фиолетовое над головой и свинцовое на севере, было затянуто мглой на
востоке, где над заснеженным склоном или пастбищем Верхнего Уэзербери,
словно присев отдохнуть на гребне, раскаленная, без лучей, пока еще только
одна видимая половина солнца, горела как красный шар на белом поду очага.
Все вместе скорее походило на закат, как новорожденный младенец на древнего
старца.
одного цвета с небом, что с первого взгляда нельзя было различить линию
горизонта. А в общем и здесь было то же описанное ранее фантастическое
перемещение света и тени, какое наблюдается в пейзаже, когда сверкающая
яркость, присущая небу, переходит на землю, а темные тени земли - на небо.
Низко на западе висела ущербная луна, мутная, желтая с прозеленью, словно
потускневшая медь.
схватило ледяной коркой снег на полях, который сейчас, в красном утреннем
свете, сверкал, отливая, как мрамор; как там и сям на склоне засохшие пучки
трав, скованные ледяными сосульками, поднимались над гладкой бледной
скатертью, словно хрупкие изогнутые бокалы старого венецианского стекла, и
как следы нескольких птиц, прыгавших, как видно, по рыхлому снегу, так и
сохранились до поры до времени, скрепленные льдом. Приглушенный шум легких
колес вывел его из задумчивости. Болдвуд обернулся и посмотрел на дорогу.
Это была почтовая тележка, расшатанный двухколесный вагончик, который,
казалось, вот-вот опрокинется от ветра. Почтарь протянул ему письмо. Болдвуд
схватил его и надорвал конверт, полагая, что это еще одно анонимное
послание, - у большинства людей представление о вероятности - это просто
ощущение, что случившееся должно непременно повториться.
остановить Болдвуда. - Имени-то на нем нет, но похоже, это вашему пастуху.
пастуху мисс Эвердин. Уж вы лучше вручите это сами Габриэлю Оуку и скажите,
что я распечатал его по ошибке!
темная фигура, словно черный обгоревший фитиль в пламени горящей свечи.
Фигура двинулась и начала быстро и решительно переходить с места на место,
перенося какие-то плоские квадратные предметы, пронизанные солнечными
лучами. Следом за нею двигалась маленькая фигурка на четырех ногах.
Джорджи; перемещаемые с одного места на другое квадратные предметы -
плетеные загородки из прутьев.
письмо.
был как нельзя более удобный случай. Он вышел на занесенное снегом поле, и
по сосредоточенному выражению его лица видно было, что он что-то задумал.
красный солнечный свет брызнул в ту же сторону и уже коснулся видневшейся
вдали солодовни Уоррена, куда, по-видимому, и направлялся пастух.
ГЛАВА XV
солодовни, которая, как всегда, была освещена соперничающим с ним светом тех
же оттенков, исходившим из сушильной печи.
сейчас возле небольшого столика о трех ножках и завтракал хлебом с копченой
грудинкой. Он обходился без всяких тарелок, а отрезал себе ломоть хлеба и,
положив его прямо на стол, клал на него кусок грудинки, на грудинку
намазывал слой горчицы и все вместе сверху посыпал солью; затем все это
нарезалось вертикально, сверху вниз, большим карманным ножом, который всякий
раз ударялся лезвием о стол, отрезанный кусок подцеплялся на кончик ножа и
отправлялся куда следовало.
способности перемалывать пищу. Он обходился без них уже столько лет, что
перестал ощущать свою беззубость как недостаток, ибо приобрел взамен нечто
более удобное - твердые десны. Вот уж поистине можно было сказать, что, хотя
солодовник и приближался к могиле, он приближался к ней подобно тому, как
гипербола приближается к прямой, - чем ближе он к ней подвигался, тем
расстояние между ними убывало все медленнее, так что в конце концов казалось
сомнительным, сойдутся ли они когда-нибудь.
жженого хлеба, именуемым "кофеем", - даровое угощение для всякого, кто бы ни
зашел, ибо солодовня Уоррена, за отсутствием в деревне трактира, была чем-то
вроде деревенского клуба.
мороз и ударил.
двери, и Генери Фрей, сбивая на ходу снег, налипший на башмаках, и топая,
проследовал к сушильне. Солодовник, по-видимому, нисколько не был удивлен
этим громогласным вторжением; здесь при встрече между своими часто
обходились безо всяких словесных и прочих церемонных учтивостей, и сам он,
пользуясь этой свободой нравов, не торопился вступать в разговор. Он
подцепил кусок сыра, наткнув его на кончик ножа, как мясник натыкает на
вертел мясо.
рабочей блузы, которая внизу, примерно на фут, выглядывала широкой белой
каймой; для глаза, свыкшегося с такой манерой одеваться, это сочетание
казалось вполне естественным и даже нарядным; во всяком случае, оно было
очень удобно.
с раскачивающимися в руках фонарями, из чего можно было заключить, что они
завернули сюда прямо из конюшен, где они с четырех часов утра возились с
лошадьми.
солодовник.
лбу собралась складками между бровями.
Пенниуэйс был, конечно, негодный управитель, нечестный человек, сущий Иуда
Искариот. - Он умолк и покачал головой из стороны в сторону. - Вот уж не
думал я, за мое старанье, никак не ждал.
каких-то мрачных рассуждений, которые Генери вел сам с собой, молча
покачивая головой; на лице его тем временем сохранялось скорбное выражение
отчаяния, словно Генери приберегал его для того, что он еще собирался
сказать.
господских делах! - вырвалось у Марка Кларка.
Упрямством да суетностью человек своих самых верных помощников со свету
сживает. О, господи! Как подумаю об этом, душа надрывается, ну прямо места
себе целый день не нахожу.
подтвердил Джозеф Пурграс, скривив губы в жалостливую усмешку.
сказал Билли Смолбери, который только что ввалился, неся впереди себя свой
единственный зуб. - И за словом в карман не лезет, и умом где надо
пораскинет. Что, не правду я говорю?
место! - возопил Генери и с видом непризнанного гения скорбно уставился на
рабочую блузу Билли Смолбери, словно дразнившую его видением прекрасного,
несбывшегося будущего. - Ну что ж, видно, такова судьба. Кому что на роду
написано, а Святое писание - не про нас; ты вот делаешь добро, а награды за
свои добрые дела - тебе нет и не жди, что тебя вознаградят по заслугам, нет,
такая уж наша участь, обман один.
Кларк. - Господь бог - он справедливый хозяин.
Пурграс.
тушить фонари, в которых сейчас, при ярком дневном свете, отпала надобность
даже и в солодовне с ее единственным крошечным оконцем.
понадобились какие-то там клавикорды, клавесины, пиянины или как их там
называют. Лидди говорит, что она себе этакую новую штуку завела.
новое завела. И тяжелые кресла для солидных, а для молодых, кто потоньше,
легкие, плетеные стулья; и часы большие, вроде как башенные, на камин
ставить.
Ильин Андрей
Афанасьев Роман
Орлов Алекс
Пехов Алексей
Маккэфри Энн