шоферня на них всегда пьяная. Нажравшись бормотухи, шофер, вывозивший с
берега дрова, уснул за рулем, вылетел на тротуар и сбил двух школьниц,
возвращавшихся с утренника. Выпускной вечер директриса школы проводить
запретила - наезжий люд набивается в школу, приносит вино и нехорошо
воздействует в моральном смысле на местное юношество. Тайку ударило о
столбик ограды затылком, и она скончалась в медпункте. Подружку ее
искалечило. Пакостливый, как кошка, и трусливый, как заяц, знающий нравы
родного поселка шофер спрятался за прудом, в хламных кустах, спал в ожидании
милиции и следователя, не чуя оводов, облепивших его рожу.
топиться, бросил с дебаркадера в воду ружье, сапоги, порвал рубаху и прыгнул
в Енисей. Едва его вынули - отбивался. До потери сознания поили водкой,
судороги с ним начались, пена ртом пошла - пал неистовый чеченец, погас,
обмяк, сварился. На похоронах не плакал, не голосил, стоял всему покорный и
трезвый, в ненадеванном костюме, в модной мятой рубахе, не зная, что делать,
куда себя девать.
семье, еще больше отдалился от нее, почти ненавидя младших своих ребят за
то, что они, постылые, живут на свете, а Тайки нет. Дети, чувствуя злобу
родителя, на глаза ему старались не попадаться.
ходила на костыле, тоже избегала встречи с Командором. "Ты-то чего
сторожишься?" - вызывал в себе чувство сострадания к девушке, приветливо
кивал ей головою Командор. Однако под спудом сознания давило, грызло: почему
конопатая, редкозубая, с наземного цвета волосами девка жива, а
Тайка-красавица погибла? Почему? От Тайки радость отцу была. От нее бы и
дети здоровые да красивые пошли, от этой что уродится? Сор! Дамка еще
один...
мысли судьба, покарает, но ничего с собою поделать не мог. Неприязнь к
людям, злоба на них заполнила все в нем, расползлась болезнью страшнее рака:
он делал то, что было в его силах, - старался как можно реже и меньше бывать
на людях, обитал в каюте самоходки, пьяный завывал, мочил слезами портрет
дочери, муслил его распухшими губами, когда совхозную самоходку отправляли
на зимний отстой, забирался в тайгу, на охоту, срубив на Сыме потайную
избушку.
на мужа: если б он не шлялся, не пил, помогал бы растить и доглядывать детей
- разве б не уберегли дочку?! Что с нее возьмешь! Она баба, женщина, хоть в
крике забывается, отходит, облегчается ее изнывшая душа.
пусть у нее тоже не проходит чувство вины, не утишается боль.
поднялось давление от бессонницы и головные боли раскраивали череп,
непомерно тяжело ему стало носить свою душу, словно бы обвисла она и
пригнетала Командора к земле, ниже, ниже, того и гляди вывалится, вся
обугленная, ударится оземь, провалится в яму, где в кедровом струганом гробу
лежит нарядно одетая, в кружевах, в бантах, в лаковых туфельках светлая
девочка, не успевшая стать девушкой, - кровинка, ласточка, ягодка неспелая,
загубил ее пропойный забулдыга, сухопутный браконьер.
РЫБАК ГРОХОТАЛО
сотрясая берег храпом, как будто из утробы в горло, из горла в утробу
перекатывалась якорная цепь качаемого волнами корабля. Увидев впервые этого
уворотня, я подивился его лицу. Гладкое, залуженное лицо было лунообразно,
и, точно на луне, все предметы на нем смазаны: ни носа, ни глаз, ни бровей,
лишь губки брусничного цвета и волосатая бородавка, которую угораздило
поместиться на мясистом выпуклом лбу, издали похожая на ритуальное пятно,
какое рисуют себе женщины страны Индии, бросались в глаза. При взгляде на
этого окладистого, всегда почему-то насупленного мужика, вспоминался старый
добрый британский классик: "Увы, лицо джентльмена не было овеяно дыханием
интеллекта..." Впрочем, всякие книжные высказывания Грохотало ни к чему, ни
наших, ни заморских книг он не читал и читать не собирался. Он и без того
считал себя существом выдающимся, обо всем имел свое стойкое суждение.
У газете? Где та газета? Во всих написано? О, то ж тоби правду напышуть? - И
поучал, прибавляя грохоту в голосе: - З водки гроши! Зарплату з й-е маем!
Без зарплаты им же ж нароблять!..
из-под Ровно, из небольшого хлебного сельца Клевцы, куда, на лихую беду
Грохотало и всех жителей села, выбитая из ковельских лесов, забралась банда
бандеровцев и пережидала время, чтоб угодить под амнистию иль умотать за
кордон. Грохотало ни сном ни духом не ведал, что жизненные пути его
перекрестятся с путями той истрепанной банды самостийщиков.
