совершенно здоровым, несмотря на язвы на горле. Чаз разглядел язвы еще в
прошлый раз, когда человек валялся среди обломков дрезины. Язвы и сейчас
были на месте, но, похоже, они ничуть не досаждали незнакомцу. Бродяга
сложил ладони рупором и, глядя на дом, прокричал:
облаков. В следующую секунду человек отступил назад и скрылся за склоном
холма.
облаках стали блекнуть, багровое марево рассеялось, и на землю стремительно
начала опускаться темнота. Чаз вернулся к действительности.
светильник. Чаз осмотрел рухлядь, громоздившуюся на печи, но не обнаружил
ничего подходящего. Он вгляделся в быстро сгущающийся мрак и уловил тусклый
блеск в одном из углов комнаты. На обшарпанном столе среди нагромождения
каких-то непонятных предметов примостилась старинная масляная лампа. Она
напоминала нечто среднее между соусником и наспех сшитым неумехой-кустарем
старым шлепанцем с загнутым острым носом.
прибывшую из Средиземноморья. Чазу не раз доводилось видеть подобные штуки -
считалось, что они способны повысить эффективность медитаций. Встряхнув
лампу, он обнаружил, что она почти наполовину заправлена. В загнутый кончик
был вставлен фитиль из какого-то волокнистого пластика, а рядом на столе
лежала вполне современная пьезокристаллическая зажигалка. Через пару секунд
пламя осветило комнату.
маяком, приманкой. Над окном была свернута штора, по всей видимости и
предназначавшаяся для светомаскировки.
серый непрозрачный пластик.
методично разглядывая все, что попадалось на пути, он не переставал
удивляться, как много полезных и нужных вещей было собрано в этих четырех
стенах. Большую часть предметов приспособили для той или иной надобности -
вроде того молочного бидона. Вещи свидетельствовали об изобретательности и
искусности своего владельца. Однако вряд ли один человек был способен так
обустроить жилище, особенно если принять во внимание, что на зараженной
территории можно было протянуть не дольше четырех месяцев.
несколько аптечек с полным набором лекарств: от аспирина до ампул с общей
антивирусной вакциной; а в одном из углов комнаты он нашел даже ящик с
домашним пивом. Покончив с осмотром, Чаз решил взяться за более неотложную
задачу - растопить печь. Может, ему это только казалось, но температура
быстро падала.
Чаз занялся печкой, рядом с которой обнаружил бумагу, щепки и груду
поленьев. Щелкнув зажигалкой, он развел огонь, и довольно скоро - гораздо
быстрее, чем он ожидал, - в комнате стало тепло.
ночь, непроглядная тьма напомнила ему о том мраке, что окружал сознание
Эйлин. Чаз ощутил прилив глухого раздражения. Что толку от его умения
входить в контакт с Массой Причера, если он не в состоянии воспользоваться
им? Может, Масса смогла бы помочь Эйлин?
стену. Чаз опустил штору и взглянул на Эйлин. В голове, обгоняя друг друга,
мелькали самые невероятные предположения. Быть может, с помощью Массы
удастся телепортировать Эйлин туда, где она была еще здоровой, - или в то
время, когда она еще находилась под защитой куполов и шлюзов стерильной
зоны? А может, Масса способна изменить обстоятельства и избавить Эйлин от
проклятой гнили?
попытаться очистить легкие Эйлин от спор гнили? Если Масса Причера способна
телепортировать физические объекты - как, например, самого Чаза - на
Землю.., и тут его энтузиазм иссяк. Если хорошенько подумать, то и этот
вариант полностью отпадает.
Чаз попытался вспомнить ощущения, вызванные контактом с
виртуально-психологической конструкцией, представить ее такой, какой она
виделась ему с платформы.
Эйлин, заслоняла теперь Массу Причера. Чаз безуспешно пытался прорваться
сквозь глухой барьер. Стена, воздвигнутая Эйлин, все еще защищала девушку и
окружающее пространство от возможного влияния Массы.
