Чтение 23–й страницы книги ~Пешка~

- Я не хочу быть...

- Не могу.

Элнер молча смотрела на меня. Я провел ладонями по лицу.

- Не спрашивайте. Просто забудьте, что я сказал. - Я начал выбираться из кресла.

- Не могу, - ответила Элнер.

Я остановился.

- Ну, если хотите, мы можем притвориться, что я забыла. Если это позволит вам остаться и поразвлекать одинокую старую женщину еще немного. - Элнер улыбнулась, наполовину с сожалением, наполовину с иронией. Ее пальцы чуть крепче сжали голограммы.

Я снова сел, стараясь не показывать вида, что чувствую себя неловко. Наблюдая за ее руками, я спросил:

- А как вышло, что у вас и вашего мужа никогда не было детей?

Элнер перевела взгляд на снимки.

- Мы всегда считали, что у нас море времени. - Глядя на лицо Кельвина, Элнер вдруг часто-часто заморгала. - Ну не странно ли, что любая, даже самая незначительная, вещь может разбередить память, когда ты и не ожидаешь. Песня, луч света... Иногда, когда я вспоминаю нашу с Кельвином жизнь, мне она кажется чужим воспоминанием, проникшим каким-то образом в мою голову. Кажется, что та женщина, рядом с ним, - я ее хорошо помню, - не может быть мной. Это превращает воспоминания в мучение... иногда почти невыносимое. Но все же не думать о них совсем - еще мучительнее. И самое тяжелое - то, что именно радостные воспоминания мучают меня сильнее всего.

- Да, - прошептал я.

- Расскажите мне о вашей семье, - попросила Элнер, пытаясь переменить тему. Ее вдруг как обухом по голове ударило: Элнер поняла, что у нее даже и мысли никогда не возникало, что у меня есть семья, и насколько же ее глухота должна казаться мне странной и оскорбительной. Элнер спросила себя, уж не боялась ли она спрашивать, зная, кто я такой. И еще ей захотелось почувствовать, что значит - быть гидраном...

Я понял Элнер.

- Да и рассказывать-то нечего, - пожал я плечами, отводя взгляд.

Было время, когда я хотел разыскать маминых родственников. Но потом я убил Рубая. И после этого поиски потеряли всякий смысл, поскольку убийством я доказал, что никогда не смогу быть среди них.

Элнер сжала губы, удерживаясь от дальнейших расспросов. Наконец она произнесла:

- Кот, вы когда-нибудь спрашивали себя - в те моменты, когда особенно остро ощущали эту мучительную потерю... когда оказывались, словно провалившись в колодец, в вязкой темноте, что, возможно, вы чувствуете себя так не потому, что сильно отличаетесь от нас, а потому, что вы слишком человек?

Элнер старалась дотянуться до чего-то внутри меня, даже не будучи уверенной, существует ли оно во мне или уже нет.

От возмущения я весь рефлективно сжался, захлопнулся, как устрица.

Но затем заставил себя снова посмотреть на Элнер, посмотреть в глаза ее реальности, вспомнить все то, что нас сближало... признать, что человек не просто слово из семи букв.

- Зибелинг говорил... Он велел мне не притворяться тем, кем я не являюсь на самом деле. - Я посмотрел на свои руки: мне вдруг захотелось, чтобы и у меня были снимки, свои, которые я мог бы вот также рассматривать. - Не притворяться, что я - вообще не человек. Большинство выродков, которых я знаю, - обычные люди - во всем, кроме одного... Даже гидраны - из тех, кого я встречал, - больше люди, чем им самим того хотелось бы.

- Большинство людей тоже больше люди, чем им того хочется, - тихо сказала Элнер.

- Спасибо, - улыбнулся я, вставая.

- За что?

- За напоминание: если бы гидраны и люди не имели ничего общего, меня бы здесь не было.

Элнер рассмеялась. Мне нравился ее смех.

- У вас необычный свитер, - заметила Элнер; до этого она просто смотрела на меня, а сейчас - увидела. - Где вы его нашли?

