же меня уговаривал, а теперь - поквитаться.
Этому аббату сколько добра ни делай, он в ответ одно говно. Ему все чужие
секреты доносишь, всю подноготную, про друзей своих, а он после этого
припрется да какого-то педика-итальяшку в дом запустит, чтобы тот все
ошманал.
так: сначала пожрут на халяву, а потом подкараулят где-нибудь в темном
закоулке...
этому коротышке-аббату.
обламывал, хоть на дубинах, хоть на перьях.
в честную сойдется, перо против пера? Он тебя подкараулит где-нибудь в
закоулке...
сказал:
имел беседу, на которой убеждал августейшего государя, что подданые,
пинающие проповедников ниже пояса, представляют собой угрозу для
законопослушного общества и подлежат искоренению как подрывные элементы.
Какого же, извините меня, члена тут еще сомневаться!
залечь?
у него руки длинные - везде найдет.
дело. Может, мне его первому долбануть?
другого выхода нет.
мол, отступного дать ему хочешь. Ужин обещай, выпивку поставить, девочек -
все как положено. Ну, он придет, а ты его попроси проповедь прочитать,-
хочу, дескать знать, как мне надлежит почитать священника моего - этого
аббата хлебом не корми, дай ему проповедь об этом прочесть.
подливай. А потом вскочи с места да ка-ак... - воодушевленный Тапкин сам
вскочил при этом со скамьи и со зверским лицом показал это "ка-ак" ногой по
пустой лавке напротив - ...ка-ак бац ему ногой по яйцам! Бац! И снова бац!
тоже не удержался на месте и свирепо оскалившись принялся рубить рукой
воздух: - Вот так ему! Бац!.. Бац!.. А-а!.. Козлина! Вот тебе! А-а!..
приличное заведение!
другого и покачал головой,
думаете, что меня после такого бац-бац того... ну, вы поняли... Аббат-то, я
слышал, нынче у нашего государя первый фраер, нет?
животу и сказал:
возить? А?
боровом-итальяшкой, а уж воду-то! Увезем!
день выдали две нормы извоза - одну водяную, другую - пассажирско-рикшную.
Но душевный подъем и надежды двоих друзей на скорые перемены перевешивали
эту нагрузку и делали их тяготы более выносимыми. В этот вечер рикша,
подражающий Тапкину, даже дважды одолел весьма крутой склон, чем весьма
поразил де Перастини и аббата. Они пришли к выводу, что некитайцы-рикши не
такие уж задохлики, какими кажутся с виду, а с другой стороны, утверждал
аббат, помогла пивная тренировка, устроенная ими рикше.
следующий день - при новой встрече Синь Синь решительно не мог вспомнить
вчерашнего разговора, и лорду Тапкину и барону Пфлюгену все пришлось
начинать сначала: пиво, задушевная беседа, франко-клерикальная угроза,
"долбанет по башке кастетом" и все прочее, включая "че-то вы меня сегодня
совсем напоили" и развоз воды двумя послами вместо отрубившегося вышибалы.
Работа в две смены длилась целую неделю и порядком вымотала послов, а
лечение водовозной амнезии что-то не продвигалось. В конце концов лорд и
барон резко снизили количество пивных кружек при задушевной беседе, и Синь
Синь как будто бы стал склоняться к плану двоих послов. Тапкин, меж тем,
счел нелишним зайти и с другой стороны, а именно - вовлечь в игру уже и
самого аббата. Здесь у британца был свой план, в котором важное место
отводилось другу аббата де Перастини.
возникли определенные сложности со своим неизменным утешителем-итальянцем.
Что-то странное творилось в последнее время с де Перастини. Надежды на
скорую встречу с Верди, очевидно, все более ослабевали в его душе, и теперь,
когда аббат посылал де Перастини поискать барона Пфлю вместе с Гринблатом,
итальянец стонал уже не так экзальтированно, как в былое время. Он покидал
дом прусского посла со скучающим и как бы разочарованным выражением лица, а
Гринблат-Шуберт выглядывал из окна как-то надувшись и уже не махал вслед
ручкой. В последний раз он даже повернулся к ним спиной, как бы сердясь
невесть на что.
верности, который одевал на Гринблата то ли какой-то загадочный немец, то ли
какой-то неизвестный итальянец - и якобы, ключ от пояса выдавался Гринблату
всего несколько раз в день по нужде. Но это, конечно, были самые несусветные
домыслы. Аббат не сомневался, что нико из троих не стал бы терпеть ничего
подобного, и уж де Перастини, во всяком случае, не задумался бы ошманать
рикшу, похожего на Пфлюгена, чтобы изъять такой ключ.
Перастини. Он все назойливее пытался исповедаться аббату. Ехал в коляске,
садился близко, дышал жарко, прижимался тесно и, наконец, стонал:
только Бог благ да еще граф Артуа, ибо он свят...
воздухе итальянец и тут же принимался за свое: - Отче, я хочу открыть вам
свое сердце...
всякое сердце как открытая книга.
милым графом Артуа.
нельзя же так убиваться - он не стоит этого!
этого стоит,- горячо возражал аббат.
проводил аббата до самой двери его дома и бухнулся на колени прямо на
крыльце, на виду у некитайца А Синя и рикши, косящего под Тапкина.
грешник! Я...
серьезного проступка. Неужели вы не знаете? - я не могу исповедать вас.
святейшества Пия, строжайше воспрещает французским аббатам, особенно
иезуитам, исповедывать итальянцев.
колен и недоверчиво вперил взгляд в лицо аббату. - Что-то я об этом не