read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:

ЭТО ИНТЕРЕСНО

Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



находится великолепнейшее, еще незаконченное мраморное здание,
предназначаемое для колледжа Джерарда, - заложил его некий, ныне покойный,
джентльмен, носивший это имя, обладатель огромного состояния; если здание
будет достроено в соответствии с первоначальным замыслом, оно, пожалуй,
станет самым пышным сооружением нашего времени. Но вокруг завещания идет
юридическая распря, и, впредь до ее разрешения, строительство
приостановлено; таким образом, и это начинание, как и многие другие великие
начинания в Америке, не столько осуществляется сейчас, сколько должно
осуществляться в ближайшем будущем.
На окраине высится большая тюрьма - "Восточная каторжная". В ней
установлен порядок, характерный для штата Пенсильвания. Здесь введено в
систему суровое, строгое и гнетущее одиночное заключение. По тому, как оно
действует на людей, я считаю его жестоким и неправильным.
Я глубоко убежден, что в основе этой системы тюремной дисциплины лежат
добрые и гуманные намерения, желание исправлять людей, - но я уверен, что
те, кто ее разработал, равно как и те благожелательно настроенные
джентльмены, которые проводят ее в жизнь, не ведают что творят. Мне кажется,
лишь очень немногие способны в полной мере представить себе те пытки и
мучения, которые испытывают несчастные, обреченные долгие годы нести это
наказание; я сам могу лишь догадываться об этом, но, сопоставляя то, что я
прочел на их лицах, и то, о чем - я знаю - они умалчивают, я еще более
утвердился в своем мнении: тут такие страдания, всю глубину которых могут
измерить лишь сами страдальцы и на которые ни один человек не вправе
обрекать себе подобных. Я считаю это медленное, ежедневное давление на
тайные пружины мозга неизмеримо более ужасным, чем любая пытка, которой
можно подвергнуть тело; оставляемые им страшные следы и отметины нельзя
нащупать, и они так не бросаются в глаза, как рубцы на теле; наносимые им
раны не находятся на поверхности и исторгаемые им крики не слышны
человеческому уху, я тем более осуждаю этот метод наказания потому, что,
будучи тайным, оно не пробуждает в сердцах людей дремлющее чувство
человечности, которое заставило бы их вмешаться и положить конец этой
жестокости. Я как-то призадумался, спрашивая себя: будь на то моя власть,
разрешил ли бы я применение подобного метода даже в тех случаях, когда срок
заключения крайне короток. Но теперь я торжественно заявляю, что, имей я
любые награды или почести, я никогда не мог бы беззаботно расхаживать по
земле днем и ложиться спать ночью, сознавая, что какое-то человеческое
существо сколько бы то ни было времени должно томиться в безмолвии своей
одиночной камеры и что это происходит в какой-то, пусть самой ничтожной
мере, с моего ведома и согласия.
Я прибыл в тюрьму в сопровождении двух джентльменов - официальных
представителей ее начальства и провел там целый день, переходя из камеры в
камеру и разговаривая с их обитателями. В мое распоряжение было
предоставлено все, что только могла подсказать предельная любезность. От
меня ничего не скрывали и не прятали, и все просимые мною сведения были
сообщены мне прямо и откровенно. Образцовый порядок, царящий в здании, -
выше всяких похвал, а в превосходных намерениях всех тех, кто имеет
непосредственное отношение к проведению в жизнь этой системы, не приходится
сомневаться.
Между зданием тюрьмы и окружающей его стеной разбит большой сад. Сквозь
калитку в массивных воротах нас провели по дорожке к центральному корпусу, и
мы вошли в большую комнату, из которой лучами расходятся семь длинных
коридоров. По обе стороны каждого из них тянутся длинные-длинные ряды
низеньких дверок, ведущих в камеры, и на каждой стоит номер. Над ними -
галерея таких же камер, но только, в отличие от камер нижнего этажа, перед
этими нет узенького дворика, и сами они несколько меньше. Предполагается,
что обладание двумя камерами на верхнем этаже вознаграждает заключенного за
отсутствие той скудной порции воздуха и движения, которую в течение часа
ежедневного получают обитатели нижнего этажа на унылой полоске двора,
примыкающей к месту их заключения, - поэтому наверху каждому узнику
предоставляется не одна, а две смежные и сообщающиеся между собой камеры.
Когда стоишь посредине и смотришь вдоль этих мрачных коридоров, унылый
покой и тишина, парящие в них, приводят в ужас. Порою слышится монотонное
жужжание челнока какого-нибудь одинокого ткача или удары по колодке
одинокого сапожника, но толстые стены и тяжелые двери приглушают все звуки,
и потому полнейшая тишина кругом кажется еще более глубокой. На голову и
лицо каждого заключенного, как только он вступает в этот дом скорби,
набрасывают черный капюшон, и под этим темным покровом, символом завесы,
опустившейся между ним и живым миром, его ведут в камеру, откуда он ни разу
не выйдет до тех пор, пока полностью не истечет срок его заключения. Он
ничего не знает о жене и детях, о доме и друзьях, о жизни или смерти
какого-либо живого существа. К нему заходят лишь тюремщики, - кроме них, он
никогда не видит человеческого лица и не слышит человеческого голоса. Он
заживо погребен; его извлекут из могилы, когда годы медленно свершат свой