- Валялся на улице. Спокойной ночи, мадам.

- Спокойной ночи, - ответила Элнер, глядя на меня с легким недоумением.

Выйдя из спальни Элнер, я улыбнулся, подумав о том, что, по крайней мере, я оставил ей, о чем поразмышлять, кроме мебели, ночного одиночества и дождя.

Но мне нашего разговора хватило лишь на обратный путь к моей комнате. Я вытащил из кармана терминал Мертвого Глаза и надел его; вытянувшись на постели и заложив руки за голову, я проглотил порцию информации - сколько влезло за один раз, заполнив пустоты в собственных знаниях. Когда я снял сетку, на ней еще осталась куча данных. Наконец я закрыл глаза, позволяя успокоившемуся мозгу спеть ноющему от боли телу колыбельную.

Вдруг по какой-то необъяснимой причине я проснулся, рывком сев на постели. Пока я слушал дождь, мозг расслабился и позволил сумрачности просочиться внутрь. Прислушиваясь к стуку капель, я стал размышлять о том, как так получается, что звуки дождя наполняют меня такими же желаниями и муками, которые я видел в мозгу Элнер. Мне хватило бы и пальцев одной руки, чтобы сосчитать, когда я слушал дождь. У меня никогда - никогда в жизни - не было времени на это; почему же дождь для меня теперь нечто большее, чем просто звуки падающей воды? Я вспомнил, что я чувствовал, впервые ступив на Землю... чужой всем и вся и, несмотря на это, вернувшийся в свой дом. Вспомнил, что пыталась сегодня вечером показать мне Элнер: что у человеческой части меня есть свои желания, нужды и своя история; и я не должен стыдиться этого и, не глядя, все растаптывать. И впервые за очень долгое время я не почувствовал злости.

Потом я вспомнил Ласуль: ока, наверное, лежит сейчас в Хароновой постели, не одна, но одинокая, и тоже слушает дождь. Она хотела, чтобы я думал о ней... Думал о ней, как и она? Вспоминает ли она меня, скучает по мне? Я знал, что, даже если и вспоминает, то мысли ее заходят не глубже, чем мой член - в ее тело. Я был телом. И она знала это.

Я ожидал, что это меня взбесит. Но вспомнил лишь ощущение моей плоти, проникающей в ее. За всю жизнь меня много кто использовал. Почему я должен злиться на скучающую, несчастную, красивую женщину, которая и хотела-то всего лишь, чтобы какой-нибудь мальчик-игрушка затрахал ее до потери сознания... Может, не так уж и важно было, почему она хотела меня; не так уж и важно - стоило лишь подумать о той гладкой, с легким ароматом духов коже, об ее волосах, черной шелковой волной рассыпавшихся по моей груди, - и этого оказывалось достаточно, чтобы голова закружилась. Но больше этого не произойдет. Не сегодня. Особенно так, как раньше. Я приказал себе забыть о Ласуль и снова лечь спать. Я говорил себе, что я не сумасшедший. Я говорил себе, что я сошел с ума. Я уверял себя, что она использует меня... Я убеждал себя, что, если она и вправду хотела, чтобы я думал о ней этой ночью, значит, я могу быть уверен, что она никогда не забудет...

Я выпустил свои мысли, вытягиваясь в пустоту, сплетая сеть из невидимых нитей с огоньками на концах. Я нарисовал в уме Хрустальный дворец - он был не настолько далеко, чтобы я не смог дотянуться туда, проникнуть в него и найти между темными немыми сознаниями знакомую звездочку.

