Чтение 23–й страницы книги ~Девять десятых судьбы~

Она протянула бумагу обратно.

- Ничего не понимаю.

Солдат, нахмурившись, взял было бумагу, вдруг захохотал так, что на
кухонной полке задребезжала посуда, и объяснил:

- Да нет! у него наверно бумаги не было. На другой стороне писал.

На другой стороне было написано от руки:

"Вот видите ли, Галя"...

Маленькая женщина не стала читать дальше.

- Это сестре, - объяснила она и вышла.

Солдат, оставшись один, надел шинель в рукава, аккуратно затянул по-
яс.

На оборотной стороне военного приказа было набросано карандашом нес-
колько строк; бумага измялась, кое-где карандаш стерся:

"Вот видите ли, Галя, я бы очень хотел, чтобы те письма, которые я
писал вам и которые вы не получили, были бы все-таки прочтены вами. Они
в Томске, у моего товарища, преподавателя Томского Университета Крачма-
рева. Он вышлет, если вы напишите ему на адрес Университета.

Вот и все. За последние дни я приучился курить, а здесь мне очень
трудно достать что-нибудь; у дверей комнаты, в которой я сижу, стоят два
казака, очень милые люди, которые, к сожалению, ничего не понимают в по-
литике. Впрочем о политике мне нельзя писать, - мы что-то с вами не сош-
лись в этом деле".

Дальше шло несколько неразборчивых строк.

Галина достала с этажерки папиросы, дрожащий огонек спички долго ты-
кался туда и сюда и никак не мог выполнить свою простую задачу.

...- "Мне всегда казалось, что я окончу жизнь таким образом, но
все-таки я предпочел бы получить мой свинцовый паек два года назад; тог-
да расстреливали целым отделением, и из двенадцати пуль по меньшей мере
три попадали в сердце. Теперь сумятица, неразбериха, и все это будет го-
раздо проще. Ну, прощайте, дорогой друг мой.

Ваш Шахов.

P. S. Революция только начинается, я больше не увижу вас, не хочется
умирать, тоска! Глупо попался".

Папироса давно была зажжена и ее, без сомнения, постигла бы участь
всех ее товарок, но на этот раз в ее судьбе приняли горячее участие гу-
бы: губы никак не могли крепко взяться за мундштук.

- Кто это принес?

- Какой-то солдат. Он, кажется, ждет ответа...

Солдат на цыпочках прошел в комнату Галины, вежливо качнул головой и
остановился, крепко прижимая к груди фуражку.

Галина попросила его сесть, он взялся рукой за спинку стула, но ос-
тался стоять.

- Вам сам Константин Сергеевич передал эту записку?

- Такого не знаю, - немного покраснев, отвечал солдат.

- Так кто же вам ее передал?

- Эту записку ктой-то... Ее что ли в штаб прислали. Меня товарищ Кри-
венко послал.

- А где он находится?

- Товарищ Кривенко стоит в Пулкове.

- Да нет, не Кривенко, а этот, от кого записка?

- Неизвестно, - немного извиняясь, сказал солдат, вытирая о шинель
вспотевшие руки, - мы находимся в деревне Паюла, около Красного Села, а
где он находится, ничего не могу сказать. Не знаю.

Папироса, крепко схваченная зубами, была выкурена до половины; хруп-
кий пепельный столбик подсыхал, шатался, но не падал.

- Так Кривенку в Пулкове искать?

- В Пулкове. Там и штаб. Там можно, конечно, узнать, только...

Он почесал голову.

- Туда всеки ехать опасно. Не то, что бои, а... а всеки путают там,
то да се. Вам всеки туда ехать не годится.

Он неожиданно сунул Галине руку, надел фуражку и вышел.

Недокуренная папироса с разорванным мундштуком была брошена на пол.
Минут десять Галина ходила туда и назад по комнате, потом позвала сест-
ру.

- Маруся, я сейчас же еду.

Маленькая женщина в черном подняла на нее глаза.

- Куда?

- В Пулково, на фронт! Может-быть, что-нибудь еще удастся сделать.

---------------

Покамест сестра накладывала на заживающую рану свежую повязку, она
мысленно составила себе план действий: сперва в Смольный, чтобы получить
пропуск на фронт; должно быть, туда без пропуска нельзя проехать; потом
в Пулково, в штаб, чтобы узнать, где находится Кривенко, оттуда на
фронт, а там...

