мужики только косились и отмалчивались. На пятый день огромный черный мужик,
с черной, точно вырубленной топором бородой и злыми глазами, сказал ему
угрюмо:
Ланде стало страшно и жалко. Широко раскрытыми глазами он всматривался в
деревню, и она проходила мимо, такая же обособленная, непонятная и убогая и
богатая жизнью, как те огромные, пестрые стада, которые медленно
поворачивали к нему рогатые могучие головы и провожали его таинственными
большими глазами, когда он проходил мимо. С любовью и умилением смотрел
Ланде на этих людей, похожих на волов, и на этих волов, похожих на каких-то
странных людей, и чувствовал себя еще далеким, еще ненужным и непонятным им.
Было грустно и мечтательно хотелось заглянуть куда-то вдаль. Но взор был туп
и бессилен, и было тяжело. Только когда в поле было совсем пусто и солнце на
всем необъятном просторе светило, казалось, для него одного, Ланде было
совсем весело, хорошо и легко. Но это было редко, потому что по всем
направлениям в бесчетном количестве, как муравьи, копошились люди.
Ланде зубчатой стеной, и он вошел в его торжественную и тихую зелень, - ему
стало радостно, и в первый раз в жизни он почувствовал облегчение, оттого
что не было здесь нигде озабоченного, затаенного, непонятного человеческого
лица.
день вокруг него стояли только высокие, задумчивые деревья и во все стороны
углублялась их прозрачная зеленая глубина. Беззвучные птицы неслышно
перепархивали вокруг него, как будто притворяясь, что не замечают человека.
Где-то трещали ветки, точно по лесу шел кто-то - не человек.
ощутимой силой, что-то заблестело между деревьями. Это была большая,
глубокая, многоводная река. Только у самых берегов росла зеленая осока,
таинственно раскачивающаяся над глубиной узкими, как зеленые острые сабли,
листьями; а огромная масса воды, полной и свободной, медленно и гладко
текла, чистая и широкая. На той стороне стоял сплошной стеной такой же
темно-зеленый лес и сзади надвигались молчаливые деревья, вытягивая к реке
узловатые ветви, точно колдуя над темной глубиной.
Потом вдоль берега неслышно заскользил челнок, такой же зеленоватый, сырой и
дикий, как стволы деревьев, а в нем стоял на коленях мокрый и тоже зеленый
корявый мужик. Он не нарушал покоя реки и леса, а сливался с ним, так что
глаз, не останавливаясь, скользил по нем, как и по осоке, и по воде, и по
небу.
кто-то прокричал тоненьким, странным, гулким голоском:
звуки и быстро унес их в глубину леса.
сам, оставляя за собой узкую серебристую ниточку, звеневшую, как стеклянная.
длинной черной полоской отражаясь в воде.
быстрыми лесными глазками.
как будто то, что сказал Ланде, было в связи с его долгой, упорной думой. -
Так-то вот, ходит народ искать, где лучше... Оно точно, податься некуда, а
только ни к чему это... Правды искать идут, а правды-то нигде нет... Все
одно, здесь ли, там ли, а только ты себе живешь, вот как я, к примеру, в
лесу... думаешь, окромя Бога над тобой никого нет... Все от Бога, и ты сам к
Богу, помощи больше никто не подаст; ан нет, придет незнамо кто, незнамом
зачем и берет... Народ темный, не зна, может, и надо так, кто его знат!..
Думка-то есть да кто ее скажет!.. Так-то вот, век спину гнешь, напираешь,
глядишь, только-только вздохнул, Бога вспомнил, раз! - и нет ничего!.. А
опосля того в кабак, потому невозможно... Правды нет, милый человек, нет...
А тут, там ли, все едино, земля везде одна!.. - говорил мужик убитым,
монотонным голосом с той скрытой страстью, которая без крика кричит об
исстрадавшейся вконец душе.
любить и жалеть прежде всего друг друга, а остальное потом все будет!
