Чтение 23–й страницы книги ~Охотник за смертью: Восстание~

Беатриса стиснула зубы, чтобы невзначай не выругаться. Или не заплакать. Нельзя, чтобы раненые видели, в каком она состоянии. Она должна быть спокойной и уверенной, чтобы создавалось впечатление, будто она контролирует ситуацию. Во всяком случае, ей надо убедить в этом пациентов. Не повезло беднягам.

Под ногами Беатрисы хлюпали кровь и другие, еще менее приятные жидкости. Воняло дерьмом - из развороченных животов раненых и от тех, кто обделался перед смертью. Вдруг Беатриса остановилась и склонилась над очередным раненым, внимательно разглядывая его. У бедняги была отсечена рука до локтя, на теле виднелось еще несколько ран, но сейчас Беатрису интересовало только его лицо. Где-то она видела его раньше... Беатриса прикусила губу. Она вспомнила. Такие лица часто встречались ей на фабрике. Этот бедняга не был ни наемником, ни солдатом церкви - он был клоном. А поскольку клонам в Империи не разрешалось носить оружие, очевидно было, что перед ней беглый клон. Вероятнее всего, мятежник, принимавший участие в последнем налете. Беатриса пожала плечами и выпрямилась. Она - сестра милосердия, и ей нет дела до происхождения своих пациентов. И к черту Вольфов. Беатриса жестом подозвала к себе ближайшую сестру.

- Это мятежник, - тихо сказала она. - У нас их много?

- Пока тридцать два. Вы же сами сказали...

- Да, разумеется. Прикройте им лица. Если нужно, забинтуйте их. Вольфы не могут злиться из-за того, чего они не знают. Таким образом мы избежим осложнений. Что слышно о новой партии медикаментов?

- Они все еще на орбите. Со времени последней атаки Вольфы разрешают посадку только судам, несущим груз первой необходимости. Они говорят, что этого требует безопасность.

- Сволочи. Я свяжусь с нашим орденом, как только мне предоставится такая возможность. Может, они сумеют как-нибудь надавить на Вольфов.

- Что мы будем делать с мятежниками, когда они поправятся настолько, что смогут пережить перевозку? Держать их здесь мы не имеем возможности. И так тесно. Неужели придется выдать мятежников Вольфам? Но зачем тогда их лечить?

- Не беспокойтесь, сестра. Как только эти раненые станут транспортабельны, мятежники их выкрадут. Они всегда так делают.

Беатриса обернулась через плечо, привлеченная чьими-то голосами у входа в палатку. Она сразу узнала посетителя и нахмурилась:

- Похоже, у нас опять неприятности. Закройте мятежникам лица. Быстро!

Сестра кивнула и отправилась выполнять приказ, а Беатриса поспешила ко входу. Добравшись, она кивнула растерявшейся дежурной сестре, показывая, что берет дело в свои руки, и сестра с благодарностью кивнула в ответ.

Беатриса одарила непрошеного гостя ледяной улыбкой:

- Кардинал Кассар? Какая честь для нас! Что привело вас сюда в это воистину тяжелое время?

- У вас лечатся раненые мятежники, - сухо сказал Кассар. - Мне сообщили. Я требую, чтобы вы выдали этих мятежников моим людям для допроса. Сию же минуту. Все равно им тут не место. Я привел с собой еще раненых.

- Что-нибудь еще случилось?

- Вас это не касается.

- Касается, раз вы принесли раненых. Я - сестра милосердия, а значит, помогаю всякому, кто нуждается в моей помощи. Таков мой долг.

Кассар холодно улыбнулся:

- Плевать я хотел на ваш долг. Немедленно отдайте мне мятежников, или я прикажу своим людям выволочь их за ноги.

Беатриса задумчиво кивнула:

- Я всегда знала, что ты дерьмо, Джеймс. И понимаю, как тебя взбесило это поражение. Но я не позволю тебе сделать то, о чем ты впоследствии горько пожалеешь. Дома, на Голгофе, наш орден имеет очень большое влияние. А я сейчас - его любимая дочь. Я совершаю великий подвиг во имя Божие и тем прославляю сестер милосердия. Стоит тебе пойти против меня, и мое начальство велит твоему начальству стереть тебя в порошок.

- Голгофа далеко, Беатриса. Пройдет много времени, пока твое слово дойдет туда. Твои драгоценные мятежники располагают нужной мне информацией, и я намерен выдавить ее из них, капля за каплей. Они будут страдать, как страдали мои люди. И ты ничем не сможешь остановить меня.

- Ошибаешься, - сообщила Беатриса. - Взгляни-ка вниз.

Кардинал взглянул и увидел, что Беатриса держит в руке скальпель, острие которого направлено прямо ему в пах. Оба они застыли неподвижно.

- Ты не посмеешь, - сказал Кассар.

- А ты проверь, - посоветовала Беатриса. - Как ты сам только что сказал, Голгофа далеко. Мало ли какие бывают несчастные случаи. Тебе ведь наплевать на страдания твоих людей, Джеймс. Ты просто пытаешься добиться хоть какого-нибудь успеха, чтобы твоя карьера не полетела к чертям после этой бойни. Но сейчас ты на моей территории и будешь играть по моим правилам. Попробуй пройти мимо меня, и я клянусь, что ты пожалеешь об этом. Я тебя прирежу, Джеймс. Прямо здесь.

Кассар заглянул Беатрисе в глаза и поверил каждому ее слову.

- Я еще вернусь. Вернусь с оружием и не один.

- Нет, не вернешься. Наш разговор снимается скрытой камерой. Хочешь, чтобы все твои люди увидели, как ты испугался сестры милосердия? Тогда твоей карьере точно придет конец. А теперь выметайся отсюда. Меня тошнит от твоей гнусной рожи.

Кассар судорожно кивнул и отступил на шаг, подальше от острого скальпеля.

