Чтение 23–й страницы книги ~Привидение в кроссовках~

- Паспорт нужен, на имя Дарьи Ивановны Васильевой.

- Кому? - недоумевала Вика. - Зачем? И потом, мама не может выдать тебе паспорт, знаешь, какое это непростое дело? Ксюша сморщилась:

- Я и не хотела Веру Кузьминичну подставлять. Сейчас менты за деньги на все способны. Думала, она подскажет, кому барашка в бумажке подсунуть!

- Но зачем? - продолжала удивляться Вика. Ксюша села рядом и, понизив голос, сообщила:

- Слушай.

Вика вся обратилась в слух. С каждой секундой ее рот все шире и шире открывался от удивления. Полгода тому назад свекровь Ксюши попросила невестку выставить на продажу в салоне старинный письменный стол. Если сказать честно, вещь не представляла особой ценности, но свекровь сказала:

- Душенька, это мебелишка Татьяны Борисовны Алтуфьевой.

Ксюша удивилась, ведь ее супруг Валерий носил ту же фамилию, и уточнила:

- Она ваша родственница? Свекровь кивнула:

- Татьяна Борисовна - мать моего покойного мужа Константина.

- Она вам свекровь?

- Да, - кивнула мать Валерия, - только после смерти Кости Татьяна Борисовна свела все наши отношения к нулю. Я пыталась посещать старушку... Но, знаешь, у пожилых людей свои причуды. Татьяна Борисовна дама обеспеченная, дом у нее набит антиквариатом, она его продает потихоньку и живет на эти средства. Материальная помощь ей не требуется. Татьяна Борисовна сама может кому угодно денег дать.

Но, к сожалению, с возрастом у интеллигентной дамы появились фобии. Алтуфьевой стало казаться, что из квартиры исчезают мелочи. Сначала недосчиталась пары фарфоровых фигурок, затем кое-какого столового серебра, а когда из шкатулки пропало колечко, она заявила жене своего покойного сына:

- Ты воровка!

- Господь с вами, - принялась отбиваться невестка, - мне и в голову такое не придет.

- Кроме тебя, некому, - стояла на своем старуха, - домработница ко мне тридцать лет ходит и ни в чем предосудительном до сих пор замечена не была. Подруги тоже все стародавние. Кроме тебя, некому.

Невестка даже не знала, как поступить, но, решив, что у Татьяны Борисовны просто от старости помутился рассудок, решила не обращать на глупые речи внимания.

Другая ее фобия, кстати, существовавшая всю жизнь, была даже трогательной. Татьяна Борисовна многократно рассказывала невестке и сыну про то, что в доме спрятан клад. Нечто безумно ценное, передаваемое в роду Алтуфьевых из поколения в поколение. Константин посмеивался над матерью, да и его жена хихикала, слыша старушечьи бредни.

Дня через два после неприятного разговора о воровстве невестка явилась к матери Кости и наткнулась на новый замок в двери. Татьяна Борисовна, не открывая дверь, сообщила:

- Ты меня обокрала, больше не ходи сюда!

Естественно, женщина обозлилась на свекровь и прекратила с бабкой всякое общение. Прошла пара лет, и вот сейчас свекровь позвонила и как ни в чем не бывало сказала:

- Душенька, хочу продать письменный стол. Ты работаешь в магазине, посодействуй, сделай милооть!

Вдова Кости и впрямь работала в магазине, только он не торговал антиквариатом, но отказать Татьяне Борисовне невестка не могла. Речь шла о самом простом, корыстном расчете. У нее имелся сын, Валерий, а у старухи Алтуфьевой никаких других родственников, кроме внука, не было.

После кончины Татьяны Борисовны оставалась хорошая квартира в центре, до потолка забитая антиквариатом. Теперь понятно, почему невестка Алтуфьевой обратилась к своей невестке Ксюше с просьбой пристроить стол.

Ксения выставила вещичку в салоне, назначив запредельную цену, но неожиданно в зал забрел один чудаковатый интеллигент, профессор, и купил столик. Короче говоря, все остались довольны. Ксюша угодила своей свекрови, а та - Татьяне Борисовне.