круг, а до той поры он мертв для всего, кроме мучительных тревог и жуткого
отчаяния.
Его имя, его преступление, срок его страданий - не известны даже
тюремщику, который приносит ему раз в день пищу. На двери его камеры имеется
номер, и такой же номер стоит в книге, один экземпляр которой хранится у
начальника тюрьмы, а другой у духовного наставника, - это ключ к его
истории. Кроме как на этих страницах вы не найдете в тюрьме никаких указаний
на его существование, и, проживи он в одной и той же камере хоть десять
томительных лет, ему так и не придется узнать, вплоть до последнего часа, в
какой части здания он находится, какие люди окружают его, и в долгие зимние
ночи напрасно он будет томиться догадками, есть ли поблизости живые
существа, или же он заперт в каком-нибудь заброшенном уголке большой тюрьмы
и от ближайшего собрата по мукам одиночества его отделяют стены, переходы и
железные двери.
У каждой камеры двойные двери: внешняя - из крепкого дуба, и еще другая
- железная решетка, в которой имеется окошко: через него заключенному подают
пищу. У него есть библия, грифельная доска и карандаш; при соблюдении
определенных условий ему дают и другие специально подобранные книги, а также
перо, чернила и бумагу. Его бритва, тарелка, кружка и тазик висят на стене
или поблескивают на маленькой полочке. Во все камеры проведена вода, и
заключенный может брать ее сколько угодно. На день его койка откидывается к
стене, и таким образом в камере становится просторней для работы. Тут стоит
его ткацкий станок, или верстак, или прялка, и тут он работает, спит, и
пробуждается, и отмечает смену времен года, и стареет.
Первый узник, которого я увидел, сидел у своего ткацкого станка и
работал. Он пробыл здесь шесть лет и должен был пробыть, кажется, еще три
года. Он был осужден за хранение краденого, но даже после стольких лет
заключения отрицал свою вину, утверждая, что с ним обошлись несправедливо.
Это была его вторая судимость.
Он прервал свою работу, когда мы вошли, и снял очки; на все наши
вопросы он отвечал свободно, но каждому ответу неизменно предшествовала
какая-то странная пауза, и говорил он задумчиво, тихим голосом. На голове у
него была бумажная шляпа собственного изготовления, и ему было приятно, что
ее заметили и сказали о ней несколько слов. Чрезвычайно хитроумно, из
какой-то совершенной чепухи он изготовил ходики, приспособив бутылку из-под
уксуса в качестве маятника. Увидев, что я заинтересовался этим изобретением,
он посмотрел на него с немалой гордостью и сказал, что собирается
усовершенствовать его: он надеется, что при помощи осколка стекла и
подвешенного к нему молотка они у него "скоро заиграют". Он сумел добыть
немного краски из пряжи, над которой работал, и нарисовал несколько жалких
фигурок на стене. Одну из них - фигуру женщины над дверью, он назвал "Дева
озера" *.
Он улыбался, пока я смотрел на эти затеи, при помощи которых он
старался скоротать время, но, взглянув затем на него, я увидел, что губы его
дрожат и можно было сосчитать удары его сердца. Не помню как, но в разговоре
было упомянуто, что у него есть жена. При этом слове он покачал головой и
отвернулся, закрыв лицо руками.
- Но теперь вы примирились с этим? - спросил один из джентльменов после
краткой паузы, за время которой заключенный сумел прийти в себя.
- Да, да, конечно! Теперь я примирился с этим, - ответил он со вздохом,
в котором прозвучала полная безнадежность.
- И думаете, что исправились?
- Да, надеюсь, что так... Да, да, конечно, надеюсь, что исправился.
- И время идет довольно быстро?
- Время, господа, очень тянется в этих четырех стенах.
Говоря это, он обвел камеру взглядом, - боже, с какой тоской! - и потом
вдруг уставился в одну точку, словно пытаясь что-то вспомнить. Мгновение
спустя он тяжело вздохнул, надел очки и снова принялся за работу.
В другой камере сидел немец, приговоренный за воровство к пяти годам
заключения, из которых два уже минули. При помощи красок, добытых указанным
выше способом, он довольно красиво разрисовал каждый дюйм стен и потолка. С
удивительной тщательностью он обработал свой клочок земли перед камерой, а
посредине сделал грядку, которая, кстати говоря, была похожа на могилу. Во
всем он проявлял совершенно необычайный вкус и изобретательность, и тем не
менее трудно было бы представить себе более жалкое, подавленное, убитое
горем существо. Никогда в жизни не видел я подобной картины горестного
отчаяния и упадка духа. Я глядел на него, и сердце мое обливалось кровью;
когда же по щекам его покатились слезы и, отведя в сторону одного из своих
посетителей и дрожащими руками вцепившись в полу его сюртука, он спросил,
ужели нет надежды на смягчение безжалостного приговора, - я почувствовал,
что не в состоянии вынести это зрелище. Никогда я не видел и не слышал о
какой-либо беде, которая потрясла бы меня больше, чем несчастье этого
человека.
В третьей камере находился высокий сильный негр гра6итель, занятый
привычным для него делом: он мастерил винты и тому подобные вещи. Срок его
заключения подходил к концу. Негр этот был не только очень ловким вором, но
славился к тому же храбростью и отвагой, а также большим числом судимостей.



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 [ 23 ] 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.