- Я тебе этого не забуду, сука!

- Да уж, постарайся запомнить. Катись, Джеймс, катись. У меня полно работы.

Кассар повернулся и зашагал прочь, содрогаясь от бессильной ярости. Горе тому бедняге, который первым попадется ему под руку! Беатриса задумчиво смотрела ему вслед, тихонько подбрасывая скальпель на ладони. Она только что солгала - на самом деле никакой скрытой камеры не было. Но Кассар этому уже не поверит. Сам он непременно установил бы у двери оборудование для съемки. Теперь ей придется внимательно следить за действиями кардинала. Он человек злопамятный и не простит ей оскорбления. Но Беатриса не могла заставить себя думать об всем этом всерьез. У нее было слишком много других, более важных забот. Кто-то из врачей выкрикнул ее имя, и Беатриса повернулась и нырнула в вонючие недра палатки. Кому-то нужна была ее помощь.

Кардинал Джеймс Кассар все еще был в ярости, когда добрался до апартаментов Пол-Человека. У них была назначена встреча, но кардинал способен был думать только о том, что произошло. Вот сука! Ну ничего, он ее проучит. Может, не сам и определенно не сейчас. Сначала надо раздобыть пленку. Никто не должен знать о его унижении. Кассар молча кивнул, приветствуя своего собеседника. Пол-Человека стоял около кровати, которой он наверняка никогда не пользовался. Кардинал даже представить себе не мог, чтобы Пол-Человека спал, как обычные люди. Потрескивающий сгусток энергии, заменявший ему правую половину тела, выглядел вблизи еще ярче, чем обычно. Это зрелище так завораживало, что невозможно было оторвать от него взгляд. Кассар усилием воли заставил себя смотреть только на левую половину лица Пол-Человека. Впрочем, она тоже не казалась человеческой.

- Давайте сразу перейдем к делу, - сказал Кассар. - Я должен проинструктировать своих людей - тех, кто остался. Вы привезли указания моего начальства, как нам разделаться с Вольфами?

- Да, привез, - ответил Пол-Человека, и Кассар увидел, как потрескивающая правая половина освещает внутренность его человеческого рта. - И это очень простые инструкции. Вы должны подложить небольшие бомбы в некоторые уязвимые места фабрики. Я привез с собой взрывчатку и карту, на которой отмечены точки размещения зарядов. Взрывы будут достаточно сильными, чтобы приостановить производство, но слишком слабыми, чтобы серьезно ему повредить. Суть в том, чтобы заставить Вольфов выглядеть некомпетентными. Тогда церковь, позиция которой сейчас довольно сильна, сможет захватить контроль над производством новых космических двигателей. Все это, разумеется, во имя Империи. По-видимому, ваше начальство хочет добиться лучшего положения при дворе.

Кассар кивнул:

- Да, план действительно простой. Я даже знаю, кто может подложить бомбы. Очень благоразумный человек, и, что немаловажно, потерять его в случае чего будет не жалко. Значит, вы даете мне карту и взрывчатку, а я позабочусь о деталях. До взрыва никто ничего не заметит.

Он вдруг замолчал и, наверное, с минуту очень внимательно разглядывал Пол-Человека.

- Вы никогда не казались мне особенно религиозным. Так почему же вы, рискуя своей хваленой репутацией, тайно привозите нам взрывчатку? Что вы с этого имеете?

- То, что мне необходимо. Вас это не касается.

- Ну что ж, тогда мне тоже кое-что необходимо, - сказал Кассар. - Мне нужна жизнь матери-игуменьи Беатрисы, главы здешней миссии сестер милосердия. И я хочу, чтобы смерть ее была ужасной. Вы сделаете это для меня, а я промолчу о том, что сейчас услышал.

- Я могу убить вас прямо сейчас, - заметил Пол-Человека.

- Без меня вам с этой работой не справиться, - спокойно ответил Кассар. - Вы же здесь никого не знаете. А мои люди сумеют подложить ваши бомбы совершенно незаметно. Попробуйте сделать это сами, и охранники Вольфов начнут рыскать повсюду, задавая неприятные вопросы. Я вам нужен.

- Да, достойные сыны церкви в последнее время, похоже, вымерли, - сказал Пол-Человека. - Ну что ж, хорошо. Ради интересов дела я вынужден быть... гибким. Я позабочусь о том, чтобы смерть матери Беатрисы была весьма неприятной.

- Я скажу вам, когда это сделать, - предупредил Кассар. - Сначала мне нужно кое-что выяснить насчет... определенной записи.

- Очень хорошо. Но, Кассар... больше никогда не пытайтесь оказывать на меня давление. Я умею расправляться с людьми, которые меня раздражают. Карту и инструкции вы найдете на моем письменном столе. Там же написано, где лежит взрывчатка. Взрыв должен произойти во время церемонии открытия новой линии по производству космических двигателей. Пусть Шрек и его приятель увековечат этот момент для потомства.

- Прекрасно, - сказал Кассар. - А что касается Тоби Шрека, то у меня есть для него небольшой сюрприз. Тоби Шрек не просто будет рассказывать людям новости. Он сам примет участие в событиях.

Дэниэл и Стефания Вольфы снова ссорились. Правда, на этот раз у них хватило ума делать это без свидетелей. Стефания расхаживала взад и вперед по небольшому залу, служащему здесь для приема гостей, и отчаянно ругалась, а ее брат, надувшись, примостился около буфета. Мишель и Лили со стаканами в руках стояли поодаль, на безопасном расстоянии от своих супругов. Как обычно, Вольфы их просто не замечали. Эта часть здания была возведена еще при Кэмпбеллах, и на одной из стен до сих пор виднелись остатки их герба. Тот, кто после перемены власти должен был стереть его и заменить гербом Вольфов, оказался небрежным работником. Вольфов на фабрике вообще не жаловали. Охранники то и дело обнаруживали то мины, то компьютерные вирусы, а напитки и продовольствие приходилось доставлять с других планет. Понятно, почему буйствовала Стефания - ее бесило такое положение вещей. А в последнее время дела и вовсе пошли из рук вон плохо.