Потом Кюшша сломала ногу, началась чехарда с квартирами, развод... Несколько дней тому назад раздался звонок. Профессор, купивший в "Афине" письменный стол Алтуфьевой, Федор Валерьянович Зырянов, попросил:

- Ксюшенька, не могли бы заскочить ко мне домой на секундочку?

Жил Зырянов в двух шагах от салона, но Ксения все же поинтересовалась:

- Что-то случилось со столом? У вас претензии?

- И да и нет, - загадочно ответил старик. - Забегите, ангел мой, на секундочку.

Ксения пошла к Федору Валерьяновичу, тот провел ее в кабинет и объяснил суть дела. Письменный стол замечательный, в хорошей сохранности, но все равно требовалась реставрация. Зырянов отдал столик мастеру, и тут выяснилась удивительная деталь. Краснодеревщик обнаружил хитроумно спрятанный тайник. Ни Алтуфьева, ни, конечно, Ксюша и не предполагали, что под столешницей имеется крошечный ящичек. Там лежал пожелтевший конверт, и на нем была надпись: "Дарье Ивановне Васильевой лично в руки". Именно так, без адреса.

Федор Валерьянович отдал послание Ксюше.

- Естественно, деточка, я его не читал. Меня так воспитали, что чужие письма проглядывать неприлично. Только, думается, прежней владелице стола будет интересно изучить бумажку, все-таки, семейная история. Сделайте одолжение, передайте первой хозяйке стола.

Ксюша только вздохнула. Ну не рассказывать же было Федору Валерьяновичу о разводе, истории с квартирой и полном разрыве отношений со свекровью!

Шмелева сунула письмо в сумочку, да и забыла о нем благополучно до вечера. Часов в девять она полезла в сумку за мобильником, нашла послание и открыла конверт. В отличие от Федора Валерьяновича, человека старого, даже старомодного воспитания, Ксения не считала зазорным полюбопытствовать о чем речь. Цидулька была написана давным-давно, Дарья Ивановна Васильева скорей всего покойница... Ну публикуют же во всяких книгах письма А.С. Пушкина, Л.Н. Толстого, А.П. Чехова... Весь мир читает интимную переписку, и ничего! Пока в голове девушки вихрем пронеслась эта мысль, руки развернули тонкую бумагу.

"Здравствуй, свет мой ясный, Дарьюшка. Приключилась тут оказия, вот и передаю тебе с добрым человеком послание. Он хоть и красноармеец, но юноша благородного воспитания, так что не опасайся его, а поблагодари от души.

Ангел мой, Дарьюшка, уж и не знаю, придется ли свидеться. Может случиться так, что строки эти последние, которые выводит моя рука. Но господь милостив: пославши горести, он просто испытывает нашу веру. Ты, дружочек мой любезный, не ропщи, неси крест свой спокойно да молись за наших мучителей, чтобы Создатель вразумил их, потому как за гробовой доской ждет их наказание, а нас с тобой награда. С иконой Божьей матери не расставайся, она тебе будет защитницей.

Что же касаемо дел земных, то прошу тебя, радость моя, береги Татьяну. Помни, что она носит фамилию Алтуфьевых, и должна поэтому вырасти человеком благородным.

Помнишь ли о том, что лежит тайно? Умоляю, друг мой, сохрани это во что бы то ни стало. Несколько поколений Алтуфьевых передавало это из рук в руки, и мне невыносимо даже предположить, что оно окажется у тех, кто просто воспользуется этим, польстившись на его материальную цену. Очень прошу, Дарьюшка, сбереги это и передай Танюше. Род Алтуфьевых не должен угаснуть. Зная, что мои потомки получат семейные реликвии, я со спокойно душой явлюсь на суд к Господу, где смиренно стану ожидать своей участи. Земные страдания меня не пугают, и в остроге можно жить, что же касаемо еды и постели, то ты знаешь, что я всегда был неприхотлив. Кружка кипятка из твоих рук мне милее шоколада, поданного градоначальником. О тайнике не печалься. Сделан он надежно, обнаружить его, не зная секрета, невозможно. Тайну береги, а коли почувствуешь, что пришла пора явиться к трону Создателя, открой ее Танюше. За сим, мой друг, прощаюсь, многократно лобызая твое милое личико. Христос с тобой. Пусть оградит вас ангел-хранитель от бед и искушений.

