Дальше, милый, начинается твое "дальше".
было дальше! Мы взяли Тульчин после семи суток беспрерывных сумасшедших
боев...
за Чукаринские болота, и на восьмые сутки, под вечер, вошли в Тульчин!..
Знаешь, я как-то не задумывался прежде над тем, что значат слова - земля
отцов! Но когда наша головная машина остановилась на площади Декабристов, и
я услышал запах Тульчина, увидел землю Тульчина, небо Тульчина, и в небе не
самолет, нет, и не следы трассирующих пуль - от края до края - а сизый
голубь, первый сизый голубь, которого выпустил в нашу честь мальчишка с
Рыбаковой балки... И когда мой шофер обернулся ко мне и сказал - вот вы и на
родине, товарищ старший лейтенант...
(Усмехнулся.) Прости, я тебя перебил... Что же было дальше?
уже кое-что слышали про его подвиги - он пытался скрыться, но ребята поймали
его и привели в отдел...
глаза. Хотел узнать и не мог. Но я ему напомнил, кто я такой... И сказал ему
- да, да, это я, Давид Шварц, сын Абрама Ильича Шварца с Рыбаковой балки...
было кончено, ко мне пришла его сестра - Маша...
пролежала там - с вами, во рву... А на третью ночь она выбралась и приползла
домой... Ее прятали по очереди Митя Жучков и Танькины родные - Сычевы... И
вот она пришла ко мне, и мы отправились с нею вдвоем, за линию железной
дороги к разъезду...
чтобы повидать Стену Плача! Я видел теперь ее, эту стену. Она находится за
линией железной дороги, на разъезде "Тульчин-товарный". Это простая пожарная
стена, кирпичный брандмауэр, щербатый от автоматных очередей... И к этой
стене по вечерам приходит плакать русская женщина - сестра предателя, жена
честного человека - красавица Маша Филимонова!
виноват. Особенно в тот вечер, когда ты приехал в Москву...
И я даже больше. Много больше. Потому что ведь это я когдато заставил
поверить тебя в то, что сначала - счастье, удача, а уже потом - все
остальное... Нет, Додик, нет! (Покачал головой.) Знаешь, о ком я сейчас
подумал? О моем внучке, о твоем маленьком сыне! Ах, как он будет гордиться
тобой, Додик! И уж он-то обязательно скажет людям - это мой папа сделал из
меня то, что я есть! Мой папа - Давид Шварц - старший лейтенант, участник
Великой Отечественной войны, награжденный орденами и медалями... И тебе тоже
не нужно будет ни лгать, ни ловчить - для того, чтобы твой маленький сын
узнал - как выглядит счастье... Что? Разве не так?
альбома пропали три открытки... И я не поверил тебе, когда ты сказал, что не
брал их...
повторится! (Прислушался к чему-то, что слышно только ему одному, встал.)
Ну, мне пора!
не приносят писем и телеграмм. Мы не увидимся больше. Может быть, я тебе
приснюсь... Впрочем, я не люблю, когда люди вспоминают и рассказывают свои
сны... Мало ли что кому может присниться?! Прощай, мой родной!
падающее на табурет. Гудит поезд. Стук колес становится громче. Это санитары
выносят в тамбур носилки, покрытые белой простыней. Людмила дрожащими руками
прибирает опустевшую койку Одинцова, разглаживает одеяло, взбивает подушку.
начинает светать. Людмила садится на табурет возле койки Давида.
ты, Люда?
Люда?
любимый, ненаглядный мой. Ты будешь слышать. Ты будешь видеть. Ты
встретишься с Таней! (Сжала руки.) Ах, какая простая беда приключилась со
мной - я люблю тебя, а ты любишь свою красивую Таню...
тот день, шестнадцатого октября. Я даже не знаю, где она была и что она
делала. И это я одна стояла под репродуктором на площади Пушкина и слушала,
как ты играешь мазурку Венявского. И ревела в три ручья, как самая последняя
дура...
Людмила. Что, милый? Давид. Где мы сейчас едем, Люда? Людмила. Подъезжаем к
реке. Лодки качаются у причала. А на берегу стоит маленький домик. Совсем
игрушечный. Поблескивают окна. Из трубы идет дым. Там, верно, живет
бакенщик. (Вздохнула.) Если б я могла, милый, я остановила бы сейчас поезд,
взяла бы тебя на руки, постучалась в двери этого домика... Многим, я думаю,
многим и не один раз приходило это в голову; И еще никто и никогда не
отважился почемуто на это ! А ведь как, казалось бы, просто - остановить
поезд, соскочить вдвоем со ступенек вагона...
окнами чугунные стропила моста.
покачивается на ремнях пустая койка над головой Давида. Тревожный шепот
прокатывается по вагону :