Наконец она замолчала, чтобы перевести дух, и в зале наступила зловещая тишина. Дэниэл мог бы много чего сказать, но хорошо знал, что не следует прерывать сестру, пока она не выговорилась. Иначе ему придется кричать, а кто знает, насколько хорошо изолирована эта комната? Дэниэл, во всяком случае, не знал и проверять не собирался. Среди персонала фабрики все еще хватало скрытых сторонников Кэмпбеллов, не говоря уже о церковных шпионах. Нехорошо выйдет, если кто-нибудь услышит, как они с сестрой замышляют измену против собственной семьи. Даже если это будут подобранные ими лично охранники у дверей. А без охраны не обойтись. Даже здесь, внутри фабричного комплекса, могут оказаться тайные и явные мятежники. Кроме того, охрана держит на почтительном расстоянии людей кардинала Кассара. Ненависть Кассара к их семье, и Валентину в частности, общеизвестна, так что не стоит вводить его в искушение. Не говоря уже о том, что церковь Христа-Воителя давно хочет наложить лапу на производство космических двигателей. А императрица, как всегда, пускает подобные вещи на самотек.

- Мне кажется, нам не стоит обсуждать все это при них, - сказал наконец Дэниэл, небрежно указав стаканом в сторону Мишеля и Лили.

- Они никому не скажут, - отмахнулась Стефания. - То, что хорошо для нас, хорошо и для них, и они это знают. И потом, надо же им знать, что мы замышляем, - иначе они по невежеству могут ляпнуть что-нибудь не то и все испортить. А еще они прекрасно понимают, что с ними будет, если они проболтаются, правда, мои хорошие? Вижу, что понимаете. А теперь слушай меня внимательно, Дэниэл. Мы должны это сделать. Последнее нападение мятежников транслировалось в прямом эфире, в результате чего все думают, что мы не справляемся с ситуацией. Мы, а не Валентин. Это разрушает все наши планы, а времени осталось не так уж много. Надо придумать что-нибудь еще, чтобы свалить всю вину на Валентина, а самим оказаться на высоте. И проделать это надо до того, как фабрика начнет производить космические двигатели. Иначе Валентин навсегда останется фаворитом императрицы, а мы потеряем все.

- Верно, - согласился Дэниэл, - но я все равно не хочу обсуждать наши планы при свидетелях. Что бы с тобой ни делали, ты никогда не проговоришься. А вот о наших благоверных я не могу такого сказать. Конечно, мы состоим с ними в браке, но ведь это еще не делает их настоящими членами семьи.

- Что ж, ладно. Давай обсудим дальнейшее у меня. Мишель, Лили, оставайтесь здесь. Вам все равно не нужно знать детали - просто делайте так, как вам сказано. Надеюсь, что на этот раз вы не выпьете все, что есть в баре. Для разнообразия.

И Стефания величественно выплыла из комнаты. Дэниэл, как всегда, поспешил за ней. Мишель и Лили едва дождались, пока их супруги закроют за собой дверь. Потом они бросились друг другу в объятия и целовались, пока не задохнулись. Здесь, на Техносе III, им почти не удавалось побыть вдвоем, и вынужденная разлука лишь раздувала пожар их страсти. Возможно, потому, что здесь они в полной мере осознавали, что рассчитывать могут только на себя. Наконец они чуть-чуть ослабили объятия, чтобы перевести дух. Каждый чувствовал у своего рта горячее дыхание партнера, видел во всем мире только его глаза.

- Мы должны это сделать, - прошептала Лили хриплым от желания голосом. - Это наш с тобой единственный шанс избавиться от них и зажить своей собственной жизнью. Я приручила одного из охранников - парень буквально ест у меня из рук. Он достанет взрывчатку. В арсенале ее полно. А потом мы можем убить его и свалить вину на мятежников. Остается только разместить бомбы и взорвать в нужное время - и нашим милым Дэниэлу и Стефании придет конец. Чтоб им вечно гореть в аду! Нас с тобой никто не заподозрит. У наших ненаглядных здесь полным-полно других врагов, начиная с мятежников и кончая самим красавчиком кардиналом. Мы, конечно, будем очень опечалены случившимся, но, кроме нас, производство доверить некому. Валентин ни за что сюда не прилетит - ведь эта фабрика вовсе не наркотики производит, а мы - единственные члены семьи, которым он может доверять. Когда он увидит, что мы способны управлять фабрикой без посторонней помощи, он оставит нас в покое и займется своими делами. И тогда мы наконец-то сможем пожениться. Валентин возражать не станет. Особенно после того, как мы объясним ему, что это единственный возможный для семьи способ удержать фабрику.

- И ты совсем не чувствуешь себя виноватой? - спросил Мишель. Внезапно он оттолкнул от себя Лили, и она, пошатнувшись, отступила, чтобы удержать равновесие. Она была такой хрупкой и уязвимой... Мишель не мог отвести взгляда от ее темных, как ночь, глаз. Он тряхнул головой и попытался сосредоточиться на том, что говорит. - В конце концов, мы же с ними обвенчаны. Они дали нам свое имя и сделали нас аристократами. Если бы не они, я так и остался бы бухгалтером, а ты - библиотекарем. В лучшем случае ты сделала бы карьеру, гадая на картах. И если бы я не встретил тебя, я был бы счастлив, что стал Вольфом и могу вести праздную жизнь аристократа.