Твой венчаный супруг Борис Алтуфьев.

Написано году в двадцатом четвертом, марта шестнадцатого числа, в Бутырской темнице, в четыре часа пополудни".

Прочитав написанные бледно-фиолетовыми чернилами строки, Ксюша заметалась по квартире. Вот оно что! Сокровище все же существует, причем оно настолько ценное, что Борис Алтуфьев чувствуя приближение смерти, сумел напомнить, жене о необходимости сохранить брильянты. Ксюша ни на секунду не сомневалась - это камни. Ладно, не алмазы, так рубины, изумруды, сапфиры... Что еще может быть столь дорогим?

Ночь Ксения провела без сна, ворочаясь на неудобном раскладном диване. Вот бы ей получить сокровище! О, как она тогда заживет! Купит квартиру, съедет от Нади Колпаковой, оденется, обуется, облетит весь мир... Воображение услужливо разворачивало картины одна другой краше. Вот Ксюша гуляет по Парижу, любуется картинами Лувра, затем Испания, галерея Прадо, Лондон, Вашингтон, Индия...

При мысли о посещении Дели Ксюша вскочила с неудобного ложа и забегала по комнате. Ну зачем старухе Алтуфьевой деньги? Ее жизнь прошла, а Ксюшина только начинается. К тому же при мысли о том, что богатство достанется ненавистному бывшему муженьку, внуку Татьяны Борисовны, у Ксюши просто свело от злобы скулы, и она придумала гениальный план. Вот поэтому ей понадобился паспорт на имя Дарьи Ивановны Васильевой.

- Да почему? - не утерпела я. Вика вздохнула:

- Помните, я говорила, что у старухи Алтуфьевой были всяческие фобии?

Я кивнула.

- Так вот, - продолжила Вика, - мать Татьяны Борисовны звали Дарья Ивановна, а в девичестве она носила фамилию Васильева. Из купцов была, не дворянка. Алтуфьева рано лишилась матери и ревностно оберегала память о ней. Доходило до смешного. Любая женщина с именем Дарья мигом превращалась для нее в друга. А уж если полная тезка, Дарья Ивановна Васильева, то Алтуфьева разом бы посчитала такую даму своей родственницей. Вот Ксюша и решила заявиться к бабке, показать ей паспорт на чужое имя, втереться в доверие да узнать чужую тайну.

Я вспомнила, какой ласковой стала Татьяна Борисовна, услыхав мое имя, как она поцеловала меня на прощание, как велела заходить в гости, и сразу поверила Вике.

- И вы достали ей паспорт? Девушка кивнула:

- Исключительно из дружеского расположения?

Виктория покраснела, но ничего не ответила. Впрочем, и так было понятно: небось Ксюша посулила за услугу кое-какие денежки.

- Когда вы принесли ей документ?

- За две недели до ее смерти, - пролепетала Вика, - она к бабуське сходила, письмо отнесла, вот ведь какой хороший повод для посещения нашелся. А когда отдавала бумажку, сказала, что ее зовут Даша Васильева. У них такая любовь началась. Только старушка никак "колоться" не желала, все вздыхала, приговаривая:

- Не сказала мне маменька ничего, но знаю, сокровище в доме.

Накануне гибели Ксения прибежала в салон крайне возбужденная и выпалила:

- Викуся! Я такое нашла!

- Брильянты! - заорала секретарша.

- Тише, - шикнула Ксюша, - с ума сошла, мы тут не одни! Нет, пока не алмазы. Но бабуська меня окончательно полюбила и показала нечто. Ну прикол! Сама она там сто лет не ходила, а я пробежалась и обнаружила еще один тайничок, в стене, а там бумажка с планом. Теперь все. Надо подумать, как изъять драгоценности.

- Подлей ей в чай снотворное, - посоветовала Вика, - бабуська задрыхнет, а ты пороешься где надо.