Я нашел Ласуль - лежащей бок о бок с Хароном. Она плавала в темной тревожной свинцовой дреме, ей казалось, она задыхается в глухой, без окон и дверей, комнате. Я миновал гнетуще-зловещий жар спящего Харонова мозга, даже не заглянув в него, и навел фокус на вход в мозг Ласуль. Я проскользнул в ее дрему - прокрался, как вор, и почувствовал, что ее тело дрожит и беспокойно шевелится, не совсем еще проснувшись; почувствовал, как ее сон меняет очертания, вбирая меня. Я лег рядом с Ласуль в ее сне и позволил мысли прикоснуться к ней - прикоснуться так, как жаждали это сделать мои ноющие болезненным, мучительным желанием руки и тело; я осторожно раскалил нервные волокна, по которым втекали в ее мозг все те ощущения, какие я мог дать Ласуль, медленно кружа над ней, прикасаясь к ней, просачиваясь в ее плоть...

Где-то на середине всего этого Ласуль проснулась.

- (Ты хотела), - прошептал я, - (ты спрашивала обо мне...). - Я утешал ее, успокаивал, чтобы она не закричала, а только погрузилась бы обратно в сладкое томление. Я чувствовал, что ее наслаждение стало вдвое острее, когда ее ладони начали гладить ее тело - так же, как и мои пальцы уже гладили мое. И наконец жгучий луч белого огня, сплавивший нас - мозг с мозгом, - взорвался, как солнце, бросая нас - каждого обратно в свое тело, обратно в свой, обособленный мир с одним-единственным звуком в нем - монотонной дробью дождевых капель.

Проснувшись на следующее утро, я знал о мысленных связях больше, чем когда-либо хотел знать... и меньше, чем когда-либо, знал о том, что же, черт возьми, я делаю здесь, подскакивая среди ночи на постели и играя в кошки-мышки, тогда как перед Та Мингами я изображал ловца крыс.

Что Ласуль пытается сделать - с собой, со мной? На самом ли деле ей наплевать, раскроет нас Харон или нет? Дура она или так несчастна? А может, Ласуль спокойна просто потому, что думает: если что-нибудь и случится из-за этого, то не с ней?

Выбитый из колеи, оцепеневший, я встал и снова напялил головной терминал Мертвого Глаза. Я скормил своим мозгам столько информации, сколько они могли заглотить; я заставил их съесть этот завтрак - лишь бы не думать о том, что я творю, да и к тому же - чем скорее я узнаю все, что он требовал, тем скорее смогу получить по-настоящему нужную мне информацию и, может быть, испариться отсюда. Потом я поковылял вниз, чтобы найти еду, накормить тело и протащить его через наступивший день.

В столовую робко вошла Талита. Она остановилась на пороге и внимательно глядела, как я нагружал тарелку обычными утренними объедками. Я проигнорировал ее приход, мой мозг слишком громко гудел. Талита, не выдержав, подошла и дернула меня за рукав свитера.

- Хочу еще, - сказала она.

- Потрясающая идея, малышка. Ты вырастешь отличным Та Мингом, - похвалил я, продолжая накладывать еду.

- Я хочу еще виноградинок. - На меня смотрела сама невинность с лицом, как полевой цветок. - Виноградинок! - Талита дернула за рукав сильнее, начиная капризничать. - Пожалуйста!

Я дал ей виноградную кисть.

- Спасибо, - важно поблагодарила девочка.

- Пожалуйста, - кивнул я, на какое-то мгновение почувствовав себя раболепным вассалом.

- Тетушка шкажала, что шеводня утром мы пойдем шобивать ягоды! - объявила Талита, набив полный рот сочными зелеными шариками.

- Великолепно, - промямлил я. Звуки с трудом пробирались сквозь размокший во рту хлебный мякиш и расползающийся в голове туман: в словах "тетушки" пряталось два возможных следствия.

- Ты тоже можешь пойти. Я научу тебя, потому что ты не ничего не знаешь, как делать правильно. - Талита потянула меня за руку. - Пойдем!

Я мотнул головой, багрово покраснев и криво улыбаясь: худшей возможности провести утро нельзя было придумать, даже если бы я очень постарался.

- У меня есть дела, которые...

