залило до половины, и все письма жены плавали в нем, только одно письмо,
последнее, лежало на койке -- он его получил в Аяне и даже не прочитал
толком из-за этой гулянки...
молчание. Мне скоро рожать, в октябре. Я так волнуюсь, а ты молчишь. Надо
заготовить уголь, дрова, картошку, а не на что. То, что ты выслал матери,
она пропила, а твои вещи она тайком продает на водку. Сереженька, родной
мой, у меня только за август уплачено за комнату, у нас нет ни матраца, ни
кровати, а ты матери высылаешь на пропой. А малыш так шевелится, прямо покоя
не дает. Пиши, любимый, откровенно обо всем. Может, ты раздумал жить со
мной? Напиши, тогда я буду искать другой выход. Это даже подло, Сережа".
сказал во сне Виктор Кадде.
подушку.
перед самым уходом, снял комнату, пожил несколько дней и ушел в море... И
про что он ей будет писать? Он ведь ничего о ней не знает -- приходил ночью,
уходил утром... Зря он отбил ее у Славки: тот был парень хозяйственный, ни в
чем бы она не нуждалась при нем, а сейчас лежи и думай, и черт знает, что из
этого получится... "Ладно, -- решил он, -- сообщу радиограммой, чтоб ей
зарплату перевели"...
когда-то..."
Первый отчим пропал без вести в сорок втором, хороший был человек. Он
вернулся после войны -- без ноги, на костылях, попросил у матери разрешения
пожить, пока устроится в инвалидную артель. Не разрешила... Сергей вступился
за отчима, она избила его, заперла в чулане на двое суток. Сердце у него
тогда и ожесточилось. Бросил он школу, связался со шпаной -- выполнял всякие
мелкие поручения. Смешно сказать, у него в то время одна мечта была --
поскорей попасть в тюрьму: со злости на мать, из любопытства. А еще неудобно
было: то одного дружка заберут, то второго, а он на свободе -- выгораживали
они его. В восемнадцать лет женился на соседской девчонке, Алке. Любили они
друг друга, но часто ссорились; она ушла от него. Он поступил в мореходку,
но там недолго пробыл -- не поладил с комроты. Мать уже работала буфетчицей
на китобойце "Муссон", жила с механиком Толей Даниловым, тот взял к себе
Сергея учеником. Работал на дизелях "Барнаул" -- четыреста лошадиных сил.
Потом уехал в Норильск, в совхоз "Потапово" -- работал каюром на тралевке
леса, возил на собаках бревна для трассы. Дальше -- украинские шахты: крепил
стойки, лавы разрабатывал... Был проходчиком на дороге Абакан -- Тайшет,
слесарем на Красноярском заводе комбайнов, рабочим сцены в Хабаровском
театре...
десантных войсках, был командир отделения. Случилось так, что на учебных
прыжках к нему в строп залетел Витька, Алкин двоюродный брат, -- они вместе
проходили срочную. Словно судьба к нему в строп залетела! Они тогда
приземлились на запасном парашюте... После этого им дали внеочередной
отпуск. Витька уговорил его ехать домой. Там Сергею все сразу простили.
После службы стали они жить с Алкой отдельно, сняли квартиру. Первым делом
хотелось заработать на свое жилье. А в море не хотелось уходить --
привязался к Алке, не оторвать. Что он не делал тогда! Откочегарил на
заводе, умылся и бежит в порт: какая у вас есть денежная работенка? Карнизы
красил, ассенизационные бочки возил -- добывал деньги на кооперативную
квартиру. Добыл, а тут мать к ним жить перешла, ее из своего дома выселили.
Но это еще ничего. Она его Алку свела с пути, и он раз жену с морячком
накрыл -- симпатичный парень и много ставил из себя, и Жаба, приятель
Сергея, пырнул тогда морячка ножом... Жаба сбежал, а его судили. Он всю вину
взял на себя. Адвокат, молодая совсем девушка, прямо со слезами на глазах
упрашивала, чтоб он сознался во всем. Но он уже не верил никому и молчал, и
суд приговорил его тогда к высшей мере... И когда его везли ночью по
пустынному городу: три милиционера с обнаженным оружием сидели в машине, и
он думал, что его везут расстреливать, и разговаривал с ними, и шутил, а что
он тогда пережил в машине -- прямо страшно подумать... Дело неожиданно
пересмотрели -- Жаба пришел с повинной и все рассказал. Сергею дали пять
лет. Алка ему письма писала, он с ней совсем помирился, жизнь ему новая
открылась. И вот, когда он из тюрьмы вышел, Алки уже не было -- она под
машину попала, прямо на улице, бывает же такое...
2
сумерках, и они сразу увидели тюленей. В бинокль было хорошо видно, как
тюлени подплывают к острову и, отряхиваясь, укладываются на широком галечном
плесе -- один к одному, головами к воде. Их насчитали уже с полтысячи штук,
а тюлени все ложились, и конца им не было...