- Но мы встретились, - возразила Лили и снова придвинулась к Мишелю, чтобы он почувствовал на губах ее свежее дыхание. - Мы встретились и полюбили друг друга, полюбили больше жизни. Что мне аристократическая фамилия, если я не могу быть с тобой? При чем тут какая-то вина? Дэниэл никогда не пытался стать мне настоящим мужем. Он никогда не любил меня и не провел в моем обществе ни минуты сверх положенного этикетом времени. Разве Стефания вела себя иначе? Разве ей не наплевать на тебя? Ты для нее лишь украшение, большая мускулистая обезьяна, которую она демонстрирует при дворе. Якоб Вольф заставил их вступить с нами в брак только потому, что мы принесли его клану два небольших дела, которые он не хотел отдавать никому другому. Наши семьи продали ему свой бизнес и нас в придачу, польстившись на большое приданое. Нас никто и не спрашивал. Нас никто никогда не спрашивает.

Мишель медленно кивнул и снова привлек ее к себе. Лили уютно устроилась у него на груди, и некоторое время оба стояли молча.

Первой нарушила молчание Лили.

- Ну? - спросила она. - Ты согласен? Поможешь мне подложить бомбу?

- Конечно помогу. Тебе я ни в чем не могу отказать. Но, Лили... давай не будем питать ложных иллюзий. Даже если мы сумеем убить Дэниэла со Стефанией и избежать наказания, счастье нам все равно не светит. Сказки со счастливым концом пишут не про таких, как мы. Валентин и Констанция начнут открытую войну за право владеть этой фабрикой, а мы будем помехой у них на пути. Они не позволят нам пожениться. Более того, я думаю, они разлучат нас и отошлют в разные концы Империи, чтобы мы не смогли сообща помешать им. Они походя уничтожат нашу любовь.

- Нет, нет, этого не может случиться, - возразила Лили. - Мы с тобой - слишком мелкая рыбешка, Мишель. Констанция и Валентин будут бороться друг с другом. Нас они заметят только тогда, когда будет уже слишком поздно. Если маленькая змея незаметно подползет и ужалит гиганта, гигант все равно погибнет от яда. Мы еще избавимся от них, любовь моя. Мы уничтожим их за то, что они нас не любят.

- Мечтай, девочка моя, - вздохнул Мишель. - Быть может, все будет так, как ты говоришь, а может быть, и нет. Все это не важно. Лучше уж лишиться головы, чем потерять тебя.

В то время как Вольфы строили козни, по головизору передавали обычную пропагандистскую передачу о Техносе III. Тоби Трубадур неохотно бормотал все, что положено, о скорой победе Вольфов, как вдруг изображение вспыхнуло и исчезло. Последнее, что успели заметить зрители, - это удивленное лицо Тоби и возглас: "Какого черта..." - и тут экран погас. Но через секунду он снова вспыхнул, только вместо лица Тоби на нем появилось изображение совсем другого человека. На вид ему можно было дать лет сорок. Жизнь сурово потрепала его, но, несмотря ни на что, этот смуглый красавец не растерял своего обаяния. Он улыбнулся и посмотрел на зрителей внимательными темными глазами. А потом он заговорил, и не слушать его было невозможно.

- Добрый вечер, друзья мои. Меня зовут Джек Рэндом. Возможно, многие из вас слышали обо мне немало разных историй. Все это правда. Сейчас я нахожусь на Техносе III и помогаю местным повстанцам отвоевать у Вольфов свою планету. Когда-то давно этот мир отняли у них те, кто имел при дворе большее влияние, чем эти простые люди. Старая и скучная история. Не думаю, что вам было бы интересно ее слушать. Но сейчас на Техносе III разыгрывается новая пьеса. Именно здесь будет производиться новый космический двигатель - тот самый, который так нужен Лайонстон. Вы уже немало слышали об этом двигателе и о той пользе, которую он вам принесет. Вам не рассказали лишь о том, что производят его рабы. И трудятся эти люди в нечеловеческих условиях.

Изображение на экране снова сменилось. Теперь зрители видели перед собой длинную, забитую людьми комнату с низким потолком. Чересчур яркий свет резал глаза. В воздухе мелькали непонятного происхождения цветные пятна. Иногда воздух покрывался какой-то рябью, и то, что только что было близким, начинало казаться далеким, и наоборот. Изображение сильно дергалось - как видно, съемка шла скрытой камерой. Мужчины, женщины и дети работали бок о бок, кто вокруг, а кто и внутри странных металлических конструкций. Медленно и старательно они собирали что-то вручную из отдельных деталей. У многих из них были искривлены кости. У кого-то не хватало пальцев, а у кого-то - глаз или губ. Складывалось ощущение, будто что-то разъедает этих людей заживо. Сначала изображение шло без комментариев, а потом за кадром снова зазвучал голос Джека Рэндома:

- Здесь работают целыми семьями. Сборка нового двигателя - слишком тонкая работа, чтобы ее можно было доверить машинам. А роботы не выдерживают здешних условий. Они сходят с ума и ломаются. Только люди могут приспособиться к тому, что здесь происходит. Непонятные силы, заставляющие работать новый двигатель, губительны для человеческого организма. Даже когда двигатель еще не собран, они разрушают ткани нашего тела. Семьи, которые вы видите, работают здесь по четырнадцать часов в сутки - и так семь дней в неделю. Если они становятся слишком слабыми и не могут больше работать, на их место берут других. Благо другие всегда под рукой. Дело в том, что те, на кого вы сейчас смотрите, - клоны. А на клонов всем наплевать. Всем, кроме меня и мятежников с Техноса III.