- Пожалуйста, пойдем с нами, Кот. - В комнату вошла Ласуль. Один лишь взгляд - и я был согласен на все. Мысли перевернулись вверх тормашками. Поверх просвечивающей туники, расшитой листьями, она надела длинную накидку - бело-голубую, цвета электрической искры. Накидка лишь яснее обрисовывала то, что призвана была прикрывать. Ласуль больше не сказала ни слова - нужды в этом не было: за нее говорил ее мозг.

Я медленно кивнул и тут же подавился куском приправленного пряностями кекса с изюмом, который вдруг ни с того ни с сего стал пластмассовым.

В столовую вошла Элнер, с мольбертом в руках, одетая в своем обычном стиле - так, словно она не хотела, чтобы кто-либо смотрел на нее дольше одной секунды. Контраст между ними потряс меня.

- Да, может пойдете? - спросила она, пропустив мой кивок. Я прикусил язык, который уже пошевелился было, чтобы сказать очевидную вещь: взгляд Ласуль выжигал дыру в моей плоти, и я не мог думать больше ни о чем.

И вот я очутился высоко в горах, над долиной Та Мингов, в осеннем лесу, где запах сырой земли заполнял мою голову точно так же, как вибрирующие, гудящие, словно струны, информационные потоки наполняли мой мозг. Штуки, которые Элнер назвала золотой малиной, росли в неправдоподобно дикой, девственно-буйной заросли на небольшом клочке земли в клубке зазубренных листьев и шипов. Мы собирали ягоды - большего я и не ожидал. Мне была ненавистна каждая минута, проведенная здесь. Это напоминало попытки выудить ответы из головы Дэрика... или добывание руды на шахте: вынимаешь нечто хрупкое и безупречно-идеальное из жильной породы, которая вовсе не хочет его отпускать, и каждое движение чревато болью...

- Кот, что-то не похоже, чтобы вы особенно радовались, - заметила Элнер, всматриваясь в меня из-под широких полей своей шляпы. Сама Элнер показалась мне счастливее и спокойнее, чем когда-либо. Я пожал плечами.

- Он не знает, как веселиться, - сказала Талита. За своей спиной я услышал оглушительно звонкий смех Джиро. - Поэтому я помогаю ему, - пояснила Талита, хотя, не успевал я сорвать ягоду, как она тут же съедала ее прямо с моей ладони.

- Тогда разрешите и мне помочь, - Ласуль мягкими ловкими пальцами вложила ягоду мне в губы. Ягода оказалась такой же бархатной, как и кожа Ласуль, а когда я раздавил ее языком, по нёбу потек сладкий сок.

- Вот, - сказала Ласуль, - теперь вы улыбаетесь. Ее тело, мозг беспомощно улыбались мне - все это время, с того момента, когда она взглянула на меня утром в столовой. Ее ощущение меня просачивалось, как теплая жидкость или флюиды, сквозь ледяную корку спрессованной в моем мозгу информации, расплавляя ее.

- Знаешь, ночью мне приснился о тебе сон, - тихо сказала Ласуль. В ответ на внезапную вспышку паники в моих глазах ее глаза засмеялись, одновременно умоляя меня подтвердить, что это был не просто сон.

- (Это был не сон), - подтвердил я и увидел, как вспыхнуло ее лицо. Я уставился в пространство, не отвечая Ласуль вслух, поскольку Элнер внимательно наблюдала за нами. Если бы Ласуль не делала этого со мной! Я чувствовал себя измученным, разбитым... горящим в огне возбуждения, которое не мог контролировать, а Ласуль представляла, как я вытягиваю руку, чтобы коснуться ее - где бы она ни была. Я стал кем-то вроде демонического любовника, который может взять ее прямо из постели мужа, заставляя забыть кто и где она, забыть, все, кроме наслаждения любить за краем возможного...

- Ну, - заговорила Элнер, возвращая нас на землю, давая понять, что мы слишком долго стоим друг напротив друга, как намагниченные куклы, не в силах разойтись. - Похоже, мне хочется попробовать набросать несколько эскизов. Вон там, вниз по склону, - отличные виды. Будьте осторожны... - Какая-то нотка в голосе Элнер заставила меня посмотреть на нее. - Можно поскользнуться... на влажной листве, знаете ли. - Один последний взгляд - и ее глаза, прозрачные, как голубое стекло, сказали мне, что Элнер поняла и все происходящее, и каково это - чувствовать себя молодыми или одинокими... и знать, что ты танцуешь на минном поле.

