тихо! Стало, передумал прорываться? Понимаешь, нет?
пока!
въедливо-злой голос. - На ширинке ни одной не останется!
участившееся дыхание: острия кирок с наковальным звоном тюкали в железную
землю, на которую наступала эта пугающе огромная тишина, раздвинувшаяся по
всему небу на юге. Уханов спросил не без раздумчивого угадывания:
воротник шинели: озноб не проходил, морозящей ледяной паутиной облепливал
спину, во рту по-прежнему было сухо и горячо. - Окапываться нужно как
бешеным. Все равно! Час или два - все равно!
зловеще ползло и ползло на батарею от двух зарев, зажженных в черноте ночи.
И постепенно начали сникать, обрываться, притухать голоса солдат на огневых;
тишина эта стала угнетать всех...
бы еще сделал. Из нашего старшины и повара душу бы с дерьмом вытряс своими
руками. Где жратва? Попробуй кто-нибудь из расчета на сутки отстать - отдали
бы под суд как дезертира! А поварам и старшинам ни хрена! - И Уханов,
переваливаясь косолапо, сошел на орудийную площадку, где с хрипом, с
выдохами вгрызались кирками в грунт солдаты, выбрасывали отколотые земляные
комья на бруствер.
послышался снизу голос Уханова. - Крути колесо, славяне, в рай попадем!
непроходящей сухостью во рту, думая с отвращением, что придется глотать этот
неприятно пресный, леденящий горло снег.
ездовой Рубин. - Чешет назад, и котелки в кюветы побросал. А чё ему? Ты чё
задышал. Сергуненков? Может, обратно слезу пустишь?
Сергуненков, видно не забывший и не простивший той злобы, с какой Рубин
вызвался пристрелить упавшую на марше уносную.
Много чепухи говорите!
Предупреждаю: очень надоел!
битое стекло, снега и с заломившими зубами, давясь, начал глотать его,
утоляя жажду.
площадку, взял кирку, изо всей силы вонзил острие в почву Этот удар отдался
в висках толчком крови. Кузнецов ударил киркой еще раз и еще, расставив
ноги, чтобы не пошатываться от усталости. Через пять минут прежняя жажда,
обманутая снегом, иссушающе жгла его, и он думал: "Чибисов... Скорей бы
Чибисов... Где он там? Воды бы сейчас... Не заболеть бы мне".
мысль о еде, об одном запахе пшенной каши была противна ему.
орудийных площадках, уже отрывала землянки в крутом обрыве берега. Кухня
остановилась возле огневых второго взвода. Темным пятном проступала она на
снегу, пахуче дымила, рдея жарком поддувала. Не слезая с козел, старшина
Скорик прокричал наугад: "Кто есть живой?" - но, не получив ответа, соскочил
на землю и первым из командиров встретил на огневых лейтенанта Давлатяна.
Искоса поглядывая на два мохнатых, разросшихся по горизонту зарева, старшина
спросил начальственной скороговоркой:
- Как вам не стыдно? Вы что, с ума сошли? Где вы были до сих пор? Почему так
безобразно запоздали?
усвоив, что прочность его положения не зависит от командиров взводов,
несмотря на их лейтенантские звания. - Чего стыдите-то? Склады у дьявола на
рогах, отстали... Пока ездили, пайки, водку получали... Стыдите, ровно один
воюете, товарищ лейтенант! Смешно мне это очень слушать. Ровно я пешка какая
и фитюлька!
ценнейшей солдатской медали "За отвагу", полученной в прошлогодних боях под
Москвой, и вследствие награды, а также внушительной внешности выдвинутый на
формировке в старшины, занял эту должность весьма охотно. Он полагал, что
создан для старшинской должности, и в душе считал себя куда выше командиров
взводов, в особенности этого щуплого, остроносого Давлатяна, еще не
понюхавшего в коротенькой жизни своей пороха лейтенантика, которого чихом
перешибить надвое можно. Лейтенантик этот был ничем не интересен, а тоже
петушился, будто вся куриная грудь в орденах, будто на возмущение большое
право имел... Да и никто в батарее не имел никакого права попрекнуть
чем-либо Скорика, ибо он мог невзначай распахнуть шинель, напоминающе
открыть взорам медаль, доставая зажигалку из нагрудного кармана гимнастерки.
Только к Дроздовскому, командиру батареи, старшина Скорик относился с неким
опасливым уважением.
нагловатого тона Скорика. - Чего вы улыбаетесь, как клоун в балагане? Можете
целые сутки торчать где-то в тылу и еще улыбаетесь?
кроме часового - наводчика Касымова. В темноте несколько раз, словно
проверяя, Касымов обошел вокруг нежданно-негаданно появившейся на огневых,
пахнущей теплым ароматом варева кухни с затаившимся по-виноватому на козлах
поваром - и вдруг, безумно взвизгнув, щелкнув затвором, вскинул на повара
карабин:
старшина - шайтан! Уходи! Немец ты! Не советский человек! Люди без крошки
хлеба!.. Где, проклятый, спал? Батарея голодный!.. Убью!..
к стоявшей в синеватой снежной мгле кухне. Тотчас увидел, как лошадь при
взмахе карабина Касымова испуганно рванула в степь, поволокла задребезжавший
котел, низкорослая фигурка повара мешком скатилась с козел, ткнулась в
сугроб; повар жалобно заголосил защищающимся тенорком:
повод, приговаривая: - Тпру, дуреха, чтоб тебя!..
подняли? Касымов!..
возбужденно. - Понимаешь, Кузнецов, сутки его не было, сутки! Тыловая
простокваша!
раскачиваясь из стороны в сторону, говорил нараспев:
защищать будут. Сознательность нет. Других не любят...
Ну, как в тылах? Обстреливают? Что же стоите, старшина? Рассказывайте, как
там - оборону копали для кухни? Давно вас не видели! С самого марша,
кажется?
Кузнецова узко поставленными к переносице глазами.
Чтоб бойцов против старшин? Комбату Дроздовскому жаловаться буду Касымов вон
оружием угрожал.
удерживаясь на прежнем тоне. - Сейчас же вниз, к расчетам! Быстро кормить
батарею!
взвода... Дроздовскому я подчиняюсь. Комбату, а не вам. Доппаек свой -
пожалуйста, можете получить, я не возражаю, а чтобы обзывать и шуметь - я
тоже гордый и устав знаю. Семенухин! - по-строевому зычно позвал Скорик
повара. - Выдать доппаек лейтенанту!
- Быстро, вы... знаток устава!
Энпэ где?
Лейтенант Давлатян! Покажите ему, где батарея. А то опять на сутки
заблудится!
последовал за Давлатяном к обрыву берега, Кузнецов вернулся к орудиям, сел
на разведенную станину, пытаясь успокоиться. После многочасовой работы на
огневых зудяще ныли мускулы плеч и рук, ломило шею, горели мозоли на
ладонях; ознобным покалыванием пробегали мурашки по отделявшейся, мнилось,
коже спины, и не хотелось двигаться.
водой, принесенной Чибисовым из проруби, вожделенно поднял его к губам.
Ильин Андрей
Афанасьев Роман
Перумов Ник
Орловский Гай Юлий
Трубников Александр
Вронский Константин