Картинка на экране снова сменилась, и люди увидели длинную траншею, в которой под проливным дождем сидели мятежники. Снимали откуда-то сверху. Все мятежники - мужчины, женщины и даже дети - были вооружены до зубов. Их усталые лица выражали непреклонную решимость. Голос Рэндома за кадром продолжал:

- В местном подполье нет места слабым. Здесь сражаются все, поскольку, если они не будут этого делать, Империя их уничтожит. За то, что они посмели иметь свое мнение. За то, что они не хотят, чтобы их планету разоряли. Мятежники Техноса III сражаются за свои жизни и за свое будущее, и конца этому не предвидится. Теперь я сражаюсь рядом с ними. Быть может, когда-нибудь я буду сражаться рядом с вами, защищая ваши жизни и ваше будущее. Потому что Империю не интересуют жизни простых людей. Главное для нее - власть и богатство.

И снова на экране появилось усталое, но симпатичное лицо Джека Рэндома. Взгляд его был твердым и решительным.

- Сегодня, друзья мои, мы впервые рассказываем вам правду. То, что произошло с Техносом III, может произойти и с вашей планетой. Если какой-нибудь аристократ захочет отнять ее у вас, он сделает это в любой момент, и никто его не остановит. И если он решит свести вас в могилу непосильной работой, никто и слова не скажет в вашу защиту. Лишь бы дело было прибыльным. А императрица требует предоставить ей еще большую власть, ссылаясь на возможное нападение "чужих", которых никто не видел. Чем больше она получит, тем больше отдадите вы, простые подданные. Парламент не может остановить Лайонстон. Он давно прогнил, равно как и аристократия. Повсюду царят коррупция и произвол. Все, чем вы владеете сегодня, завтра у вас могут отнять. Все, во что вы верите, завтра может быть уничтожено. И будет уничтожено, если вы этому не помешаете.

Я не прошу вас бежать бегом и присоединяться к восстанию. Пока не прошу. Просто запомните то, что вы сегодня увидели, и подумайте об этом. Не верьте тому, что вам говорят о повстанцах. Мы - такие же люди, как и вы. Просто мы давно поняли одну простую вещь. Все люди - женщины и мужчины, клоны и экстрасенсы - созданы одинаковыми и должны иметь равные возможности. Вы всегда можете помочь нам. Если вы хотите...

И в этот момент головизоры во всей Империи внезапно померкли. Несколько минут они не показывали просто ничего, а потом на каждой планете включились местные каналы, заполнив эфир играми и викторинами. Впоследствии будет объявлено, что все это было очередной выходкой киберкрыс-хакеров и что, конечно, беспокоиться не о чем. Через два дня зрители увидят торжественную церемонию открытия новой фабрики и сами убедятся, что на Техносе III все обстоит далеко не так, как им только что рассказывали.

А на Техносе III кардинал Кассар с довольной улыбкой опустил дисраптер. Одним метким выстрелом он вдребезги разнес главную антенну фабрики, прекратив таким образом все передачи с планеты. Кардинал оглянулся и увидел бегущих к нему Дэниэла и Стефанию, а за ними и Тоби с Флинном.

Кассар улыбнулся и помахал им рукой:

- Я подумал, что это может помешать мятежникам и дальше передавать свою гнусную ложь с помощью вашего же оборудования. Откровенно говоря, я не думал, что у вас нет защиты от подобного пиратства.

- Как раз защита-то у нас была, - сказала Стефания таким ледяным тоном, что и снеговик бы замерз, услышав ее. - Если бы передача продолжалась на несколько минут дольше, мои люди засекли бы источник сигнала и мы послали бы туда кого-нибудь, чтобы уничтожить их оборудование. А теперь мы не только не знаем, откуда передавали мятежники, но и вообще остались без антенны, которая была нашей единственной возможностью связаться с внешним миром. Все остальные антенны были вторичными. Теперь мы отрезаны от мира. Что означает, что мы не сможем показать в прямом эфире церемонию открытия фабрики, то есть нарушим приказ самой императрицы. Если, конечно, ваши люди не сумеют собрать чертову антенну обратно!

- Ох, - пробормотал Кассар. - Но...

- Я хотел бы также заметить, - сказал Тоби, быть может, слишком открыто радуясь происходящему, - что если бы вы не подстрелили антенну, я бы мог через пару часов выпустить опровержение и свести на нет тот вред, который мог причинить нам этот незапланированный репортаж. Боюсь, кардинал, что, если вы не почините антенну в ближайшее время, вами будут недовольны решительно все.

Кассар взглянул на осколки антенны, разбросанные по металлическому склону.

- Ох, черт...

- Я сама не могла бы сказать лучше, - поддержала Тоби Стефания. - Ваши люди должны каждый час докладывать мне о ходе восстановительных работ. И если к началу церемонии антенна все еще не будет работать, я вам, Кассар, яйца оторву. Если, конечно, императрица не пожелает сделать этого лично.

Она кивнула Дэниэлу и зашагала вверх по склону холма в сторону фабричного комплекса. Кассар простоял в оцепенении еще с минуту, а затем кинулся догонять Вольфов. Тоби и Флинн остались одни около разбитой антенны. Оба они пребывали в прекрасном настроении.

- Так это правда был Джек Рэндом? - спросил Флинн.

- Да, без сомнения. Я сверил нашу прошлую запись с материалами из архива "Имперских новостей". Все в порядке, это действительно он. Конечно, не такой красавчик, как раньше, но для своих лет и своей биографии он прекрасно сохранился. А если я и сомневался раньше, эта передача убедила меня окончательно. Выходка как раз в духе Джека Рэндома.

- Значит, все эти кадры с клонами были настоящими?

Тоби внимательно посмотрел на своего оператора:

- Я не знаю, парень. Но если хоть на минуту предположить, что они были настоящими, можешь быть уверен, что Вольфы пришьют нас в тот момент, когда мы попытаемся проникнуть к этим клонам, чтобы снять эксклюзивный репортаж. Всему на свете есть предел, и даже клонов нельзя эксплуатировать подобным образом. Лайонстон, похоже, очень хочет получить этот двигатель.