кают-компании возобновилась игра в карты, остальные точили ножи и подгоняли
одежду, а повар из каких-то своих тайных припасов сообразил картошку в
мундирах, и они смогли подкрепиться перед работой.
лезвие по слюням на бруске, а Виктор Кадде молился. Он стоял в углу,
казавшийся еще ниже в просторной, не по росту одежде, и прижимал к губам
маленький серебряный крестик... Сергей хорошо знал этого матроса, и ему было
нетрудно догадаться, о чем просил бога Виктор Кадде: он хотел, чтоб жена
побыстрее поправилась, выписалась из больницы и успела убрать огород; чтобы
дочь выдержала экзамены в кулинарную школу; чтоб промысел оказался удачным и
хватило денег до весны, пока судно будет стоять в ремонте; чтоб живым и
здоровым вернуться из этого рейса...
уже отваливал от борта, и Виктор Кадде, проявив удивительную для его
возраста ловкость, успел прыгнуть в него. Сергей вскочил в свой бот, а
последним прыгнул буфетчик. Он был в спасательном поясе, и это так
рассмешило моряков -- ни на ком из них спасательного пояса не было, -- что
они даже не поинтересовались, добыл ли он разрешение у капитана идти с ними
(буфетчик считался на судне матросом второго класса, а на ботах ходили
матросы и мотористы первого класса), и даже вахтенный помощник, который
стоял на лебедке и смеялся вместе со всеми, тоже посмотрел сквозь пальцы на
такое нарушение устава: на камбузе все равно делать нечего, да и пускай
сходит, если ему так хочется.
освещена -- радист работал на передатчике, и в глухой темноте, наступившей
после яркого света, потерялось судно и остров, а радист казался жителем
другой планеты.
и он видел передний бот, как он падал между гребней волн и исчезал из виду,
только торчали кончики дубин, которые ребята держали в руках, а потом бот
взлетал вверх, и он видел лица ребят, освещаемые вспышками папирос, а
рулевой, зажав румпальник между колен, откачивал воду ручным насосом.
непогоды, и явственно проступила звездная карта: и крупные звезды, и мелкие,
и такие, которые не увидишь с первого взгляда. Кауфман любил смотреть на
звезды и по давней привычке мысленно прокладывал среди них фарватер,
оставляя по левую или правую руку то одну, то другую звезду. А впереди --
примерно в трех милях -- чернел остров Малый Шантар с белой прибойной
полосой у берега.
светящийся от планктона след, было хорошо стоять на ветру, и Сергею Кауфману
думалось о разных пустяках. Когда начиналась работа, Сергей успокаивался. Не
то чтобы ему нравилась эта работа, но ценил он в ней эту бездумную жадность,
с которой она хватает тебя за горло и уже ничего не остается для мыслей о
своей неустроенной жизни: работа -- сон -- работа, и дни летят, и несутся
месяцы, и внезапно налетает берег. А на берегу бывают разные разности,
которые ты никогда не решишь за эти два-три месяца, и тут снова налетает
море, еще внезапнее берега, а у тебя еще все только начинается: с девушкой
только познакомился, и деньги еще есть, и даже на лыжах не стоял, и даже в
кино не был... Это было чувство неудовлетворенного желания, но Сергей глушил
его в себе быстро, потому что ничего не любил доводить до конца, -- знал,
чем все это кончается. Он и землю любил за эту недоведенность, когда все
неопределенно и зыбко, словно в тусклые воровские сумерки, и ни в грош не
ставил все ее заботы, и еще он знал, что снова вернется к земле, -- дикая
сила бродила в руках, ногах, голове, море не могло сломить его, в море он не
должен был погибнуть...
доносился храп спящего зверя. Они обошли остров с подветренной стороны и
стали медленно подходить к берегу. Несмотря на то, что был отлив, вода
стояла высоко, как это бывает в пору полной луны. Прибой разбивался на
камнях, окатывая бот брызгами и пеной, и в темноте они долго искали узкость
между осохших камней, чтобы пристать. Бот ударялся широким, обшитым железной
рубашкой носом о камни, а люди прыгали на берег один за другим, исчезая в
пене, оскальзываясь на мокрых, оклеенных водорослями валунах, а выше линии
прибоя камни были сухие, рубчатые резиновые подошвы сапог прямо липли к ним.
Они довольно быстро продвигались в темноте и минут через сорок добрались до
гребня, а лежка тюленя была за гребнем, и от храпа зверя глохло в ушах.
Одолев гребень, они увидели тюленей, которые лежали на галечном пляже.
Прибой бил передним тюленям в морды, они отползали вверх, они не слышали
людей из-за шума прибоя. Но тут кто-то из ребят сделал неосторожное
движение, а возможно, вожак учуял запах человека. Он закричал, а вслед за
Флинт Эрик
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Сапковский Анджей
Корнев Павел
Афанасьев Роман