- Будьте осторожны, - пробормотала Элнер, глядя на этот раз на Ласуль. - Дети, идемте со мной, - она махнула Талите и Джиро. - У меня для вас припасено особенное угощение.

Ласуль с беспокойством и немного смутившись смотрела, как Элнер уводила детей, умышленно и подчеркнуто оставляя нас вдвоем. Не дав нам своего "благословения"... но обеспечив пространство, чтобы мы могли вздохнуть. Талита бежала далеко впереди, визжа и тараня лбом лиственные заросли, а Джиро тащился как хвост позади Элнер, оборачиваясь на нас. Он даже и не представлял, как похож на мать.

Когда они ушли, мы сели - бок о бок, но не касаясь друг друга, - на одеяло, и я бережно послал к Ласуль теплую волну невидимого контакта. В перерывах между долгими горячими поцелуями она скармливала мне ягоды. Падающий сквозь сито мелкой листвы свет обливал ее волосы сиянием, превращал шелестящий над нашими головами потолок в живое окно из красно-желтых трепещущих пятен и вставленных между ними кусочков стекла - лоскутов неба. Глядя на всю эту красоту, я удивился замыслу Творца. Неужели нельзя быть счастливым в таком месте, как это?..

На моем браслете начала сигналить кнопка вызова. Я испуганно сел и, перед тем, как ответить, посмотрел на браслет, чтобы убедиться, что экран выключен. Он уже включился... давно включился, передавая сообщение уже Бог знает сколько времени. Я его не включал - точно не включал. Ласуль посерела, когда я, выругавшись, прикрыл ладонью экран.

- Брэди?.. - спросил я опустившимся голосом.

Я не включал и звук, но голос Брэди объявил:

- Шах и мат вам! - И пропал.

Глава 24

Я наизнанку вывернулся, чтобы заставить Ласуль поверить, что Брэди не станет болтать. Но не объяснил почему. Мне пришлось убедить и себя, что слова Брэди значили только то, что мы вернулись на то же место, с которого начали, поскольку он получил козырь, которым мог меня запросто выбить, и теперь мы квиты. Брэди хотел и любил иметь козыри. Но так вышло, что после звонка Ласуль уже не могла отрешиться от реальности, и я тоже не мог. Под золотым дождем листьев мы спустились - не прикасаясь друг к другу и даже почти не разговаривая - по склону холма к Элнер.

Эту ночью Ласуль провела с Хароном в Хрустальном дворце. Она не просила меня думать о ней, хотя часть ее хотела этого. Я все равно думал о ней, но держал свои мысли при себе. Брэди больше не связался со мной, а я не перезвонил. Я уверил себя, что хочу подождать, пока не получу информацию, которую Мертвый Глаз согласился помочь мне раздобыть; я знал, что тяну кота за хвост только потому, что предстать перед лицом Брэди без этих данных у меня не хватит смелости.

Наступил следующий день. У Элнер так руки и чесались заняться своей работой. У меня - тоже. Последний кусок информации Мертвого Глаза впитался в мой мозг, и к вечеру я буду готов нанести ему очередной визит. Обычная утренняя работа в офисе текла, как в замедленной съемке. Может, мне потому так казалось, что проглоченная информация была такой странной, а может, просто на ее фоне все окружающее выглядело слишком нормальным.

Наконец я взял тайм-аут, освобождая немного пространства своим беспокойным мыслям. Я не прошел и половины коридора, как чья-то рука схватила меня за плечо и, дернув, развернула. Дэрик. Я не почувствовал, как он идет следом, - вероятно, он не хотел, чтобы я заметил его.