- Так мы и правда намерены замять эту историю?

- Когда это ты успел стать идеалистом? Каждый день где-нибудь умирают люди. И мы ничего не можем с этим поделать. Иногда нам удается исправить какую-нибудь небольшую несправедливость - так вышло с госпиталем матери Беатрисы, - но даже и не думай, что такое возможно всегда. Даже если нам вдруг удастся заснять этих клонов за работой, миллион против одного, что мы не сумеем выпустить этот репортаж. А если бы мы его и выпустили, "Имперские новости" вышибли бы нас на улицу. Учись довольствоваться малым, Флинн. Хватит с нас и небольших побед. А иначе можно потерять голову в буквальном смысле этого слова.

Они еще немного постояли, разглядывая обломки антенны и думая каждый о своем. Первым заговорил Флинн.

- А ведь если Джек Рэндом победит здесь, это станет началом большого восстания, - сказал он задумчиво.

- Бог мой, это будет прекрасно! - отозвался Тоби. - Война - это счастье для репортера. Столько всякого материала! Дураком надо быть, чтобы не сделать карьеру во время войны.

- Говорите за себя, шеф, - сказал Флинн. - Как только начнется стрельба, я залезу в убежище, и можете, если хотите, снимать все сами.

- Ваше несчастье, Флинн, состоит в том, что у вас нет честолюбия, - сообщил Тоби, когда оба они уже поднимались по склону холма.

- Мое честолюбие хочет, чтобы я дожил до ста трех лет, - заявил Флинн. - И пусть меня в этом возрасте подстрелит чья-нибудь ревнивая жена.

- Иногда я удивляюсь вам, Флинн, - вздохнул Тоби. - А иногда уже и не удивляюсь.

Было раннее утро - самое спокойное время суток на Техносе III. Джек Рэндом, профессиональный мятежник, и Руби Джорни, лучшая охотница за скальпами своего времени (по крайней мере так утверждала она сама), выбрались на край передней траншеи и уселись на металлической равнине, глядя, как солнце встает из-за громады фабричного комплекса. Армия Вольфов недавно потерпела очередное поражение и вынуждена была оставить свои позиции. Так что сейчас солдаты хлопотливо обживали новую траншею и не обращали ни малейшего внимания на то, что творится наверху. А выставить снайперов они еще не успели. Рэндом и Руби сразу почувствовали бы присутствие врагов, даже с закрытыми глазами. Но сейчас они были одни и сидели молча, наслаждаясь яркими красками чужого восхода.

Это был первый день лета, и солнце, едва поднявшееся над горизонтом, уже несло с собой жуткую жару. Руби и Рэндом вышли на поверхность под предлогом изучения обстановки. На самом деле им просто хотелось побыть вдвоем. Под землей им было, мягко говоря, неуютно, а кроме того, мятежники жили очень и очень тесно. Через несколько дней такой жизни даже самые дружелюбные соседи начинают вас раздражать. "Отверженные" считали Руби и Рэндома героями, великими избавителями, которые помогут им одержать наконец победу над темными силами. Ни Рэндома, ни Руби подобное отношение в восторг не приводило.

- Не нравится мне быть великой героиней, - призналась Руби. - Платят скверно и условия работы ни к черту. Я присоединилась к восстанию лишь потому, что рассчитываю на свою долю трофеев после падения Империи. И еще потому, что эта толстая корова Лайонстон догадалась назначить награду за мою голову. А эти "отверженные" смотрят на меня так, будто я из тех, кто может одновременно летать по воздуху и жонглировать горящими факелами. Есть у меня ужасное подозрение, что скоро они начнут просить у нас автографы.

- Людям нужны герои, - пожал плечами Рэндом. - Такова уж их природа. Так приятно, когда кто-то все за тебя решает. Они превозносят нас до небес, возлагают на нас все свои надежды и упования, а потом обнаруживают, что мы просто люди, и страшно обижаются. Все это я проходил много раз, Руби. Думаешь, почему я удрал на Туманный Мир? Надоело мне нести на своих плечах груз чужих надежд и чаяний. Всю жизнь я пытаюсь научить людей думать и отвечать за свои поступки, но все это разговоры в пользу бедных. Стоит им увидеть какого-нибудь обаятельного сукина сына с хорошо подвешенным языком, и они бросают все и бегут за ним, как собачки, потому что он их, видите ли, вдохновил. Иногда мне кажется, что когда они все-таки спихнут Лайонстон с Железного Трона, то посадят на ее место первого попавшегося проходимца. Главное, чтобы он был великим героем. Вроде нас с тобой.

- Император Джек, - сказала Руби. - А что, звучит неплохо. Ты бы их встряхнул.

- Нет уж, увольте, - ответил ей Рэндом. - Никому нельзя доверять такую власть - даже мне. Слишком велико искушение. Даже если у человека самые лучшие намерения, власть все равно развращает его. Такова уж человеческая природа. В мире нет ничего опаснее человека, который знает, что он прав. Такой кого угодно принесет в жертву своим идеалам, даже лучшего друга. Всю жизнь только и делаю, что убеждаюсь: людям, дорвавшимся до власти, доверять нельзя ни в чем. Демократия - самая эффективная форма правления, потому что она требует общего согласия. Материально люди всегда живут лучше, когда в любой момент могут сбросить зарвавшегося лидера.

Рзндом замолчал, а Руби ничего не ответила. Несколько долгих минут они молча разглядывали металлическую равнину. Тишина раннего утра казалась неестественной после шума битвы, закончившейся всего несколько часов назад. Кое-где на поле еще догорали имперские боевые машины, подбитые мятежниками из дисраптеров. Их горящие остатки дымили и подергивались, как огромные, смертельно раненные хищники. Черная громада фабричного комплекса загораживала полнеба. Временами в разных местах ее вспыхивали малиновые огоньки - наверное, так будут выглядеть двери в ад, если кто-нибудь примется ими хлопать. Защитное силовое поле мерцало тусклым, неестественным светом. Так представляют себе дети замок людоеда - магический полог закрывает дом страшного чудовища, питающегося кровью невинных жертв.

