хотя в голодный год шить никто ничего не приносил, бабы все же с
беспокойством заглядывали в нашу горницу -- здесь ли машинка? Всем им да и
бабушке тоже верилось -- пока есть машинка, стоит на своем месте -- живы и
надежды на то, что минуют беды, что поработает еще она, будут люди шить
обновы. Бабушка и не прочь бы "оторвать от сердца машинку", да чтоб только
не увозить ее из села, здесь бы кому променять и после либо выкупить ее
обратно, либо знать, что тут она, поблизости, всегда на нее посмотреть
можно, даже пошить, и, таким образом, машинка как бы не совсем уйдет из
бабушкиной жизни.
заезжий ямщик, сказавши, что пока он ее довезет, так она и рассыплется,
бабушка успокоилась.
картофельные очистки, неободранное просо пополам с мякиной, всякую дрянь
стали есть.
лучший, самый сладкий кусок. И никто против этого не возражал -- так должно
быть, так положено. А после того как я переболел лихорадкой, да еще
ревматизм меня донимал постоянно, все наши особенно заботились обо мне и
отказывали себе во всем, только чтоб я был сыт, одет и не хворал.
меня слушаться, ходил я, шатаясь, голова у меня кружилась.
складывай, терпи горе, не сказывай, но сама все чаще и чаще смахивала с лица
слезы, тревожный ее, иссушенный бедою взгляд все дольше задерживался на мне.
вроде бы все довольны остались, но меня начало мутить и полоскало так, что
бабушка еле отводилась со мною.
парнишка, А он пропадет -- и я не жилец на этом свете. Я и дня не
переживу...
крайней необходимости, теперь, лишившись заимки, вовсе замолк, вздыхал
только так, что тайга качалась -- по заключению бабушки. Добиться от него
разговора сделалось совсем невозможно. Бабушка глядела на Кольчу-младшего,
тоже осунувшегося, посеревшего. А был он всегда румян, весел и деловит.
скрытым смыслом смотрела, ровно бы ждала от него какого-то решения или
совета.
-- Тут уж считаться не приходится... Тут уж из двух одно: или потерять
парнишку, или...
причитала, как обычно, плакала, надсадно, загнанно всхрапывая. Кости на ее
большой плоской спине ходуном ходили, в то время как руки, выкинутые на
стол, лежали мертво. Крупные, изношенные в работе руки, с крапинками
веснушек, с замытыми переломанными ногтями, покоились как бы отдельно от
бабушки.
бы поперхнувшись, закашлял и с недоделанной цигаркой, с кисетом в руке
быстро ушел из избы, бухая половицами. Дед крякнул скрипуче, длинно и вышел
следом за Кольчей-младшим.
смутно догадывался -- касается он меня. Мне в голову взбрело, будто хотят
меня куда-то отправить, может, к тетке Марии и к ее мужу Зырянову, у которых
я уже гостил в год смерти мамы, но жить у бездетных и скопидомных людей мне
не поглянулось, и я выпросился поскорее к бабушке.
отправляйте. Я хоть чего есть стану. И картошки голые научусь... Санька
сказывал -- сначала только с картошек лихотит, потом ничего...
ввалившимися глазами:
себе:
Дурачок ты мой, дурачок!
старинного сундука, почти пустого, и я не поспешил на этот приманчивый звон
-- никаких лампасеек, никаких лакомств больше в сундуке бабушки не
хранилось.
перед открытым сундуком. Она не молилась, не плакала, стояла неподвижно,
ровно бы в забытьи. В руке ее было что-то зажато.
она, протягивая мне руку.
золотые сережки.
Все, што и осталось. Сама она их заработала, к свадьбе. На известковом
бадоги с Левонтием зиму-зимскую ворочала. По праздникам надевала только. Она
бережлива, уважительна была...
и морщинах, в трещинах ладони все так же радостно, солнечно поигрывали
золотом сережки. Я потрогал сережки пальцем, они катнулись на ладони,
затинькали чуть слышно. Бабушка мгновенно зажала руку.
еще раз, не расплакалась, захлопнула крышку сундука, пошла в куть. Там
бабушка завернула сережки в чистый носовой платок, затянула концы его зубами
и велела позвать Кольчу-младшего.
могу...
пазуху. Все он делал медленно и молча, прятал глаза при этом. Кольча-младший
плыл в лодке вместе с моей мамой, был кормовым, мама на лопашнях. Еще в той
лодке была тетка Апроня и с ними семеро или восьмеро людей, но утонула моя
мама. Когда лодка налетела на головку сплавной боны и опрокинулась, маму
затянуло течением коренной воды под бону, она зацепилась косой за перевязь.
Ее искали девять дней. Под боной поискать никому в голову не приходило, и
пока не отопрела коса, не выдернулись волосы, болтало, мыло молодую женщину,
потом оторвало бревнами, понесло и приткнуло далеко уже от села, возле
Шалунина быка. Там ее зацепил багром сплавщик, и ничего уж, видно, святого
за душой бродяги не было -- отрезал у нее палец с обручальным кольцом.
пожаловалась на пикетчиков в сельсовет, лишь горестно, недоуменно качала
головой бабушка:
надругательство. А я бы и так отдала кольцо, все бы отдала, что есть у
меня...
старается лаской, добротой загладить какую-то вину, хотя он ни в чем не
виноват -- смерть причину найдет. Каково-то идти ему в город, сдавать в
"Торгсин" мамины сережки?
смотри за платком-то. Жуликов да мазуриков в городе развелось тучи.
воротник полушубка, надел собачьи лохмашки и с цигаркой в зубах вышел из
избы.
пустым голосом, и я отправился к дедушке, под навес, где он вязал метлы,
смолил табак, заглушая голодную, сосущую нудь в животе.
была среди них, всегда в гуще всех событий и в курсе всех деревенских дел,
но сегодня ей хотелось быть одной.
В доме тихо, сумрачно. Лампу мы в этот вечер не зажигали. Керосин у нас
кончился, и ужина не просили. "Ехали весь день до вечера, хватились --
ужинать нечего", -- пошутила бы бабушка в другое время. Но она даже не
подала голоса и головы не подняла. Пластом лежала бабушка на кровати и не
шевелилась, не ругалась, не творила молитв, лишь глаза ее светились во тьме
недвижным, лампадным светом.
горсть сладких маковух -- мне и Алешке гостинец. И еще немножко денег
принес. Все это ему выдали в заведении под загадочным названием "Торгсин",
которое произносилось в селе с почтительностью и некоторым даже трепетом.
получилось побольше хлеба, и когда отстряпалась, половину плоских караваев,
не вытронувшихся из-за примеси, засунула в котомку. Туда же бросила она
узелок с солью, горсть луковиц, и Кольча-младший снова отправился в дорогу.
С обозом он отбыл в верховские, богатые села. Верховскими у нас назывались
села, расположенные в Ужурском, Новоселовском, Краснотуранском, Минусинском
районах и прихакасских степях, потому как все это находилось в верховьях
Енисея. И люди тамошние, и обозы, идущие оттуда, большие, длинные обозы с
кладью, тоже звались верховскими.
Шилова Юлия
Контровский Владимир
Херберт Фрэнк
Сертаков Виталий
Посняков Андрей
Сертаков Виталий