- Ты, ублюдок, - сказал он, приперев меня к стенке, точно мы были одни в целом здании. Мне не пришлось заглядывать за бешенство в его глазах, чтобы узнать причину такого приветствия: Аргентайн. Но, схороненное за болью, в его взгляде было что-то еще: панцирь животного ужаса, покрывающий его гнев, как защита. Я не скопытился тут же от закупорки кровеносного сосуда или инфаркта только потому, что Дэрик знал: ему не проломить мой щит.

- Идем со мной, - дернул он меня еще раз. Я пошел за ним через залы в ту же самую "белую" комнату, в которой они разговаривали со Страйгером. Дэрик закрыл дверь, повернулся.

- Ты, кусок дерьма! - Он помолчал несколько секунд и начал снова: - Ты настроил ее против меня. Она сказала, что больше никогда не захочет меня видеть. И велела спросить тебя почему... Почему?

- Потому что я рассказал ей правду о том, кто ты такой.

- Что ты имеешь в виду? - Дэрик впился в меня взглядом, кулаки его дрожали от бешенства, и он едва сдерживался. - Она знает обо мне все... - Страх внутри него нарастал, разбухал, как тесто в квашне, пока Дэрик не забоялся, что он задушит одного из нас. - Если она не ненавидела меня раньше, почему ненавидит сейчас?

- Сейчас она знает, что ты делаешь для Страйгера, - правду о той девочке, которую ты привел в Пургаторий. Помнишь, - я едва узнавал свой голос, - ту самую, которую Страйгер так зверски избил, что ты испугался, как бы она не умерла. Выродка, которого ты представил на роль жертвы для Страйгера.

- Это все? - Тело Дэрика вдруг как-то обмякло, расслабившись. - И что? - спросил он, пожав плечами. - Сучьих доносов никто не написал. Да и она не жаловалась.

После целой минуты молчания я спросил вкрадчиво:

- И каково тебе было наблюдать, как он избивает ее, Дэрик? Тебе понравилось? Была она телепатом, дала тебе почувствовать это? Это и нравится Страйгеру? Чего тебе надо? Ты мечтал быть на ее месте... или просто тащился, что Страйгер, как и все остальные твердолобые, не догадывается о твоем секрете?..

Дэрик побелел как полотно.

- Какой секрет? - прошептал он.

- (Ты - один из нас), - подумал я. - (Выродок. Тик. Псион.)

Его мысль выстрелила в меня, как выстреливает, кусая, гадюка. Мой мозг блокировал удар и, переломив смертельное жало мысли, метнул его обратно в Дэрика прежде, чем яд проник в меня.

- Ты не можешь поразить меня. Ты не в форме. Дэрику никогда не быть в хорошей форме, даже если б он тренировался, чтобы научиться пользоваться мозгом. У него не было большого таланта. Но тот талант, который у него был, завел его жизнь в смертельный тупик. А Дэрик даже не был хорошим псионом.

Он отвернулся, лихорадочно обшаривая глазами углы комнаты.

- Нет, - сказал он. - Нет. Нет. Нет. Это неправда. Это невозможно. Нет. Нет. - Дэрик облизал спекшиеся губы, вытер рот ладонью, пытаясь теперь, после целой прожитой жизни, поверить, что это, в конце концов произошло. Он повернулся ко мне; я почувствовал, как когтистая лапа паники сдавила Дэрика, впившись в стены его мозга.

- Кому еще ты рассказал? Аргентайн, ты ей сказал...

- Да, я ей сказал, - кивнул я, злобно радуясь выражению его лица. Дэрику хотелось врезать мне по физиономии. Это было самое сильное желание за всю его жизнь. Теперь он побывал в моей шкуре.

- Вот почему она ополчилась на меня.

- Да плевать она хотела на это.

Недоверие пробилось сквозь его бешенство:

- Ты врешь. Ты сказал ей, и она ненавидит меня.

- Да. Это правда, я сказал. - Наконец я признался - больше себе, чем ему. - Но ей и вправду все равно. Не все же ханжи. Если Аргентайн и ненавидит тебя теперь, то потому лишь, что ты - ублюдок. А вовсе не потому, что ты - псион.