- Что творится со Штормом? - спросила Руби. - В последнее время он ведет себя с тобой как-то странно. Я думала, вы друзья.

- Ты не ошибалась, - ответил Рэндом. - Мы знаем друг друга почти что с детства и сражались вместе столько раз, что и не сосчитаешь. Видела бы ты его в те дни! Алекс был настоящим лидером - волевой, энергичный красавец, прекрасно владеющий мечом. Легенды слагали обо мне, а все женщины доставались ему. Он был моей правой рукой, единственным во всей Вселенной человеком, на которого я действительно мог положиться. А теперь я... изменился, а он не может с этим смириться.

- Ты выглядишь моложе, - сказала Руби.

Оба они понимали, что это чудовищное преуменьшение. За последние несколько недель Рэндом сбросил по меньшей мере лет двадцать. Теперь ему ни за что нельзя было дать больше сорока. Внешне это выражалось в появлении мускулатуры, а внутренне - в огромном притоке энергии. Куда только подевалось изможденное лицо шестидесятилетнего человека? На месте остались только шрамы и морщины. Одним словом, новый Рэндом почти ничем не напоминал ту старую развалину, которую Руби встретила когда-то в Мистпорте.

- Я и чувствую себя молодым, - сказал Рэндом. - Я стал сильнее, увереннее в себе. Мои реакции улучшились. Я снова стал тем человеком, про которого слагали легенды.

- А может, Шторм просто ревнует? - спросила Руби. - Ты молодеешь, а он нет.

- Не знаю. Может быть. Сейчас я начинаю кое-что вспоминать об Александре Шторме. По-моему, он потерял веру. Он больше не хотел отдать жизнь за правое дело. Несколько десятков лет он провел в битвах, и эго ни к чему не привело. Он захотел уйти из подполья, зажить спокойной, размеренной жизнью пенсионера и предоставить молодым очертя голову кидаться в битву. Он был уверен, что заслужил такую жизнь. На самом деле к тому времени мы оба стали слишком стары для битв, только я не хотел этого замечать. Я повел людей в битву на Холодной Скале, и Алекс пошел со мной. Пошел не потому, что хотел поддержать дело, - нет, он просто хотел быть рядом со своим старым другом. В такие моменты Алекс всегда поступал так, как надо. Он, в сущности, хороший парень. Ну а потом нас разгромили. И кажется мне, что я помню, как Алекс повернулся и побежал. А я остался и попал в плен, так что, возможно, он был абсолютно прав.

После этого я потерял его след. Мы так ни разу и не встречались, пока он не появился на совете в роли представителя Голгофы. Это меня не удивило - я знал, что Алекс, что бы он там ни говорил, не сможет навсегда оставить подполье. Но теперь мы снова попали на поле боя, и я остался прежним, а он - нет. Я снова стал легендарным мятежником, а Алекс - просто усталый старик, которому трудно удержать свой собственный меч или справиться с дыханием. А может быть, я напоминаю ему о той, последней битве, о том, как он бежал, а я остался. Впрочем, это воспоминание может оказаться подложным. Я мало что помню о том периоде своей жизни.

- Неудивительно - ты же побывал в плену, - сказала Руби. - Тебя довольно долго держали в имперских застенках. А тамошние мнемотехники могут сделать с разумом человека все что угодно. Скажи Спасибо, что ты не спятил.

- Иногда я и в этом сомневаюсь, - признался Рэндом. - Я слишком много всего забыл. В моем мозгу повсюду запертые двери и тяжелые засовы. Откуда я знаю, какие контрольные слова они засунули мне в память? Я не вспомню их, пока они мне не прикажут. Видела, что было с Оуэном, когда этот чертов Озимандиус попытался предать их с Хэйзел в городе "измененных"? Вот и я могу оказаться такой же неразорвавшейся бомбой. Лежу себе тихонько и дожидаюсь того мига, когда взрыв будет особенно кстати.

- Ты паршивый зануда и паникер, вот ты кто. До сих пор не понимаю, что я в тебе нашла.

- Я обаял тебя и ослепил своими чарами.

- Надейся, как же. На самом деле мне просто нравится твоя целеустремленность. Ты много раз пытался привести свою жизнь в соответствие с идеалами. Лично я никогда ни во что не верила. Кроме, разумеется, звонкой монеты. Гордость и смелость могут лопнуть, как мыльный пузырь, а золото всегда остается золотом. Может, я просто хочу присвоить себе часть твоей славы.

- Руби, почему ты всегда себя так принижаешь?

Руби пожала плечами:

- Должен же кто-то выполнять грязную работу. Не знаю, Джек. Не спрашивай меня. Все равно я не смогу тебе ничего сказать. Я здесь, потому что я так хочу. Попробуй удовлетвориться таким ответом.

- Я не единственный, кто изменился в последнее время. Ты тоже стала другой, Руби. Хочешь ты этого или нет, но ты действительно становишься таким же легендарным героем, как и я.

- Черт, надеюсь, что нет. Сколько я знала героев, все они плохо кончили. Погибли во цвете лет трагической геройской смертью. Боюсь, что эта часть легенды меня категорически не устраивает. По мне, так пусть меня лучше считают твоим верным товарищем - знаешь, из тех, кто через много лет после войны все еще живехонек и издает свои неизвестно кем написанные мемуары, которые расходятся, как горячие пирожки. Да, я изменилась, но эти изменения вызваны только Лабиринтом. Думаешь, один ты помолодел? По мне это не так заметно, но, по-моему, я сбросила добрых лет пять. Я стала сильнее и быстрее. Когда я дерусь, мне кажется, что мой противник еле шевелится. Мне нужно меньше времени на отдых. Настоящий боец не может не заметить такого.