однако ни сон, ни болезнь не ослабили бессознательную силу ее
паранормального дара. Пока она не очнется и не узнает Чаза, нет никакой
надежды объяснить ей, что все изменилось.
Он зачерпнул воды и, придерживая голову, помог ей напиться.
голову Эйлин на подушку, но голова тут же скатилась набок, словно ей что-то
мешало. Чаз принялся взбивать подушку и неожиданно наткнулся на что-то
твердое.
Между обложкой и страницами находилось несколько сложенных листов большего
формата, чем, сама записная книжка.
Устроившись поудобнее, он раскрыл книжку и развернул листки. Первый из них
был озаглавлен:
ПОСЛЕДНЯЯ ВОЛЯ И ЗАВЕЩАНИЕ ХАРВИ ОЛКИНА
что умираю от гнили, завещаю это жилище со всем его содержимым тому, кто
после моей смерти обнаружит его - точно так же, как я наследовал все это от
человека, жившего здесь до меня. Единственная моя просьба к тому, кто займет
мое место, похоронить меня во дворе, как я похоронил своего предшественника,
а он - своего, и так далее. Думаю, что прошу не так уж много. Взамен мой
наследник получит возможность умереть в комфорте, чего здесь, снаружи, нет
ни у кого. Исполняя волю моих предшественников, я прошу, пока хватит сил,
заботиться об имуществе и предать земле того, кто жил здесь до него - на
этот раз меня.
продолжать вести, как вели его мы. И если мой наследник сделает все, как
полагается, то когда наступит его час, явится следующий человек, который
похоронит и его. Возможно, тот, кто читает эти строки, не желает даже думать
о смерти, но поверьте - когда гниль поселится в легких, единственное
облегчение станет приносить мысль о том, что тебя по всем правилам предадут
земле - как и положено человеку в конце пути. Другие листы содержат
необходимую информацию, как вести дела и держать бродяг и мародеров на
расстоянии. Все остальное записано в дневнике. Вот и все, на что у меня
хватило сил.
неразборчивыми, а подпись походила на каракули. Чаз не смог бы ее разобрать,
если бы Харви Олкин не написал свое имя в самом начале.
списки того, что имелось в доме. Очевидно, каждый новый владелец дома
обустраивал жилище, стараясь сделать его как можно комфортнее. Чаз отложил
листки в сторону и принялся за дневник. Его начал тот, кто первым устроил
себе здесь убежище. Это был племянник хозяина, владевшего домом еще до
появления гнили. Он преднамеренно выбрал это место, когда его изгнали из
стерильной зоны за какое-то преступление, о котором он не удосужился
упомянуть.
Закончив читать, он долго сидел при мерцающем свете лампы, которую уже
несколько раз пришлось заправлять. У него появилось странное чувство, будто
эти четверо, жившие в этом доме, стали вдруг самыми близкими людьми - не
считая, конечно, Эйлин. Было в их жизни нечто такое, что отвечало его
собственному мировоззрению. То, как они провели последние дни в ожидании
смерти, вызывало уважение. Чаз не желал примириться с тем, что человечество,
закупорив себя в тесные, стерильные анклавы, пассивно ждет неминуемого
конца. Он не мог понять, почему люди смирились и покорно дожидаются смерти.
Его жизненный инстинкт бунтовал против подобной участи. Именно этот инстинкт
гнал его на Массу Причера, не позволяя впадать в пессимизм и уныние. Если бы
он мог найти хоть какие-то признаки бунтарства, неприятия идеи скорой и
неизбежной смерти! Однако нашлись же эти четверо, не пожелавшие сидеть сложа
руки в ожидании смерти.
Шилова Юлия
Каргалов Вадим
Акунин Борис
Русанов Владислав
Шилова Юлия
Шилова Юлия