- Не так это просто, - протянула Ксюха, - все, к сожалению, далеко не просто. Борису Алтуфьеву принадлежал весь дом, целиком три этажа. А у Татьяны Борисовны осталась лишь квартира, правда, огромная, из трех комнат. Ее муж был авиаконструктором, таких людей коммунисты любили, поэтому Алтуфьева и имеет такую жилплощадь. Соображаешь, в чем проблема?

- Нет, - искренне сообщила Вика, - честно говоря, совершенно не понимаю!

- Клад находится на втором этаже, - ответила Ксюша, - а там сейчас расположен книжный магазин. Мне придется прийти к бабуське, дать той снотворное, а затем ночью спуститься в магазин.

- Как же ты это сделаешь и зачем поить бабку каплями? - удивилась Вика. - Или собираешься сквозь пол просочиться?

- Нет, - серьезно ответила Ксюха, - сквозь стену.

ГЛАВА 28

В магазин я явилась в полном недоумении. Что имела в виду Ксения, говоря о проникновении сквозь стену? Так и не придумав ничего путного, я поднялась в свой кабинет и решила временно выбросить из головы все мысли о драгоценностях. Тем более что голова принялась немилосердно болеть. Вспомнив, что внизу, в буфетной, имеется ящичек с лекарствами, я. пошла в комнатку и нашла там бледную Свету, капающую в стакан валокордин. Резкий запах лекарства висел в воздухе.

- Тебе плохо? - насторожилась я, глядя, как девушка, сморщившись, наливает в бесцветную жидкость воду. Света проглотила капли и пробормотала:

- О господи!

- Может, врача вызвать? - совсем испугалась я.

- У меня ничего не болит, - отмахнулась продавщица.

- Зачем тогда валокордин пьешь?

- Вся изнервничалась.

- Покупатели довели?

- Нет, - ответила Света и замолчала. Меня смутило ее поведение. Светочка, хоть и является старшим продавцом, начальником, так сказать, средней руки, на самом деле недалеко ушла от Маши. Ни по возрасту, ни по менталитету. Света говорит без умолку и о любой ситуации, возникшей в торговом зале, мигом докладывает либо Аллочке, либо мне. Причем, если мы обе на месте, Светик обязательно зайдет сначала в один кабинет, потом в другой. Заставить ее замолчать могут только чрезвычайные обстоятельства.

Вот Маня, например, лишается дара речи только тогда, когда термометр, засунутый ей под мышку, показывает сорок. Дочь укладывается в кровать и лежит тихо-тихо, а весь дом стоит от ужаса на ушах, потому что молчащая Маруся - это так же страшно, как показ балета "Лебединое озеро" по первому каналу в девятнадцать часов вечера.

Светочка из той же породы. Проходя по торговому залу, я всегда слышу ее звонкий голосок, перекрывающий ровный гул других звуков. Света ухитряется одновременно пересказывать содержание нового романа Марининой, объяснять дорогу в отдел научной литературы и отдавать распоряжения другим продавцам... И вот сейчас она молчит и пьет лекарство. Было отчего испугаться.

- Света, - сурово проговорила я, - как директор, требую немедленного рассказа! Что произошло?

- Вы не поверите.

- Говори.

- Смеяться начнете.

- Выкладывай.

Девушка тяжело вздохнула:

- Тут живет привидение. Я так и подскочила.

- Откуда знаешь? Ты его тоже видела? Света разинула рот:

- Что значит - тоже?

- Ну я встречала здесь по ночам фигуру, одетую в белое. Никому не рассказывала, честно говоря, предполагала, люди решат, будто я с ума сошла. А теперь выясняется, что оно и тебе показывалось.

- Нет, - покачала головой Света, - я его сегодня весь день только слышу. Воет и воет, прямо душу надорвало. Сначала у Шуры спросила, потом у Лили, но они ничегошеньки не замечают, а мне прямо тошно. Да еще Алла Сергеевна...

- Она тут при чем? Светочка горестно вздохнула:

- Я подошла к ней в обед, попросила: "Отпустите меня домой, плохо совсем, мигрень начинается".

Бедственно, Алла спросила:

- В чем дело?

