черепом, обрамленным воздушной белой бахромкой волос, и величественными
взмахами длинных рук с худыми пальцами, выглядел весьма необычно,
напоминая старого пророка с гравюры Роулендсона. И это сходство придавало
его словам любопытную окраску - не то комическую, не то вдохновенную. В
данный момент я был настроен скорее на первую, и мне пришлось сдержать
улыбку. Но то, что он высказал, все-таки свершило неслышную работу у меня
в мозгу: когда наступил знаменательный день и произошли, по выражению
доктора, "важнейшие события", я вовсе не так сильно изумился - несомненно,
потому, что был отчасти готов к этому. А в ту минуту, повторяю, я увидел в
оптимизме доктора лишь упрямство старого ученого-сухаря, который не любит
оказываться неправым. Впрочем, я оказался не одинок: Дороти, слушая отца,
не давала себе труда сдерживаться и почти открыто смеялась. Она заметила
вслух, что он, по всей видимости, не боится противоречить самому себе:
ведь еще несколько недель назад он, наоборот, предсказывал, что интеллект
Сильвы развить невозможно, поскольку она для этого уже слишком взрослая.
было мое мнение. Да я и сейчас думал бы так же, не появись в последнее
время явных признаков того, что у Сильвы возникли некоторые зачатки
интеллекта. Я, видите ли, не учел тот факт, что ее мозг так же девственно
чист, как и мозг новорожденного младенца, с той единственной разницей, что
он имеет размеры мозга взрослого человека. Вот в этом-то и все дело, и это
поразительно интересно!
челюсть, и спросил, не позволят ли ему вздремнуть перед обратной дорогой:
вот, сказал он, прискорбное воздействие обильного ленча на его старый
желудок! Нэнни увела его в гостиную и уложила на софу, накрыв одеялами.
Потом она поднялась к Сильве: та давно уже в лихорадочном нетерпении
металась по комнате. Вероятно, снизу до нее доносились наши голоса, и она
проявляла свое беспокойство в беготне.
злобно:
онемел. Потом еле-еле выговорил:
вас, насколько мне известно, любовниц было предостаточно. Но, прошу вас,
не забывайте о своем положении в обществе, о своем происхождении. Это ведь
будет потрясающий скандал.
должно быть известно, что она пока не что иное, как лисица, и ничего
больше.
она изменится.
спросил я, ибо Дороти здорово разозлила меня.
руки, сильно сжала их; взгляд ее выражал нежность и беспокойство.
превосходит замысел профессора Хиггинса. Он всего лишь превратил
цветочницу в леди. Вы собираетесь превратить в женщину дикую лисицу. И вы
полюбите ее. Да вы уже ее любите.
порадоваться ее грубости: в том крайнем смятении чувств, нахлынувших на
меня, я и в самом деле готов был на любое признание. Но это "молчите!"
возымело обратное действие: вместо того чтобы предупредить мою
неосторожность, оно меня совершенно вывело из себя.
Один раз я упустил вас, неужели же я и сейчас позволю вам ускользнуть?
остановить меня, как беззвучно вздрагивают ее губы, не в силах произнести
ни слова: взволнованный и умиленный, я схватил ее за руку.
меня! Если только вы меня любите, Дороти, - добавил я, прижав ее пальцы к
губам.
сгибая и разгибая пальцы стиснутых рук.
глухо сказала она и, тяжело вздохнув, прошептала: - А теперь я уже
сломлена вконец. И никого спасти не смогу.
я вас? Да разве я могу еще любить? И смогу ли вообще когда-нибудь? - Она
все сильнее стискивала руки. - Мне казалось, что я любила этого человека,
- тихо, чуть хрипло проговорила она. - Я готова была жизнь за него отдать,
да в каком-то смысле я это и сделала: он внушал мне ужас, и все-таки я
пошла бы за ним на край света. Его смерть и утешила меня, и ужаснула, она
уподобила меня тем медузам, которые высыхают, выброшенные на берег -
вялые, ко всему безразличные. Их может подобрать кто угодно, вот и я целых
десять лет позволяла подбирать себя кому угодно, а сейчас почти и не помню
об этом.
была мертвая пустота. Дороти задумчиво взглянула на меня.
сказала она каким-то странным тоном.
повернуться ко мне.
Сильва слышит нас, - сможет ли она понять хоть одно слово из сказанного
здесь?
повторила за мной, как эхо:
даже в отдаленном будущем, - жениться на таком бездуховном существе, когда
вы тут, рядом со мной. Разве это не полная нелепица?
нерадостная то была улыбка.
опустив голову. - Мне нечего больше дать вам. Я теперь как высушенный
краб: один панцирь, а внутри пустота. - Она приподняла голову. - А в
пустом панцире новая жизнь уже не зародится. Сильва тоже пуста - пока
пуста. Но в ней однажды сможет что-то возникнуть. И вот это-то и вызывает
у меня страх - за вас.
мои руки, она сняла их со своих плеч.
А что нравится Пигмалионам? Как раз их собственный образ. Разве они могут
устоять перед ним? И вот в тот день, когда это случится, мне нечего будет
положить на другую чашу весов. Мое присутствие начнет обременять вас, как
слишком громоздкая мебель. Но если вы женитесь на этом создании, с вами,
Альберт, все будет кончено. Я не ревнивица и не святоша, повторяю вам. И
не мне, увы, поучать вас, ибо я не имею на это ни малейшего права. Но я
очень боюсь, что, когда Сильва обретет разум, вам уже недостаточно будет
одной плотской связи с ней.
вашей любовницей? Так будет по крайней мере честно; правда, я боюсь, что,
когда наступит решающий день, это ничему не помешает, только сделает меня
еще более несчастной.
был глубоко взволнован.
захотите меня.
19
себя к легкомысленной латинской расе - к французам, для которых любая
встречная девчонка - самая красивая в мире, к сицилийцам, способным
поклясться в вечной любви сразу трем женщинам в один и тот же день. Я был
абсолютно искренен с Дороти. Но когда она уехала и я остался наедине с