Потому что ты псион. - Образ отца захлестнул мозг Дэрика черной ураганной волной: монстр из детского ночного кошмара, навсегда въевшийся, как кислота, в увеличительное стекло его памяти.

- Кому еще ты рассказал?

- Никому.

Выражение его лица изменилось.

- (Может быть), - сказал его мозг. - (Может быть, еще не поздно.)

- Даже и не думай об этом, - предупредил я. - Ты не можешь убить меня своими руками. А если попытаешься нанять кого-нибудь, я узнаю. Лучше, чтобы и с Аргентайн ничего не случилось. Просто думай обо мне как о банке с ядом. Взломаешь меня - и вместе со мной потеряешь свой мир.

Дэрик снова вытер рот дрожащей рукой:

- Сукин сын! Выродок! Чего ты хочешь - денег?

- У меня уже есть целая куча.

- Тогда чего? - Капли слюны сверкнули в воздухе. Я не ответил. Я ведь не привык иметь власть над кем-либо и только начинал понимать это чувство... приятное чувство. Я посмотрел на Дэрика, погружаясь в темное сладкое удовольствие, давая Дэрику ощутить вместе со мной, как легко мне будет раздавить его. Он обращался со мной как с дерьмом. И с Джули, и со всеми, кто подходил к нему слишком близко. Он заражал нашу жизнь, как болезнь. Раздавить его - сделать большую услугу обществу.

На какое-то мгновение я приподнял свои защитные барьеры, проникая в его мозг, желая насладиться страхом, который, должно быть, выедает сейчас его кишки.

Страх Дэрика влился в мои мысли - тошнотворный, ослепляющий, мучительный. Я снова выплюнул его, тряхнув головой.

- Я хочу... - тут я сглотнул слюну, - я хочу, чтобы ты прекратил работать сводником. Если ты когда-нибудь приведешь Страйгеру выродка на обработку, тебе конец. Это все. - Я повернулся и пошел к выходу.

- Нет. - Его пальцы, точно наручник, сомкнулись на моем запястье. - Это не все. Не может быть все. Ты не можешь сказать мне, что ты знаешь, а потом сказать, что ничего не хочешь. Скажи, что тебе от меня надо! - Дэрик тряс меня, тело его дергалось.

Я стоял, чувствуя, как мышцы напрягаются под его пальцами.

- (Просто оставь меня в покое.)

Рука Дэрика разжалась и безвольно упала вниз. Он стоял не двигаясь, но все еще дрожал; губы были влажными, челюсть отвисла. Таким я его и оставил, вышел и закрыл за собой дверь, и мне не пришлось узнать, что он сделал потом.

Придя в офис Элнер, я притворился, что работаю, но сконцентрироваться не мог. Разговаривая с Дэриком начистоту, я сломал тонкий лед между светом и тьмой. Мои мысли расходились с окружающей меня фантастической реальностью - миром, который существовал лишь постольку, поскольку вы верили в его реальность. Я опять очутился в ночной стране, в ином мире, которому принадлежали люди, подобные Дэрику и Страйгеру... Мике и Мертвому Глазу... мне. Я сидел, уставившись в стену, и видел перед собой Старый город, где я узнал правду: свет - иллюзия, и вечна только тьма, которая существовала до рождения звезд и будет существовать еще долго после их смерти.

Я не мог заниматься делами Элнер, внезапно они показались мне бессмысленными и глупыми, как вера в человеческую природу. И начал играть с терминалом, вытаскивая новые сведения, пытаясь понять, смогу ли я обнаружить потайной лаз во внутреннее пространство Сети без помощи Мертвого Глаза. Но безуспешно. Я разобрался в работе банка памяти и переходника электромагнитных и химических процессов, которые составляли искусственные мозги Информационной Сети. Но я не смог найти, что у меня со всем этим общего. Молекулы стены имели ко мне точно такое же отношение. Покопавшись еще немного, я поставил крест на бесполезных попытках и спросил себя: есть ли смысл возвращаться в пещеру Мертвого Глаза? Но знал, что вернусь в любом случае.