значения, как неизбежному, как тому, что завтра непременно будет день,
сказал он. - А теперь как жить, вот ты что скажи!.. Любить, говоришь... Где
уж тут любить, когда иной раз за корку хлеба, скажем, глотку бы перервал!..
Вот.
тут правду-то поищи! - злобно проговорил он и вместе с веслом ткнул к Ланде
свою корявую, мозолистую, сплошь изъеденную рыбьей солью руку.
- Богу-то видней, куда дело идет!.. Тем и живем, а то б... Нету на свете
правды, а может, в том-то и дело все: Богу-то правда нужней сытости; затем
люди и муку принимают, что через нее правда на земле идет!.. Так ли, милый
человек?
свете есть, и науки все, и дела все, и мысли все, - все двигается
страданием... Не будь муки, остановилось бы все и душа бы умерла!
Мужик остался внизу. С минуту они молча смотрели друг на друга. Что-то
крепкое и сильное протянулось между ними, и были в эту минуту они и близки,
и далеки друг другу, как два конца туго натянутого каната; чувствовалось
жгучее и властное желание что-то сказать, что-то важное, соединяющее; но
ничего нельзя было выразить, потому что не было слов, одинаково сильных и
одинаково понятных для обоих, мужика и Ланде.
опять заскользил по реке, корявый, зеленый и мокрый, как водяной корень.
Ланде долго смотрел ему вслед, пока он беззвучно не уплыл за поворот и пока
не сгладилась на широком водном зеркале длинная серебристая полоска. Опять
стало Ланде тяжело, грустно и опять захотелось уйти в зеленую чащу.
в нем ночевать.
высокими деревьями, тронулся к утру и посерел. Что-то неуловимое дрогнуло в
воздухе, и все проснулось легко и быстро, точно по уговору. Какая-то птица
слабо чирикнула, будто спрашивая кого-то о чем-то. Ворона, тяжело снявшись с
отсыревшей ветки и неуклюже цепляясь мокрыми от росы крыльями за тоненькие
веточки, полетела между деревьями, не погружаясь вниз, в туман. Вздрогнула
трава и шевельнулись листья, и вдруг сразу стало радостно светлеть. Туман
решительно заколыхался вверх и вниз, будто волнуясь, и вытянулся в легкие,
колеблющиеся столбы, торопливо и неслышно заходившие между стволами
деревьев, как таинственные воздушные призраки между колонн высокого
холодного храма. С неслышимым звоном разлились в воздухе нежные розовые
отблески.
бледно-зеленым папоротником, как черный зигзаг в белой мгле. За ночь он
сильно продрог, и лицо у него было бледное, серое, измятое. Он оглянулся
кругом, и в первую минуту ему показалось странно и одиноко в колышащейся
мгле.
Бледные и прозрачные призраки неслышно убегали куда-то от настигающих
розовых стрел. Близко и далеко начался невидимый могучий хор лесной жизни.
Верхушки деревьев вспыхнули густым розовым огнем, а над ними ярко заголубело
небо. И Ланде весь проникся живым теплом и светом, разливающимся повсюду.
напряженными радостными глазами наблюдая кругом.
Ланде то сидел, то лежал под деревом, с которого на него сыпались легкие
золотые листья, и жадно следил за новой для него, таинственной жизнью леса.
И ему казалось, что смутно начал он постигать ее.
ослабел еще больше. Ланде встал на ноги, но идти не мог: странная истомная
слабость дрожала у него в коленях, голова чуть кружилась, была тяжела, а
сердце билось тихо и редко.
этого, и ему казалось, что он точно ждал и знал. - Должно быть, ночью
простудился, - машинально сообразил он, - надо остаться здесь".
еще оставаться здесь, или чему-то другому?.. Не знаю... а только как светло,
тихо, как хорошо!.."
чувстве смотрел перед собой.
умиленная тоска жгли его глаза.