Света рассказала о надрывающем душу вое, а заместительница директора отмахнулась:

- Не обращай внимания, тут в восьмидесятых годах, еще в старом магазине, повесилась в туалете на трубе одна из продавщиц. Вот с тех пор ее призрак здесь иногда и бродит!

- Глупости! - вспылила я.

- Ага, - обиженно протянула Света, - сами только что про фигуру в белом рассказывали. Значит, если вы видите нечто непонятное, то это призрак, а если я слышу вой, то все не правда?

- А ну пошли, послушаю вместе с тобой!

Мы пересекли торговый зал, совершенно пустой, потому что магазин завершил работу, дошли до стены, где стоял автомат, торгующий открытками, и Света спросила:

- Ну как?

Я прислушалась.

- Ничего.

- Ага, - кивнула Света, - погодите минутку, постойте тихонечко.

Я послушно замерла. В тишине раздавалось только непонятное поскрипывание, да с улицы доносился шум проезжавших мимо машин. Внезапно в мирные звуки вплелось нечто инородное. "А-а-а-а, - понесся тоненький, надрывный вой, - у-у-у-у"...

- Вот, - подняла вверх указательный палец Света, - вот. Пожалуйста! Я сначала думала, у кого-то из покупателей ребенок капризничает, и внимания не обратила, а потом сообразила, что звук из-за стены идет. Вот, сюда прислонитесь.

Я прижала ухо к указанному месту и услышала горестное:

- Ау, ау, ау...

- Жуть берет, - дернула плечом Света, - а вы тут ночевать останетесь.

Сказать, что мне не хотелось ложиться спать в кабинете, - это не сказать ничего. Но деваться было некуда. Остаток вечера я провела на диване, стараясь лишний раз не спускаться вниз. Правда, протяжный, ноющий звук был слышен только в торговом зале, возле автомата. В буфетной царила полная тишина. Но все равно мне было неуютно, и я постаралась свести пребывание на кухне к нулю. Мане и Леле я ничего не стала рассказывать про дикие звуки, незачем пугать девочек.

Часов в девять мне понадобилась книга для чтения, я спустилась в торговый зал, порылась в детективах и машинально прислушалась. За стеной царила тишина.

Вдруг мне в голову пришла очень простая, но радостная мысль: мы со Светой две дуры! Звук несся со двора, если я не ошибаюсь, там где-то стоят мусорные баки, а около них, как водится, кучкуются дворовые кошки, разыскивающие пропитание. А что приходит в голову сытому коту? Совершенно верно, он настраивается на игривый лад и начинает искать партнершу. Правда, сейчас не март, но какая, в конце концов, разница? Обрадовавшись, что недоразумение так легко объяснилось, я схватила томик Поляковой и пошла к себе. В девять Маня и Леля привели с прогулки собак.

- Кушать! - завопила дочь. - Вкусная, питательная смесь "Педигрипал", ветеринары всего мира рекомендуют, ваша собака светится здоровьем.

Послышался бодрый цокот когтей, это наша стаи торопилась к раздаче мисок.

Через пару минут Манюня влетела ко мне в кабинет:

- Мусик, где Хучик?

Я отложила книгу и, зевая, ответила:

- Бродит по магазину.

- Он не у тебя?

- Нет.

- Странно.

- Почему?

- Я думала, сидит тут за закрытой дверью и не может выйти, - пояснила Маруська. - Он не пришел ужинать.

Я села. Это серьезно. Хучик большой любитель поесть. Правда, готовый корм он уничтожает без всякого энтузиазма. К слову сказать, остальные наши собаки тоже недолюбливают сухие комья, которые производители расхваливают до тошноты. А уж кошки! Слышали когда-нибудь по телевизору бодрый голос, вещающий: "Ваша киска купила бы "Вискас", если бы она умела говорить..."

Не знаю, что делают рекламщики с несчастными животными, чтобы заставить тех, урча от удовольствия, вылизывать мисочки. Фифина и Клепа даже не приближаются к деликатесу, и я знаю, что сказали бы наши кошки... нет, совсем не то, на что надеются производители "Вискаса". Фифа и Клеопатра примутся материться как извозчики, отпихивая от себя блюдо с "лакомыми кусочками в желе".