Она проговорила вслух.

- Не может же быть, чтобы уже...

- Что уже?

- Нет, ничего. Ты кончила? Вот что еще нужно сделать.

Она вытащила все папиросы и табак, который у нее был, и попросила
сестру крепко увязать все это в газетную бумагу.

Та, молча, не спрашивая ни о чем, исполнила ее просьбу.

- Кажется все?

Она еще раз пересчитала все, что хотела взять с собою.

- Деньги, документы... Ах, да. Не забыть бы...

Она выдвинула ящик стола и достала маленький браунинг.

Обойма его была пуста; здоровой рукой она принялась вщелкивать в нее
патроны, вынимая их из маленькой кубической коробочки.

- Теперь кажется все?

У потускневшего зеркала она надела свою черную меховую шапочку, прос-
тилась с сестрой, которая и не пыталась ее остановить, а только, не от-
рываясь, смотрела на нее сухими глазами, и пошла к двери.

Как раз в это время позвонили.

На пороге стоял маленький человек в длинной кавалерийской шинели. Он
поднес руку к козырьку.

- Извините... Не могу ли я увидеть Бартошевскую, Галину Николаевну?

- Да, это я.

- Ах, это вы и есть!

Военный вошел в прихожую и еще раз щеголевато поклонился.

От него пахло вином; он помахивал тросточкой и заметно пошатывался.

- Позвольте представиться, - Главецкий. Вы, кажется, собрались ухо-
дить? - тотчас же продолжал он, - тогда...

- Пожалуйста, зайдите.

Главецкий протиснулся в двери, снял фуражку и, стараясь держаться
прямо, прошел вслед за Галиной.

- Я, может-быть, поступаю в данном случае нахально, - сказал он, вне-
запно оборотившись к Галине и начиная гримасничать, - нахально! Но с
благородным намерением!

Он сел и зажал между колен свою тросточку.

- Видите ли, в чем дело! Я имел, так сказать, удовольствие вас нес-
колько раз встретить, и мне запала в голову одна в высшей степени ориги-
нальная мысль.

Он заметил, что Галина усмехнулась, немного отвернувшись в сторону,
понял, что она смеется над ним, но не только не обиделся, а как-будто
даже обрадовался этому.

- Оригинальнейшая мысль, - повторил он с удовольствием. - Мысль эта
заключается в том, что у каждого человека есть своя судьба, так сказать,
своя автобиография, написанная в то же время за этого человека и, мо-
жет-быть, даже до его рождения. Книга судеб! Это и есть так называемое
"куррикулюм вите".

Галина сухо остановила его.

- Извините... Я тороплюсь. Может-быть, вы ускорите...

- "Куррикулюм вите", - повторил он, не обращая ни малейшего внимания
на то, что сказала ему Галина. - Так вот есть такие люди, у которых эта
самая судьба выходит на все сто процентов. Я сам встречал в начале войны
некоего поручика Сапонько, - вот у этого человека, например, были все
сто процентов, так сказать, все десять десятых. Наоборот, у той личнос-
ти, о которой я хотел бы с вами поговорить и даже предупредить вас кое о
чем, имеется на этот счет некоторый изъян, так сказать, только девять
десятых! Одна же десятая и, может-быть, самая счастливая утеряна без-
возвратно!

- Прошу вас прямо сказать, что вам угодно и о ком вы хотите говорить.

- Ради бога, прошу вас, извиняюсь, - вдруг пробормотал Главецкий,
как-будто только теперь догадываясь, что его, быть-может, и слушать не
хотят, - извиняюсь, я вас, кажется, задерживаю. Видите ли, я просто хо-
тел спросить у вас, знаком ли вам некий Шахов, Константин Сергеевич Ша-
хов?

- Да, знаком.

Галина слегка пригнулась к нему, он это тотчас же заметил.

- А биография его вам известна?

- Да... То-есть, я не могу поручиться за то, что мне известен каждый
день его жизни... А в чем дело?

- Ну, зачем же каждый день? Тут дело, как я вам только-что объяснил,
не в днях... А вы знаете, где он служил в бытность свою на фронте?