войне, от которой Ремешков отвык за шесть тыловых месяцев, как, возможно,
отвык бы и сам Новиков. И, подавляя в себе чувство жалости, Новиков
спросил, готовый на мягкость:
застегивал шинель, оглядываясь на город, на близко фыркающие звуки
танковых болванок. Он теперь знал, что никакая болезнь ноги в этой
обстановке уже не поможет, как не помогла прежде, и словно торопился,
обрывая все, к тому страшному, что ждало его, что в течение суток видел,
пережил несколько раз.
сообщения.
Новиков задержался, увидел в темноте неясно светлеющее лицо младшего
лейтенанта, голос его зазвучал преувеличенно равнодушно:
трофеев осталось. Вот. Не от меня, конечно, а так... от всех. Передайте...
- Он сунул Новикову три плитки шоколада, теплые, размякшие от долгого
лежания в карманах, добавил одним дыханием: - Ни пуха ни пера, - и замер,
опершись о стенку окопа.
здесь. Остаешься за меня.
ходу сообщения и с твердой для себя определенностью чувствуя какую-то
тайну их взаимоотношений, которую не замечал. - Что ж, так и должно быть.
Но почему я не знал? Что, я считал, что на войне не может быть
обыкновенного человеческого счастья?"
черной полосой кустов, Новиков приказал остановиться.
темноте.
ног камней, шорох одежды громом отдавались в ушах, когда они спускались
сюда, и теперь Порохонько и Ремешков, присев, положив автоматы на колени,
слышали гулкий, учащенный стук крови в висках. Одновременно взглянули" на
озеро, на высоту. Озеро все - до низкого противоположного берега - теплело
лиловым отсветом; высота за спиной кругло и темно выгибалась среди
кровавого зарева и так ясно была вычерчена, что четко вырисовывались
острые стрелки травы над бруствером огневой. Канонада из города доносилась
сюда приглушенно.
дрожащим визгом взмыла ракета. Повисла, распалась зеленым оголяющим
светом. Ремешков вздрогнул, съежился, сдерживая стук зубов, выговорил
прыгающим шепотом:
наткнулся на него. Лежит...
подозрительно-зорко вглядываясь в Ремешкова. - Чего тогда пошел? Для
мебели? А ну замолчи! Идет кто-то...
замолк, наблюдая вдоль ската высоты. Там, едва слышно шелестя травой, шел,
приближался к ним человек. Ремешков, не выдержав, позвал сдавленным
вскриком:
на связиста наткнулся... на этого...
трясущееся колено Ремешкова.
остановил голос из полутьмы:
траншей, двое чехов дежурили у пулемета - курили на патронных ящиках
спиной друг к другу, заученно при каждой затяжке нагибаясь ко дну окопа. У
ног их металлически светились груды стреляных гильз. Увидев Новикова, один
вскочил, правой рукой, в которой была сигарета, козырнул, широко улыбаясь,
как давнему знакомому, и сейчас же вскочил и второй пулеметчик, тоже
козырнул. Они узнали его - Новиков был здесь полчаса назад. Оба с
любопытством, белея улыбками, рассматривали Новикова, заговорили вместе
обрадованно, выделяя слова заметным акцентом:
вошел.
накинутом на плечи френче, глядел на разложенную карту, освещенную
"летучей мышью", задумчиво черкал по карте отточенным карандашом. Двое
других офицеров, прикрыв ноги шинелями, спали на нарах - лиц не было видно
в полусумраке. Фуражки, полевые сумки, ручные фонарики, новые ремни лежали
на пустых патронных ящиках.
строевого офицера встал, надевая френч, запахивая его на груди. -
Капитана, сосед, ано? Так по-русски? Сосед!..
отпуская их, потянув книзу, этим движением приглашая сесть к столу. Лицо
чеха не было молодым, однако не казалось старым, - он выглядел человеком
неопределенного возраста: морщины прорезали выбритые щеки, старили высокий
лоб, но из-под рыжеватых бровей живо светились карие глаза. Он почти силой
усадил Новикова на ящик, потом, садясь напротив Новикова, предлагая ему
сигареты, заговорил по-прежнему негромко, - видимо, чтобы не разбудить
спящих офицеров:
Вы имеете связь? Сигареты, просим...
предупредить, что мы выходим на нейтральную полосу. К орудиям. Будем там
около часа. Можно вашу карту?
случилось, прошу вас огня не открывать. И в течение этого часа не надо
освещать минное поле ракетами.
помочь... Много раненых вояку? Я дам вам чехов...
границу Чехословакии, за ней в долине, на черной нити шоссе Ривны - Касно,
жирно обведенный красным карандашом город Марице, возле - кружочки других
городов, где партизаны начали восстание, ожидая наступления с востока. Чех
заметил его взгляд, разгладил изгибы карты, пальцем провел от ущелья по
шоссе Ривны - Касно - Марице, сказал:
Боюеме сполу за свободу! (Вместе боремся за свободу!)
пройдем к Марице, к партизанам. - И пошутил: - Это, как говорят, не за
горами! Ну, до встречи!
прощаясь, пожал руку командиру батальона.
прийдем на помощь. Мы будем наблюдать.
траншей наткнулся на тело убитого.
худенькая рука, неловко торчавшая из рукава гимнастерки, простерта к
высоте, голова утомленно и наивно, как у спящей птицы, подогнута под эту
руку. Сбитая смертью выгоревшая пилотка валялась тут же, облитая
блестевшей ночной росой. Ноги убитого были сжаты калачиком, будто холод
смерти, который почувствовал он, заставил сжаться его и лечь так, сохраняя
последнее тепло. И вдруг Новиков узнал своего связиста - не по лицу, а по
худенькой руке и позе (тогда ночью, в особняке, он спал, так же подогнув
голову). Новиков повернул Колокольчикова лицом вверх, долго глядел на
него. Лицо было неподвижным, мелово-бледным, мальчишески удивленным.
("Зачем? Откуда по мне стреляли?") Оно запрокинулось на слабой, тонкой
шее, тусклый синий свет месяца холодно стыл в полузакрытых глазах, которые
всегда поражали Новикова своей ясной зеленью.
Колокольчикова, достал потертый, перевязанный веревочкой кисет, в нем были
документы - кисет по-живому еще пахнул табаком. Потом отцепил две медали
"За отвагу", те медали, к которым представил Колокольчикова в прошлом
году... и, почувствовав на ладони холодную, гладкую их тяжесть, подумал,
что теперь Колокольчикову ни документы, ни отвага не нужны.
сестра одна, адрес вот тут, в кармашке". И обжигающая мысль о том, что,
если бы он, Новиков, тогда не послал Колокольчикова по линии, он бы не
погиб. Сколько раз в силу жестоких обстоятельств посылал он людей туда,
откуда никто не возвращался! Сколько раз мучился он один на один с
Бажанов Олег
Корнев Павел
Якубенко Николай
Ильин Андрей
Посняков Андрей
Роллинс Джеймс