протопали мимо. Татьяна проводила их тревожным взглядом и опять незаметным
движением, которое с ее массой произвел бы далеко не каждый, водворила себя
на место. Душу ее поразила свежая надежда. Новичок вошел в сердце Татьяны,
наступая на головы ее прежним избранникам, создававшим в органе и без того
невообразимую толчею. Но стоило новичку втиснуться, как там, в клокочущей
темноте, сразу стало свободно и главное -- легко. Татьяну охватывала лишь
незначительная тревога. Она почти не волновалась за судьбу очередного
предприятия, маленькое сиюминутное замешательство только подбавляло специй в
ситуацию. В голове апробировались варианты, как безотказнее провести
диверсию -- врасплох или методично подтачивая.
Леша вложил смысл поклона и, протянув новичку правую связку своих сарделек,
представился:
связкой на Мучкина и Фельдмана. Сделав все возможное, Матвеенков отсел в
сторону, навсегда перепоручив новенького своим друзьям.
А вон твоя будущая невеста, -- кивнул Мучкин головой в сторону Татьяны.
чик -- и отрежет.
дворе, спросила:
Бондарь, а как зовут, можешь узнать и сама.
Шансы возрастали. Татьяна разнесла новость по группе и до конца занятий
исподтишка рассматривала сидевшего рядом с Мучкиным новичка.
концу третьей пары, но войти в аудиторию так и не решился. Подремывая под
дверью, он слушал, как Юлий Моисеевич Зингерман, словно находясь вне игры,
насаждал свою точку зрения на вращение вокруг трех осей никому не нужного
твердого тела. Слушатели вместо гранита науки грызли концы авторучек.
пойму на открытие сезона. Планировалось устроить легкий пикничок с печеной
картошкой и вином из плодово-ягодных выжимок.
канистрой, -- сказал Рудик горцу, продолжавшему дремать под дверью. -- Надо
же и домашнее как-то допить, а то скиснет.
любой собаки на перекрестках. Пойма, заждавшись своих всегдашних
посетителей, метала под ноги букет за букетом. Уселись вокруг костра и
заговорили все сразу. Каждый слушал соседа только с тем, чтобы поймать паузу
и тут же вступить со своей партией. Собранный за лето фактический материал
сегодня просто сбрасывался в общую кучу, а детально он будет разобран на
всевозможных собраниях, заседаниях, во время бессонницы и на лекциях.
Исключая, конечно, зингермановские по термеху и золотниковские по
политэкономии, болтать на которых было делом не очень прибыльным. А пока
можно гнать и вширь, и вкось, и вдоль, и поперек, рассказывая все подряд.
Выяснилось, что в Кирове Калужской области за год ее отсутствия по ней так
соскучились, что от желающих подискутировать не было отбоя ни днем, ни
ночью. В каждую очередную редакцию своей поэзы она вносила коррективы и в
конце концов полностью потеряла основу. Ее никто не уличал. Если
докапываться до истины, что тогда получится? Не студенческая группа, а
спецслужба какая-то. По исповеди Татьяны выходило, что основная ее жизнь
идет где-то там, на родине, где ее признает весь мужской пол напролет, а
здесь все любовное происходит как бы в шутку, от нечего делать. И нет
никакой особенной беды в том, что с Рудиком и Мучкиным пока что ничего не
вышло.
к нему в адепты, и параллельно пытался не выпустить из поля зрения
оставшуюся без присмотра Марину.
что ли, клином сошелся на этом Кравцове? Если он на самом деле любит тебя,
значит, в ближайшее время организует почтовый диалог. Но если за месяц
ничего не напишет, считай, пропал. А что касается дела, то завязывать лучше
сразу, порезче. Легче будет. -- Как таран, входил он в роль главного
утешителя Марины.
для меня? -- наивно полагалась на Климцова Марина.
Марине перстенек и адрес убытия. -- Если бы хоть что-то, я бы сразу...
остро чувствовал ситуацию и вовремя запускал в оборот самый въедливый раздел
своего лексикона. В сущности, он был демагогом, но при разговоре с ним
трудно было уловить переходную точку, за которой его силлогизмы утрачивали
логику. Обыкновенно первую половину беседы он вел обстоятельно, а когда
собеседник терял бдительность и начинал верить на слово, Климцов загибал,
куда хотел. Удавалось это, конечно, не всегда, но, ведя разговор с Мариной,
на успех словесных махинаций рассчитывать было можно.
трава с удовольствием льнула к костру. Солнце по дуге скатывалось на
загородную свалку.
задумчиво глядя на огонь.
записывать всех, кто уходит. Учредим День грусти. Будем оплакивать.
Петрунева -- без вести пропавшего, Кравцова -- жертву вмешательства
общественности, и так далее.
одиноким, но мы -- вдвоем, но мы -- вдвоем!" И даже шепелявили, как Лещенко.
Татьяна.
Женское общежитие упразднили! Теперь жилищные условия станут смешанными, и
будут разделяться только по факультетам! Мне выдали ордер в двести тридцать
вторую комнату! Этажом ниже! Насколько я помню, это в левом крыле!
нравственности, -- очень длинно сказал Решетнев.
слезете! Мы вам с Наташечкиной просто так не дадимся!
сам себе Рудик. -- Теперь туда могут таскаться все кому не лень.
сказал Артамонов и получил подзатыльник. -- Я сообщу об этом в "Гринпис"! --
только и оставалось ему сказать.
нада каждый дэн Алыса Ывановна пыва покупат.
обозримого пространства. Ей надо было спешить. Эта подвижка в улучшении быта
студентов приблизила ее к новичку Бондарю, как минимум, на сто метров,
которые разделяли бывшие разнополые дортуары -- женское общежитие номер один
и мужское общежитие номер два. Получив в подсобке у завхоза новые шторы,
коврик и мусорную корзину, Татьяна рьяно взялась за работу. Не обращая
внимания на Наташечкину и двух других девушек, доставшихся ей в
сожительницы, Татьяна начала с корнем выветривать из порядком загаженной
комнаты мужской дух, который от многолетнего пребывания там хлопцев с
промфакультета наглухо въелся в стены. Татьяна была намерена устроить в
своем новом жилище такую гармонию, чтобы, как только войдет Бондарь, -- а
она была уверена, что он непременно проделает это в ближайшее время, --
чтобы, как только он вошел, то по оформлению интерьера сразу бы понял,
насколько внутренне Татьяна интереснее и сложнее, чем внешне. Перед ним бы
сначала неясно, из-за штор у самого порога, обозначился слегка освещенный
настольной лампой контур, абрис ее души, а потом, когда новенький раздвинет
занавески и при полном свете обшарит взглядом углы, -- висцеральный мир
Татьяны проявится полностью, как водяные знаки на рубле.
слезинкой зевнул Нынкин. -- А государство -- это мы. С тобой.
далеко завалилась! -- Пунтус чудом удерживался на лестнице.
подарил. Причем не кому-то, а всей группе.
зевоты, сказал Нынкин.
при расставании не впал в сантименты, не разменялся на голые всхлипы, а