Василий Николаевич, запихивая глубоко в карман кисет, и вдруг повернулся к
женщине. -- Снимайте котомку, показывайте, что в ней, -- сказал он
приглушенным голосом.
перевела вопросительный взгляд на мужа. Тот что-то сказал ей по-эвенкийски,
и она, развязав на груди ремешок, сбросила ношу.
Гаврюшка вдруг забеспокоился, тоже развязал свою котомку, показывая, как на
базаре, содержимое. Но Василий Николаевич сделал вид, будто не замечает его.
прозвучал ровно.
свою трубку жене, а по лицу его тучей расплывается обида: видно, не
понравилось, что мы не разгрузили его котомку.
перед нами появляются из ольховой чащи два оленя-быка.
звук. Животные поворачиваются к нам... два-три прыжка в сторону -- и они
стремглав скачут по низкорослому ернику.
руку.
легкость в их пугливых прыжках! Как осторожно они несут на могучих шеях
болезненно пухлые рога! Но любуемся недолго. Вот они выскакивают наверх, на
секунду задерживаются, повернувшись к нам, и исчезают. За ними бросаются
собаки, но -- куда там...
Впереди темно-зеленые стланики обрываются под выступами скал. Дальше голые
курумы, потоками сбегающие навстречу растительности. Мы собираем сушник,
укладываем его поверх котомок и берем последний подъем.
Одежда мокнет от дождя. Кажется, уже близка и вершина. Но увы!.. За первым
изломом ее не видно. Терпеливо поднимаемся выше, но и тут нас поджидает
разочарование: главная вершина гольца, где стоит пункт, еще далеко, за
глубокой седловиной. Мы видим на ней пирамиду, две палатки и струйку дыма.
Это подбадривает нас.
как там, на краю скалы, появились три человека и, заметив нас, машут руками.
Затем двое из них спускаются навстречу.
Клянитесь, что угостите оладьями, иначе повернем обратно-о!
по выступам скалы.
уже с неделю работают наши астрономы Новопольцев и Нина Бизяева. С ними
рабочий Степа -- шустрый и разговорчивый парень. Пока он поднимался рядом,
неся мою котомку, успел рассказать всю свою несложную биографию и даже
личные секреты. Астрономам, видимо, уже надоело слушать его бесконечные
повторы, и он обрадовался гостям, обрушился на нас. Еще не вышли на вершину,
а мы уже знали, что у него от брусники бывает расстройство желудка, что он
страстный рыбак, но забыл взять с собой крючки, что в прошлом году ему
доктора вырезали слепую кишку...
астрономическим столбом растянут на длинных оттяжках брезент, под ним
инструменты, дрова и всякая походная мелочь. И здесь консервные банки,
бумага. Посуда намеренно выставлена на дождь: воду, как и дрова, жители
гольца приносят из лощины, далеко, поэтому здесь каждая капля для них --
драгоценность. На веревке между палатками висят штаны и рубашки, тоже
выброшенные на дождь с надеждой, что он их простирает.
гимнастерки, а в глазах озорство,
ветер, точно старый лес, когда по его вершинам проносится буря. Здесь, в
поднебесье, на суровых вершинах, среди скал и безжизненных курумов, особенно
неприятно ненастье. Все кругом цепенеет в непробудном молчании. Сырость
сковывает ваши мысли, давит на сознание, и кажется, даже камни пропитываются
ею.
ни отрогов, все бесследно утонуло в сером неприглядном тумане. Кажется, с
нами на всей земле только палатки, пирамиды и затухший костер. Да где-то
внизу мокнут под дождем Гаврюшка с женою. Его даже непогода не смогла
заставить поторопиться. В палатке сумрак. Пока рассаживались, Нина зажгла
свечу и, не в силах сдержать волнения, вскрыла конверт. На пухлых губах
дрожит улыбка, а по щекам бегут обильные слезы, падая на письмо и
расплываясь по нему чернильными пятнами.
Надо бы спирту выговорить за такое письмо.
и больная, долго не было вестей, вот и изболелась душа. Что же это я
расселась, -- вдруг спохватилась Нина. -- Значит -- оладьи?
ноги из палатки и вылезает на дождь. Пока он рубит под навесом дрова,
разжигает железную печку, с которой астрономы не расстаются и летом, Нина
занимается тестом. Хотя она работает проворно, но руки не всегда делают что
нужно. Вероятно, мысли о доме уносят ее с вершины гольца далеко-далеко, к
родному очагу, к старушке матери.
возмущается она, отрываясь от дум.
иголках, все не по его делается: и мало Нина завела теста, и очень круто.
Долго крепится, но не выдерживает:
и он решительным жестом отбирает у нее кастрюлю.
уже работал сковородой возле раскаленной печки, складывая горкой пахучие
оладьи. А хозяева удивленно следили, как в его умелых руках спорилось дело.
остаются где-то в непроницаемом мраке ночи...
прикрывается телогрейкой и на этом заканчивает свой большой трудовой день. Я
тоже забрался в постель. Новопольцев и Нина сидят рядышком у свечи. Они
привыкли ночью бодрствовать. Она перебирает бруснику, собранную днем в
лощине, вероятно для варенья, а он делает из бересты туесок. По их загорелым
лицам скользят дрожащие блики огня. В их спокойном молчании, в ленивых
движениях рук и глаз уже что-то сроднившееся. И я, засыпая, думаю: "Быть
осенью и второй свадьбе..."
да затяжной дождь продолжает барабанить по палатке. Дыхание Охотского моря
несет с собою на материк ненастье.
А звезд можно прождать неделю.
ближние горы.
разве усидишь в палатке?! Я надеваю плащ и выползаю наружу.
чувствую жало их холодного прикосновения. Все вокруг оцепенело, замерло.
Неужели так страшны эти невесомые пушинки? Взгляните на них через лупу:
какой симметричный узор, какая нежная конструкция из тончайших линий, как
все в них совершенно!
не тают на охлажденной земле, они копятся, сглаживая шероховатую
поверхность. Под их покровом исчезают щели, бугры, россыпи, зелень. На
глазах неузнаваемо перекраивается пейзаж.
одинокую вершину гольца и все вокруг.
от наседающей непогоды.