - лекарство, а не пища.
влюблены, они о нем и не думают. Не думают и потом. Что общего у брака со
свободным союзом? Те, кто вместе радуются чему-то, или страдают от чего-то
- союзники; те, кто радуются друг другу и страдают друг от друга - нет.
Разве вы не знаете, как стыдлива дружба? Друг не любуется своим другом,
ему было бы стыдно.
никогда не говорил вам, что послушание и смирение необходимы в супружеской
любви. Именно в ней нет равенства. Что же до вас, идите домой. Можете к
нам вернуться. А пока поговорите с мужем, а я поговорю с теми, кому
подвластен.
беседуем. Лучше я покажу вам умилительную и смешную сторону послушания. Вы
не боитесь мышей?
внизу, дитя мое, и посущественней. Но можете посмотреть, как я ем. Я
покажу вам одну из радостей нашего дома.
бутылка и хлебец. Поставив поднос на столик у тахты, она ушла.
себе хлеба, налил вина и смахнул крошки на пол. Теперь сидите тихо, Джейн.
Джейн сидела не шевелясь, пока комната наполнялась весомым молчанием;
потом она услышала шорох и увидела, что три толстые мыши прокладывают путь
сквозь ворс ковра. Когда они подошли ближе, она различила блеск их глазок
и даже трепетанье носиков. Хотя она сказала, что не боится мышей, ей стало
неприятно, и она с трудом заставила себя сидеть все так же тихо. Именно
поэтому она и увидела мышь, как она есть - не какое-то мельканье, а
маленького зверька, похожего на крохотного кенгуру, с нежными ручками и
прозрачными ушками. Все три сидели на задних лапах, бесшумно подбирая
крошки, а когда съели, что могли, хозяин свистнул снова, и они, взмахнув
хвостами, юркнули за ящик для угля.
подумать, что он старый!.."). - Все очень просто: людям надо убирать
крошки, мыши рады убрать их. Тут и ссориться не из-за чего. Видите -
послушание - скорее танец, чем палка, особенно, когда речь идет о мужчине
и женщине - то он ее слушается, то она его.
о мышах; но вдруг поняла, что уже думает именно о великанах и даже ощущает
их рядом. Какие-то огромные существа приближались к ней. Ей стало трудно
дышать, ее покинули и силы, и чувства. В поисках защиты она взглянула на
хозяина и увидела, что он такой же маленький, как она. Вся комната была
маленькой, словно мышиная норка, и потолок как-то накренился, будто
надвигающаяся громада сдвинула его. Сквозь страх Джейн услышала заботливый
голос.
я привык. Ступайте домой!
увидела, что туман рассасывается и там. В нем открылись окна, и когда
поезд тронулся, он то и дело нырял в озера предвечернего света.
или четыре Джейн.
Небольшой набор современных идей, составлявший до сих пор выделенную ей
долю мудрости, смыло потоком чувств, которых она не понимала и не могла
сдержать. Вторая Джейн пыталась сдержать его и на первую глядела косо, ибо
всегда недолюбливала таких женщин. Однажды, выйдя из кино, она слышала,
как молоденькая продавщица говорит подружке: "Если бы он на меня так
посмотрел, я бы пошла за ним куда угодно". Была ли права вторая Джейн,
приравнивая к ней Джейн первую, мы не знаем; но она приравнивала и вынести
этого не могла. Нет, сдаться, как дуре, при первом же слове какого-то
чужого человека, забыть о своем достоинстве (и самой того не заметить), о
своей свободе, которую она так ценила и даже считала главной для взрослой,
уважающей себя умной женщины... это попросту низко, пошло, вульгарно.
существовала в детстве; вторую Джейн считала "своим истинным, нормальным
я". О третьей она и не подозревала. Из неведомых источников благодати или
наследственности ей являлись мысли, которые она до сих пор никак не
связывала с реальной жизнью. Если бы они подсказывали ей, что нельзя так
относиться к чужому мужчине, она бы еще поняла; но они, наоборот, обвиняли
ее в том, что она не относится так к своему мужу. То, что она испытала
недавно - жалость к Марку, вину перед ним - не покидало ее. В тот самый
час, когда душа ее была полна другим мужчиной, из неведомых глубин
поднималось решение дать Марку много больше, чем прежде. Ей даже казалось,
что она, тем самым, даст что-то "ему". Все это было так странно, что
чувства ее смешались, и верх то и дело брала четвертая Джейн, не прилагая
к тому никаких усилий и не делая выбора.
ибо она вошла в сферу Юпитера, туда, где свет и песня, и пир, здоровье и
жизнь, сиянье и пышность, веселье и великолепие. Она едва помнила странные
чувства, предшествовавшие ее уходу, и радовалась, что ушла. Подумав об
этом, она снова вспомнила о "нем". Все возвращало ее к этой мысли, а
значит - к радости. Глядя в окошко на прямые лучи солнца, пронзавшие
вершины деревьев, она сравнила их со звуками трубы. Взгляд ее
останавливался на кроликах и коровах, и сердце трепетало от праздничной
нежности к ним. Ее восхитили несколько фраз старого попутчика, и она
оценила острую и светлую мудрость, крепкую, как лесной орех, и английскую,
как меловой холм.
жизни, и решила сегодня же вечером послушать Баха. Или нет, она почитает
на ночь сонеты Шекспира. Даже голод и жажда радовали ее, и она думала, что
сделает дома очень много гренок. Радовала ее и собственная красота - без
всякого тщеславия она ощущала (верно ли, неверно), что та распускается
волшебной розой. Поэтому незачем удивляться, что когда ее попутчик вышел в