Но знаешь, Джек, мне тут пришло в голову, что все это может плохо кончиться. Что, если мы так и будем молодеть? Кем мы в конце концов станем? Детьми? Младенцами? Или вообще неизвестно чем?

- Что бы ни сотворил с нами Лабиринт, изменения продолжаются, - задумчиво произнес Рэндом. - Продолжаются, несмотря на то что мы давно покинули даже планету, на которой он находится. Думаю, у этого процесса есть какая-то цель. Он облагораживает нас, открывает перед нами новые возможности. Мы никогда бы не стали такими, как сейчас, если бы не Лабиринт. И вспомни, ведь мы меняемся не только физически.

- Да, я знаю. Мы связаны психически. Я всегда знаю, где ты и где остальные - даже когда мы далеко друг от друга. Иногда я знаю, что ты думаешь или чувствуешь. Ты, ты, грязный старикашка, кто же еще! А иногда в битве я чувствую, что происходит у меня за спиной и откуда грозит опасность. Жуть! Я всегда была хорошим бойцом, но сейчас это что-то сверхъестественное.

- Короче говоря, - подытожил Рэндом, - мы стали больше чем просто людьми.

- Если мы вообще останемся людьми, - добавила Руби. - Лабиринт Безумия построили вовсе не люди, забыл? Может, они запрограммировали его так, чтобы он превращал каждое попавшее внутрь существо в точную копию своих создателей. Вот будет у нас с тобой по шесть рук и по антенне в придачу!

- И ты еще называешь меня паникером! Давай думать о таких ужасах, когда и если они случатся. У нас с тобой и без того хватает неприятностей.

- Например?

- Пойми меня правильно, Руби, но... я не могу не замечать, что ты никогда не берешь пленных. Даже до того, как мы попали в этот мир, ты всегда сражалась до тех пор, пока не убивала всех своих противников. Ты никогда не пыталась просто ранить и остановить их.

- Естественно, - ответила Руби. - Так надежнее всего. Мертвый не попытается вскочить и ткнуть тебя кинжалом.

- Но мертвого нельзя склонить на свою сторону, нельзя убедить в правоте нашего дела. Что, если бы мы убили тебя, когда ты напала на нас в Мистпорте? А когда мы свергнем Лайонстон, нам нужны будут люди, которые умеют управлять, - иначе в Империи воцарится хаос. Все эти люди работают сейчас на императрицу. Что будет, если мы их перебьем? Без них нам не справиться.

Руби пожала плечами:

- Тебе виднее, Джек. Ты у нас специалист по подобным вопросам. А я специалист по убийствам.

- Но послушай, ты же занималась розыском тех, за чью голову назначена награда. Неужели ты никогда не сдавала их живыми?

- Я старалась избегать этого. Слишком много бумажек приходится заполнять.

- И с такими вот варварами я вынужден работать, - вздохнул Рэндом.

- А кому нужна твоя паршивая цивилизация, Джек? - усмехнулась Руби. - Лично мне глубоко плевать на все эти нравственные вопросы. Я - убийца. Профессионал высокого класса. И кроме убийства, меня интересуют только деньги и секс. Можно в другом порядке. Твое дело - показывать мне, кого надо убить. Помнишь налет на фабрику? Мне понравилось. А ты правда хочешь попробовать так еще раз?

- Не думай, что я не замечаю твоих попыток сменить тему, - сказал Рэндом. - Впрочем, судя по взглядам, которые ты на меня бросала во время последнего совещания, лучше бы мне этого не замечать. Ладно, вот тебе упрощенная версия событий. Завтра у Вольфов состоится торжественная церемония открытия. Репортаж об этом важном событии будет транслироваться в прямом эфире. Сама императрица будет смотреть эту передачу. Чтобы не было помех, Вольфы намерены существенно ослабить защитное силовое поле. И тогда мы ворвемся на фабрику, перебьем всех, кого сможем, и освободим клонов. Заодно разломаем все, до чего дотянемся, а потом смоемся, пока охрана еще не пришла в себя. И все это увидят зрители, представляешь? По-моему, очень удачный для восстания ход. Во-первых, у нас сразу появится множество новых сторонников. Во-вторых, мы на неопределенный срок отодвинем дату начала производства этого чертова двигателя. Вольфам придется чинить оборудование и завозить новых клонов. Все это требует времени. А потом мы еще что-нибудь придумаем.

- Такой налет выгоден не только восстанию, но и "отверженным", - сказала Руби. - Они увидят, на что они способны, - и увидят не только они. Возможно, Империи даже придется вступить с ними в переговоры, если императрица действительно так хочет заполучить свой двигатель. Правильно я рассуждаю?

- Очень хорошо. Молодец, Руби. Из тебя получится прекрасный политик. И кстати, мы вернулись к началу нашего разговора. То, о чем ты говоришь, как раз объясняет, почему я не хочу, чтобы "отверженные" считали нас великими героями. Как только они поймут, что и без нас могут вышибить Вольфов со своей планеты, мы сможем сказать, что выполнили задание. Надо, чтобы эти люди поверили в себя, прежде чем мы улетим отсюда. Тогда они победят и без нашей помощи. Им нужно было только, чтобы кто-нибудь показал им, как надо сражаться. Я никогда не собирался быть лидером, Руби. Я просто хотел сражаться за правое дело. За то, чтобы люди обрели свободу - в том числе и свободу от всяческих кумиров. Герои хороши на поле битвы, но потом из них получаются на редкость дерьмовые политические лидеры.

- Я дерусь просто потому, что у меня это хорошо получается, - сказала Руби. - И потому, что мне нравится драться.

- Над этим мы с тобой еще поработаем, - пообещал Рэндом.