День, слава Богу, подошел к концу и отпустил меня на свободу. Я сел в поезд, спустился под воду и проделал путь к дому Мертвого Глаза без проблем. Может потому, что сегодня вечером я вел себя так, словно принадлежал этому миру.

Я добрался до мозга Мертвого Глаза, и он меня впустил.

- Где твой брат? - подозрительно как всегда спросил он.

- Он там, где должен быть. - Я не попросил Мику пойти со мной в этот раз. Я посчитал, что нам обоим будет лучше, если я справлюсь сам, пусть и рискуя на этих улицах шкурой.

Мертвый Глаз расслабился, скорчив болезненную гримасу, которая, впрочем, означала, что он успокоился. Я забыл, что его глаз выглядит как дерьмо. И, передавая ему терминал, постарался забыть об этом опять.

- Я закончил.

- (Посмотрим.)

Я впустил его в свою голову, давая ему возможность самому убедиться, что в моем мозгу аккуратно скопирована вся информация.

Он кивнул.

- (Думаешь, ты готов?)

Я пожал плечами и поневоле вспомнил свои сегодняшние неудачные попытки.

- (Ты не веришь, что это будет работать), - подумал он, читая мое колебание. - (Потому что ты уже пробовал), - Мертвый Глаз неожиданно рассмеялся ржавым от долгого молчания, скрипучим смехом, и я понял, что он догадался.

- (Покажи, что ты сделал.) - Он кивнул на стоящий в углу комнаты терминал.

Я подошел к терминалу, сел и прикрепил на лоб провода. Потом оглянулся на него.

Он кивнул; его мысли, вскочив мне за закорки, понукали меня. Я сделал то же, что и сегодня днем, пытаясь вылепить нечто настоящее и узнаваемое из безжизненных потоков... Опять неудача.

- (Нет! Нет!) - громко крикнул он внутри меня и оборвал контакты. - Ты все делаешь не так! - сорвался он на обычную речь, когда раздражение проломило его контроль. Внезапный резкий звук больно ударил мне в уши.

- Ну, а как же тогда мне...

- (Ты ищешь живое. Это неживое!) - оборвали меня его мысли. - Это система, ты, земляной червяк, - сказал он, медленно и четко, точно я был круглым болваном. - Всего лишь система. Кроме нее, здесь ты никого не найдешь.

- Я знаю, но...

- Ни хрена ты не знаешь, малыш. Мои записи не рассказали тебе всего. Ты не понял важную часть...

- (Подожди), - подумал я, - (не говори. У меня на хвосте легионеры Центавра, и я не уверен, что за мной не шпионят.)

Мертвый Глаз нахмурился, но согласился.

- (Хрен с ними... Они не могут слышать нас...) - В любом случае, думать ему нравилось больше. Мне тоже.

- (В Сети нет никого, похожего на тебя или на меня, понимаешь? Смотри.) - Он показал мне:

Сеть не использовала ни один из тех видов энергии, которые использовал когда-либо я. Мне удалось опознать лишь нейротермические схемы - потоки раскаленных нейронов, поскольку именно так псионы общаются с другими людьми. Сейчас мне предстояло научиться видеть новую часть спектра и узнавать новые виды структур. (Это не придет к тебе само - ты должен добраться до него... Ты когда-нибудь ловил случайные электромагнитные сигналы в набитой охраной зоне?)

Я кивнул, вспоминая ту свистящую "белую" комнату, через которую недавно прошел.

- (Это значит, что твой талант - широкого диапазона. С этим у тебя проблем нет... но, для начала, ты должен прекратить искать лишнее.) - Вот почему я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь из псионов делал это раньше: им и в голову-то никогда не приходило так работать. - (Даже люди, использующие эту систему, однажды попав внутрь, превращаются в замкнутые узоры электромагнитных потоков. Люди исчезают, остаются одни волны. Сеть состоит из биллионов мышей...)