Клевцы не вызывало подозрений. Патрульным службам, войску и милиции
невдомек, что разгромленные самостийщики отсиживались близ города, жрали
самогон, куражились над селянами, пощупывали молодок. Зажатые в щель, они и
в самом деле, может, пересидели бы здесь смуту, но однажды в Клевцы пришла
воинская машина за картошкой, с нею было два нестроевых солдата, сержант,
тоже нестроевой, и шофер с тремя нашивками за ранения и с орденом Красной
Звезды. Запившиеся до лютости бандеровцы схватили нестроевиков, истыкали их
ножами, привязали веревками к буферу машины, выпустили из бака бензин,
согнали селян "дывиться" и, выбрав самого здоровенного и мирного парнягу,
под оружием принудили его бросить спичку.
механизированный патруль, окружил деревушку Клевцы. Бандеровцы, пока не
протрезвели, отстреливались, затем под дулами автоматов пригнали к пулеметам
местных мужиков и попытались под их прикрытием скрыться. Взяли всех.
Схватили и Грохотало, который, зажмурив глаза, давил на тугой спуск
немецкого пулемета, повторяя: "А, мамочка моя! А, мамочка моя!" - пока его
не оглушили прикладом.
ровенскую тюрьму. Мучили его допросами, но еще больше мучили
"браты-самостийщики" после допросов в камере - он зажег бензин, палил
червоноармейцев, сотворил черное дело, из-за которого столько невинных людей
страдает. Самый он главный бандит, выходит, и потому на допросе пусть
назовется главарем банды. Если же не сделает, как велено, "браты" прикинут
его шубой или матрацем.
рассказал и миновал "вышни", получив десять лет строгого режима и затем
пожизненную ссылку по месту отбытия наказания. Он строил железную дорогу на
Севере, не достроил, угодил в поселок Чуш, на заготовку леса. Достукав срок,
остался здесь навсегда, даже в отпуск на Украину не ездил, боясь, что
недобитые бандеровцы сыщут его и прикончат. Осибирячился Грохотало, однако и
по сю пору, увидев в кино родные нивы, услышав родные песни, он мрачнел,
терял присутствие духа, напивался и бил свою жену. Жена его, из местных
чалдонок, баба боевая и тоже здоровая, оказывала сопротивление, царапалась
да еще базланила на весь свет: "Банде-э-эра! Фашист! Людей живьем жег!
Теперь надо мной изгаляться!.."
него полный порядок. Свиньи даже в худые годы отменно плодились, план сдачи
мяса государству перевыполнялся, фотоличность зава распирала рамку
поселковой доски Почета, начальство хоть и не почитало его за дурной язык,
за грубые манеры, однако не утесняло особо, сквозь пальцы глядело на то, что
зав на совхозной ферме ежегодно выкармливал пару добрых кабанчиков для себя
- убеждение, что вкуснее сала нет и не может быть продукта, он как привез с
собою из Клевцов, так и не менял его.
и хотя ему, уроженцу ровенских земель, жутко было пускаться на большую воду,
он все же обучился ловить рыбу, которую сам не ел, продавал всю до хвостика.
Натаскивал Грохотало покойный Кузьма Куклин, знаменитый на всю округу
хитрован. Был Куклин хилогруд, маялся животом, с похмелья харкал кровью и
потому в помощники выбирал парней здоровых и выпустил из-под крыла своего в
полет не одного наторевшего в речном разбое удальца. Само собой, Куклин не
был тятей питомцам и сноровку не торопился передавать, наоборот, затягивал
всячески обучение, норовил обделить в добыче. Чего не жалел мастер, так это
матюков. Большую часть отпущенных природой матюков Куклин всадил в
Грохотало, отвел душу. Но все вынес Грохотало и рыбачить выучился. Он
перестал узнавать Куклина сразу, как только отделился от него.
мое слово - погорит это мякинное брюхо, ши-ибко погорит! В нашем деле все
свяшшыки друг с дружкой должны быть в спайке, держаться опчеством..."
скоро он занял место под знаменитой Каргой - Кабарожкой, что против лежащего
в траве валуна величиной с баню. В ту морочную осеннюю ночь, когда громадная
самоходка нашла носом утлую лодчонку браконьера, Грохотало вроде бы слышал
крик во тьме, но притаился, на выручку своего учителя не пошел. Подмяв
лодчонку и даже не почувствовав удара, самоходка величественно удалилась в
ночь. Куклина, как полагают рыбаки, зацепило мотором за плащ и утащило на
дно. Так его по сю пору и не нашли. Новый помощник Кузьмы Куклина на
обломанном носу лодки пригребся к берегу, и от реки его навсегда отворотило.
ума недостало завладеть фартовым местом, если идти от берега малым ходом,
находилась на трехсотом отсчете - как ни таился, ни шептал Куклин, Грохотало
тоже догадался считать и сразу нащупал добычливое место. Обзавелся Грохотало
"Вихрем", дюраль-кой - где, как раздобыл передовую технику, никому не
Белоусов Валерий
Самойлова Елена
Посняков Андрей
Прозоров Александр
Гюго Виктор
Быков Василий