- Ты, хозяйка, никак ума лишилась? - завопят они. - Где мясо?

Даже сейчас мне приходится покупать кискам сырую говядину. Собаки менее капризны. Дома им варят на мясном или курином бульоне вкусную кашу, а в магазине насыпают "Педигрипал". Сообразив, что других харчей не будет, свора стала нехотя лопать "сухари". Хучик же всегда прибегает первым. Стоит кому-нибудь загреметь мисками, как мопс тут же мигом приносится на звук в надежде получить вкусненькое. Вообще, у всех собак три радости: гуляние, еда и сон. Но у Хучика полная мисочка вызывает просто экстаз. Я еще никогда не встречала собачку, так любящую поесть. И вот сегодня он не явился к ужину.

Мы начали рыскать по магазину, крича на разные голоса:

- Хуч, Хучик, миленький, где ты? Но мопсик не показывался.

- Может, он вышмыгнул на улицу? - предположила Леля.

Я посмотрела в окно, на улице свирепствовала пурга.

- Маловероятно.

- Ой, - вскрикнула Леля, - небось утром выводили всех гулять, а Хуча позабыли во дворе!

- Он не захотел выходить, - сказали мы с Маней в один голос и посмотрели друг на друга.

- Его и на завтраке не было, - прошептала Маруська, - все прилетели, начали есть, а Хучика нет. Только я в школу торопилась, решила, что он сейчас подбежит, и ушла.

Я похолодела и стала рыться в памяти, восстанавливая события. Значит, так. Ночь он не спал на моем диване, утром не завтракал, днем Аллочка поискала мопсика, чтобы угостить его сыром, и не нашла, теперь он не явился к ужину. Похоже, Хуча вообще тут нет.

- Мусечка, - со слезами на глазах воскликнула Маня, - неужели я вчера забыла его во дворе! Ужас! Хучик погиб!

Я уставилась на девочку. И впрямь кошмар. Любое животное из нашей стаи, оказавшись на морозе, выживет. Черри и Жюли покрыты густой шерстью, Снап очень сообразителен и забежит в подъезд, Банди тоже попытается спрятаться в подвале, и они большие собаки, их побоятся обидеть и злые люди, и дворовые собратья... Только крохотный глуповатый Хучик сядет на толстую попку и станет, заливаясь плачем, ждать неминуемую кончину...

Следующие два часа мы бегали по окрестностям, вместе с нами носились и собаки, которым было ведено искать Хуча. Сначала мы орали, на разные голоса, подзывая мопса, потом охрипли... В конце концов в одиннадцать вернулись назад. Рыдающие девчонки пошли в кабинет Аллочки.

- Ну ладно, - я попыталась их утешить, - Хучик маленький, очень умильный песик. Небось попался на глаза сердобольным детям, и они взяли его к себе. Завтра расклеим объявления...

В полдвенадцатого Маня и Леля, выпив валокордин, заснули тяжелым сном. Я заглянула к ним в "спальню". Маруся горестно всхлипывала, а у Лели на лице осталось несчастное выражение.

Даже в объятиях Морфея девочки не могли забыть про Хуча.

Честно говоря, у меня из головы тоже не шел несчастный мопс. Слава богу, если кто действительно подобрал собачку и сейчас она спит в тепле, а вдруг нет? Отогнав видение крошечного тела, лежащего возле мусорных баков, я пошла в торговый зал. Бедный, бедный Хучик, он, наверное, ужасно страдал перед смертью, дрожал от леденящего холода, плакал, не понимая, отчего хозяева бросили его. Слезы брызнули из моих глаз. Стоя посреди зала возле стеллажей с детективами, я невольно вслух произнесла:

- Хучик, мой любимый Хучик!

- Гав, - раздалось от стены. Я подскочила на месте:

- Это кто?

- Гав.

- Снап, ты?

- Гав, гав, - подтвердил ротвейлер. Я подошла к нему. Снапик стоял сбоку от автомата с открытками и шумно дышал.

- Что там?